Николай Шундик - На Севере дальнем
Последним пришел Эттай. Тесемка на левом торбазе его болталась. Мальчик чуть-чуть прихрамывал и тер шишку на лбу.
«Опять не так, как у всех, получилось, опять смеяться надо мной будут! — досадовал он. — Ну ничего, пусть смеются. Не виноват же я, что тесемки развязались...»
Заметив на себе насмешливые взгляды, Эттай еще издали крикнул:
— Плохо подготовился! Не подвязал как следует тесемки, наступил на одну из них и прямо об землю лбом стукнулся, а там камень был.
— А может, там только заячий помет валялся? — нарочно тоненьким голоском, насмешливо щуря подслеповатые глаза, спросил старик Кэргыль.
— Да нет, камень! — Эттай тяжело вздохнул и, порывшись в своем кармане, вдруг действительно извлек довольно увесистый камень.
Послышался дружный хохот.
— Ты бы еще скалу с собой захватил, тогда, быть может, взял бы самый первый приз! — выкрикнула мать Эттая, вытирая выступившие от смеха слезы.
— Едут! — послышался зычный голос старика Кэргыля.
Наступила тишина. Несколько круглых облачков, пронизанных солнечными лучами, стремительно двигались к поселку. Женщины бросились разжигать костры.
— Вальфо! Вальфо! — закричали ребята.
Старики козырьком прикладывают к глазам руки и смотрят на стремительно приближающихся наездников.
Горит на солнце огромный медный чайник, наполненный плитками дорогого чая. Это первый приз. Блеск красной меди слепит глаза. Шумит лавина упряжек. Хлестко стучат свистящие погонычи. «Гы! Гы! Га!» — несутся возгласы наездников. Храпят взмыленные олени. Резкие взмахи погонычей похожи на взмахи сабель конников.
Вальфо, весь подавшись вперед, подскакивает на прыгающей нарте. Он слышит позади себя шум мчащейся лавины и знает, что сейчас, перед финишем, может вырваться кто-нибудь вперед. Вальфо бдителен. Из своих обезумевших от бешеной гонки оленей он выжимает самую предельную скорость. Горит на солнце красная медь. Вот она блеснула прямо в глаза и осталась где-то позади. Вальфо остановил упряжку. С помутневшими глазами, с высунутыми языками, олени дышат тяжело, со свистом. То вздымаются, то опадают их влажные, покрытые пеной бока. Женщины быстро освобождают оленей ог упряжки. Олени дико шарахаются в сторону и затем, освобожденные от груза, встряхиваясь, уходят в сторону поселка.
Одна за другой мчатся упряжки прямо на костры.
Женщины и старики, подбежав к оленям, ловко и быстро выпрягают их. Разгоряченные наездники радостно щурятся на солнце, с достоинством отвозят в сторону свои нарты. На многих из нарт лежат вторые, третьи, четвертые призы: у одних — шкура лисицы, у других — столярные инструменты, у третьих — набор капканов.
Шумно, весело в поселке. Остыв после гонок, молодежь затевает борьбу, состязание в беге, в прыжках.
А солнце, словно радуясь людскому веселью, поднимается все выше и выше, становится все жарче и жарче.
Уже поздно вечером, после того как была просмотрена художественная самодеятельность школьников и комсомольцев поселка, оленеводы выехали в тундру. Там их ждала горячая работа — ждали богатые колхозные оленьи стада с тысячами маленьких телят.
Мерно постукивают копыта оленей, бегут и бегут упряжки бесконечной цепью, одна за другой. Солнце спускается к горизонту. Вот оно уже совсем скрылось. Талые снега зажигаются багрово-сумрачными искрами от полыхающей вечерней зари. Серый мрак выползает из ушелий. Но заря полыхает, как огромное красное знамя, развернутое над миром в день великого праздника Первого мая. В какой-то неуловимый момент происходит встреча зари вечерней с зарей утренней.
Постепенно темно-красный сумрак переливается в свежие и чистые, огненные тона. Вечер сменяется утром. Дует легкий ветерок, доносится запах талых снегов...
— Сейчас солнце всходить будет, — говорит едущий впереди всех Вальфо, останавливая своих оленей.
Оленеводы сходят с нарт. Молча они смотрят в ту сторону, где должно показаться солнце.
И вот из-за острого пика горы блеснул край раскаленного огненного диска. Брызнули по снегу каскады светлых мерцающих искр.
Запорхали со свистом стаи пуночек, защебетали куропатки.
— Чисто вокруг красного солнца. Хорошим, очень хорошим будет день! — говорит Вальфо, наблюдая, как постепенно выкатывается из-за острой запламеневшей вершины горы раскаленный диск. — Красный цвет — цвет жизни и радости,— продолжает Вальфо. — Но красный цвет — это еще и цвет большого гнева!.. Так я скажу свое последнее слово в праздник Первого мая, — задумчиво добавляет он после недолгого молчания.
Оленеводы снова тронулись в путь. Оторвавшись от вершины сопки, плывет в свой счастливый, благодатный путь и весеннее солнце.
ВОР
Наступило лето. Растаяли наконец огромные сугробы, но на складках гор, в глубоких оврагах снег остался. Это был вечный снег, твердый, как мрамор.
Сильным южным ветром оторвало от берега льды. Бесконечные стаи перелетных птиц с радостными криками всё летели и летели над тундрой и морем. Морские утки самых различных пород иногда усаживались на волны, совсем близко возле берега. Гуси, лебеди, речные утки облюбовывали тундровые реки, озера. У обрывистых скал неумолчно шумели огромные птичьи базары.
Петя, Кэукай, Эттай и Чочой ушли из поселка на поиски птичьих гнезд. Они обшарили возле лагуны все косы, умудрились побывать на островках многих озер и уже набрали добрую полсотню яиц.
На одной из кос они встретили посеревшего песца, который успел обшарить здесь все гнезда. Мальчики набрали полные пригоршни камней и с громкими криками бросились за песцом. Когда перепуганный зверек кинулся в воду, ребята утихли.
— Не надо его бить камнями, — сказал Кэукай. — Какой толк, если убьем его! Может, он к кому-нибудь в капкан зимой попадется.
Песец благополучно добрался до острова, отряхнулся от воды и скрылся за холмиком.
В одном из узких мест ребята перебрались по перекату на противоположный берег лагуны.
— Ложись! — неожиданно скомандовал Петя.
Ребята плюхнулись на землю. Прямо перед ними плескалось длинное голубое озеро с мелкими зарослями багульника по берегам. На озере мирно плавала лебединая стая. Белоснежные, с длинными, гордо выгнутыми шеями, лебеди двигались по воде медленно, величественно.
— Двенадцать штук! — прошептал Эттай. — Подползем ближе...
— Подползем, — поддержал его Петя.
Ребята поползли к озеру, прижимаясь к самой земле. Но, когда они уже были от лебедей метрах в тридцати, птицы вдруг разом взмахнули крыльями и полетели, набирая высоту. Огромные крылья их взмахивали плавно, ритмично.
Мальчики затаив дыхание долго лежали на земле, провожая восхищенными глазами улетавшую лебединую стаю. И только они хотели встать, прямо над ними пронесся косяк журавлей. С опущенными длинными ногами журавли покружили над озером и сели на берегу, совсем почти рядом с мальчиками.
— Апчхи!.. — вдруг чихнул Эттай.
Друзья возмущенно зашипели на него, но Эттаю, как назло, нестерпимо хотелось чихать. Закрыв рот и нос обеими руками, он посинел, глаза его выпучились. Он даже ногами засеменил, но удержаться не смог и снова чихнул. Услыхав подозрительный звук, журавли быстро-быстро пошли между кочками в сторону.
— Не выйдет из тебя охотника, — с пренебрежением сказал Эттаю Кэукай.
— А я себе чихательницу сделаю, — не смутился Эттай.— Сошью такую сумку из толстой шкуры оленя. Захочу чихать, голову туда засуну, отчихаюсь как следует и опять поползу к зверю...
Мимо мальчиков пролетали со свистом чирки, шилохвостки, сауки, крохали.
— А знаете что: пойдемте к берегу моря, к птичьему базару. Там на скалах много яиц набрать можно, — предложил Петя.
Ребята встали и, забыв усталость, пошли по тундре к берегу моря.
Перед тем как начать спускаться по скалам вниз, мальчики сели передохнуть.
— Интересно все же, куда сегодня ночью мог деваться моторный вельбот? — невесело спросил Эттай. — Отец мой волнуется сильно. Некоторые говорят, что отец плохо закрепил вельбот и его унесло в море...
История с пропажей вельбота уже была известна во всем поселке.
— Мне очень жалко твоего отца, — сказал Кэукай. — Если вельбот не найдется, сильно ругать его будут...
Отдохнув, друзья начали спуск. Оглушенные птичьим гомоном, они с затаенным страхом осматривали мрачные выступы скал.
«Я предложил им идти сюда, значит, должен идти впереди», — подумал Петя.
Осторожно нащупывая ногой выступы на скалах и выбирая наиболее безопасный путь, он стал спускаться.
— Только старайтесь вниз не смотреть, — нетвердым от волнения голосом предупреждал он товарищей.
На его носу, на котором к лету резче обозначились точечки веснушек, сейчас выступили капельки пота.
