Николай Шундик - На Севере дальнем
Люди начали выбегать из домов на берег моря, когда вельбот был еще достаточно далеко.
— Нашли! Вельбот нашли!.. — повторялось на разные голоса.
Когда мальчики причалили к берегу, там уже собрался почти весь поселок.
—Что это? Откуда вы привели вельбот? — изумленно крикнул Таграт.
Но тут поднялся Чочой, опираясь на огромный лук, украшенный кольцами.
— Лук! Лук! Лук богатыря Ако!.. — громко выкрикнул Кэргыль и вошел в своих нерпичьих непромокаемых торбазах прямо в воду.
Легкой волной прокатились по толпе возгласы изумления, и снова наступила напряженная тишина. Бережно, на вытянутых руках, Кэргыль вынес на берег лук.
— Лук нашего Ако! Да, да, это лук богатыря Ако! Смотрите, костяные кольца! Это действительно лук нашего Ако! — слышались восклицания.
Кто-то наконец вспомнил о мальчиках, терпеливо ожидавших, когда же обратятся к ним.
— Откуда лук? — наконец спросил Кэргыль у Чочоя.
Объяснения мальчиков были недолгими.
Услыхав, что Экэчо оставался у пещеры, когда мальчики завели мотор, Таграт приказал Тынэту:
— Немедленно со своими комсомольцами поймай этого волка и живым приведи сюда!
— Сейчас, сейчас мы его сюда притащим! На Аляску убежать хотел, мерзавец! — крикнул Тынэт, стремительно отделившись от толпы.
Экэчо привели в поселок под вечер. Низко опустив голову, он лишь изредка бросал угрюмые взгляды на окружавших его людей.
Три комсомольца несли тюки тщательно упакованной пушнины.
Бросив тюки к ногам Экэчо, комсомольцы отошли в сторонку.
— Тавыль с матерью идет! — воскликнул Кэукай.
Все повернули голову в сторону медленно идущей женщины, рядом с которой так же медленно шел мальчик в красном пионерском галстуке. Немолодое, чуть скуластое лицо матери Тавыля было сурово, бесстрастно. А мальчик волновался.
Когда мать с сыном были уже совсем близко, толпа расступилась.
Чувствуя на себе суровые взгляды жены и сына, Экэчо еще ниже опустил голову.
— Так вот кто снимал с чужих капканов песцов и лисиц! — чуть надтреснутым голосом произнесла мать Тавыля.
А Тавыль вдруг не выдержал и, весь задрожав, крикнул отцу:
— Вор!
Слезы жгучей обиды выступили на его глазах.
Экэчо медленно поднял на сына глаза, и мальчик прочел в них откровенную ненависть.
— Вор и убийца! — негромко, но так, что все вздрогнули, сказал Виктор Сергеевич и вышел на середину круга с луком своего друга Ако.
Экэчо отшатнулся. Лицо его стало мертвенно-бледным. Он было протянул дрожащие руки к луку, но затем дотронулся ими до шеи, с большим трудом проглотил что-то застрявшее в горле и снова опустил голову. На мгновение у него мелькнула мысль все отрицать, врать, изворачиваться. Но, чувствуя на себе ненавидящие взгляды многих десятков людей, которых он предавал, много раз обманывал и обкрадывал, Экэчо понял, что все это уже бесполезно.
— Комсомольцы, приготовьте вельбот! — распорядился Таграт. — Следователь приказал отвезти в район этого волка, который попался наконец в капкан! Там разберутся, что с ним делать.
— А мы поможем! Да-да, мы поможем разобраться! — громко воскликнул Кэргыль и потряс почти у самого носа Экэчо своим посохом.
— Да-да, поможем! — зашумели в толпе.
НАДО МСТИТЬ!
Шеррид был верен своему долгу дружбы. Узнав о том, что в поселок Кэймид вернулся Гоомо и что он очень болен, индеец увез его на байдаре в свою одинокую хижину, подальше от тех страшных мест, куда заходила черная машина, и заботливо ухаживал за ним вместе со своей маленькой дочерью.
Поправившись, Гоомо решил побывать в поселке Кэймид.
— Зачем тебе туда? — спросил Шеррид. — Разве не знаешь о том, что оттуда увозят людей на страшной машине? Разве тебе хочется попасть в эту машину?
— Я не могу больше жить на этой земле, Шеррид, — угрюмо сказал Гоомо. — Я хочу на родную землю, туда, за пролив. Мне надо увидеть Чумкеля. Ты знаешь, его родная земля тоже там... Только мы с Чумкелем и остались здесь родичами с одной земли...
— Лишь безумный может на хрупкой байдаре уйти в пролив,— сказал Шеррид. — Переплыть на байдаре пролив, покрытый льдами, —это все равно что выстрелить себе в голову в надежде на осечку.
— Лучше надеяться на эту осечку, чем каждый день ждать, что тебя схватят и посадят в ту черную машину, — возразил Гоомо.
Индеец промолчал. Суровое лицо его с полузакрытыми, как у дремлющего орла, глазами было мрачно.
— Ну хорошо. Я согласен с тобой, что ты должен или умереть, или попасть на родную землю, — наконец сказал он, вынимая изо рта трубку. — Только в поселок Кэймид ты не ходи. Я сам приведу к тебе Чумкеля, если его еще не увезли белолицые.
Через несколько дней Шеррид действительно привел в свою хижину Чумкеля. Выслушав Гоомо, Чумкель долго молчал и наконец сказал:
— Как знать, что случилось с Нутэскином и мальчиком Чочоем? Скорей всего, они погибли. Но все равно я согласен идти по их тропе. Быть может, нам будет удача...
Получив согласие Чумкеля, Гоомо вдруг загрустил. Приняв от заботливой дочери Шеррида кружку с чаем, он отпил несколько глотков и сказал задумчиво:
— Не могу уйти с этого берега так просто. Надо хоть немножко чем-то помочь людям, которых в любой день могут схватить в эту черную машину. А вот как помочь, не знаю...
— Надо им тайно уходить из поселка Кэймид, семья за семьей, — предложил Шеррид. — Да-да, надо им уходить оттуда хотя бы пока сюда, ко мне, на этот дикий, скалистый берег. Сюда черная машина не доберется. А потом придумаем еще что-нибудь.
Мысль Шеррида понравилась Гоомо.
— Им надо уходить оттуда! — согласился он. — А если их будут искать люди, которые ездят с этой страшной машиной, тогда в руки надо брать винчестеры и стрелять, тайно стрелять, чтобы не знали, кто это делает.
— Верно: тайно стрелять! — согласился Чумкель. — А потом говорить надо, что это делают Гоомо и Чумкель, которые прячутся в горах. Пусть ищут!
— Хорошо! — первый раз за долгие месяцы улыбнулся Гоомо. — Хорошо Чумкель придумал.
На следующий день Гоомо и Шеррид, стараясь быть незамеченными, направились в Кэймид.
Войдя в одну из эскимосских хижин, они подробно расспросили о новостях поселка, а затем, не теряя времени, приступили к делу.
Из хижины в хижину пошла весть о том, что Гоомо и Шеррид зовут людей тайно покидать поселок Кэймид. Доведенные до отчаяния люди готовы были немедленно бежать куда угодно, только бы уйти как можно дальше от черной машины.
Гоомо и Шеррид обдумали с мужчинами план побега.
Ночью несколько семей незаметно со всем своим нищим скарбом, с больными домочадцами поплыли на двух байдарах вдоль скалистого, угрюмого берега к хижине Шеррида. На следующую ночь еще большее количество семей покинуло поселок Кэймид. Когда Кэмби понял, что происходит, в поселке уже почти никого не осталось. Стояли пустые, наполовину разобранные хижины.
И как раз в тот день мистера Кэмби вместе с шаманом Мэнгылю вызвали в Ном. Сумрачно было на душе у мистера Кэмби. На этот раз, прощаясь с женой, он даже прослезился, предчувствуя, что настало время рассчитываться за деньги, полученные им из Федерального бюро.
— Передай мальчикам, когда они вернутся из колледжа, что я... — мистер Кэмби запнулся, расстегнул на своей толстой красной шее ворот, — что я могу не вернуться с того берега. Тогда завещание мое там, в моем кабинете, в сейфе... Только это потом, если вам скажут, что я уже никогда сюда не вернусь...
Мистер Кэмби наконец покинул свой дом. А миссис Кэмби наскоро вытерла огромным клетчатым платком заплаканное лицо и с непривычной для ее тучной фигуры поспешностью направилась в кабинет мужа, чтобы тут же открыть его сейф.
...Эскимосы выбрали для Гоомо и Чумкеля самую прочную байдару, тщательно отремонтировали ее, оснастили всем необходимым, что могло пригодиться в дороге. Женщины залатали парус. Гоомо и Чумкель упаковывали свои походные нерпичьи мешки. Шеррид закалял на огне наконечники багров, которыми беглецы должны были отталкиваться в море от льдин.
— Эх, можно было бы всем стойбищем попробовать уйти туда, на тот берег! —махнул рукой за пролив один из эскимосов. — Да нельзя. С женщинами, с детишками сразу погибнешь...
Отложив свой мешок в сторону, Гоомо, не выпуская трубки изо рта, долго о чем-то думал.
— Люди, вот что я вам сказать хотел, — наконец промолвил он. — Если к вам придут посланцы из Кэймида, чтобы забрать вас в черную машину, убивайте их и всем говорите, что это Гоомо и Чумкель сделали. А в горах, подальше от этого места, поставьте несколько шалашей, положите в них кое-какие наши вещи, чтобы американцы, когда шалаши эти найдут, верили, что мы еще здесь, что это мы с Чумкелем мстим им за госпиталь. Об этом и в другие селения эскимосов и индейцев передайте. Пусть американцы ищут нас...
