Михаил Коршунов - Сентябрь + сентябрь
— И я имею,— сказал Петя.— У меня один большой.
— Кто его убирает? — спросила Тамара Григорьевна.
— Мама убирает. А на другой день я ничего не трогаю.
Тамара Григорьевна покачала головой. А ребята засмеялись.
— Тамара Григорьевна,— сказала Галя, — Новиков опять шапку из ящика достал.
Галя чувствовала себя уже санитаром и следила за порядком.
Тема быстро спрятал шапку в ящик.
— А кто мне объяснит,— сказала Тамара Григорьевна, — для чего нужны в городе милиционеры?
— Я объясню, — поднял руку Серёжа.
— Пожалуйста, — кивнула Тамара Григорьевна.
— Они переключают светофоры.
— А для чего нужны в городе светофоры?
— Для автомобилей и пешеходов.
— Чтобы автомобили не перекувыркивались, — добавила Зорина Лиля.
— Зачем же сразу перекувыркиваться, — миролюбиво сказала Тамара Григорьевна.— Внимание! Встали с мест и тихонько подошли все к окну.
Ребята встали и подошли все к окну. Из окна был виден школьный двор и часть улицы. Тамара Григорьевна показала на улицу:
— Вот светофор. Все видят, где светофор?
— Да!
— Все! — закричали ребята.
Первыш тоже закричал:
— Да! Все!
Хотя он не видел. Первыш и без того маленький, а тут перед ним оказалась ещё Лиля со своими тремя бантами. И один бант — самый большой — всё загородил. Что из-за него увидишь, какой там светофор!.. Тогда Первыш потянул за конец ленты, и бант развязался. Тихо так развязался, Лиля даже не заметила.
И Первыш увидел улицу и светофор.
— Серёжа правильно сказал, что светофоры нужны в городе для автомобилей и пешеходов, — продолжала Тамара Григорьевна. — Переходить улицу разрешается только на зелёный свет и там, где есть белые квадратики или кружочки. Кнопки. Видите, отсюда, сверху. Знать правила уличного движения — это значит правильно ходить и ездить по городу. И следят за этим милиционеры. Следят и помогают людям и автомобилям. Поэтому милиция и посылает ребятам письма, чтобы они учили правила уличного движения, умели правильно ходить по городу, правильно ходить в школу.
Первышу светофор не нужен: он рядом живёт со школой. И Боре не нужен. И Серёже не нужен. А Теме Новикову светофор нужен. Он по светофору в школу ходит.
Может быть, поэтому милиция ему письмо и прислала? И Лиле тоже поэтому прислала?
Ей тоже светофор нужен. И даже не один. У неё вообще всегда всего много: бантов, карандашей в портфеле, тетрадей и теперь ещё светофоров. Никакого чувства меры.
Когда Лиля что-нибудь ищет в портфеле, то никогда сразу найти не может.
Тамара Григорьевна даже записку к Лиле домой отправляла, чтобы дома Лилин портфель разгрузили.
Портфель разгрузили, а Лиля опять его нагрузила.
И куклу еще таскает. Большую. А маленькую в портфеле прячет.
Ребята видели. И Тамара Григорьевна видела, но делает вид, что не видела.
Тамара Григорьевна всегда всё видит. И сейчас она увидела, что у Лили бант развязан. И она завязала ей бант. А тогда Первыш перестал видеть улицу.
Но уже не надо было видеть улицу, потому что Тамара Григорьевна сказала, чтобы все сели по местам. Будут продолжать классное собрание — выбирать должностных лиц.
Глава 5
Тётя Клава иногда запирает двери школы на ключ. После звонка на первый урок. Делает это для того, чтобы спокойно помыть полы в раздевалке и в вестибюле или, как говорит сама тётя Клава, чтобы никто «не шустрил вокруг ведра».
Раз в неделю так получалось, что у первых и пятых классов занятия начинались на час позже. Поэтому те ребята, которые приходили ко второму уроку, приносили с собой клюшки и шайбу: можно, пока тётя Клава не открыла двери школы, поиграть в хоккей.
Играли, конечно, без коньков или, как говорила тётя Клава, «на простых ботинках». А случалось — и без резиновой шайбы. Сосулькой играли! Разобьётся одна сосулька — заменяли другой.
Тётя Клава хоккей уважала. Ей даже было известно, кто такие братья Майоровы.
Первыш, Боря и Серёжа всегда смотрели, как играют в шайбу их коллективные вожатые.
Первыш, как только видел из окна квартиры, что уже играют, звонил по телефону Боре и Серёже. И все они — Первыш, Боря и Серёжа — быстро надевали пальто, шапки, хватали портфели и бежали в школьный двор.
В 5-м «А» во время игры громче всех кричали Самохин и Ревякин, потому что Самохин был капитаном одной команды, Ревякин — другой.
Самохин был капитаном команды «Космонавтов», а Ревякин — капитаном команды «Чёрных бомбовозов».
Названия команд — это не навсегда: кто проигрывал, становился «Чёрным бомбовозом», а кто выигрывал, становился командой «Космонавтов».
Первоклассники сидели на крыльце школы. Они шумели и совсем не слушали тишину.
Если приходил Валентин Васильевич, он тоже садился на крыльцо школы и тоже смеялся, шумел и совсем не слушал тишину.
А уж про коллективных вожатых и говорить нечего: какая тут тишина, на хоккейном поле!
Если приходил Глеб Глебыч или кто-нибудь из 10-го «А» с производственной практики, то игра принимала вполне приличный вид: Глеб Глебыч и старшеклассники начинали игру судить и допускали силовую борьбу в рамках правил.
Самохин всячески подбадривал свою команду, чтобы за командой сохранилось звание «космонавтов». Он не только кричал или в ужасе хватался за голову, но и действовал личным примером: наращивал высокий темп игры. Такой высокий, что «простые ботинки» не выдерживали и Самохин падал.
Сосульки под клюшками разбивались вдребезги одна за другой. А темп всё нарастал и нарастал.
Но тут раздавался предварительный звонок к началу второго урока.
Тётя Клава отпирала двери школы.
Ребята прекращали играть, шли в раздевалку, вешали пальто и шапки. Победители шли весёлыми. Кто проигрывал, шёл грустным.
В определённом углу, который выделила тётя Клава, ребята складывали клюшки. Но это не значит, что игра на сегодня прекратилась.
Вовсе нет!
После уроков игра возобновлялась, и с ещё большей страстью: не было ограничения во времени.
Первыш оставался поглядеть. Он даже видел, как однажды пришла бабушка Ревякина и стала его уговаривать, чтобы шёл домой.
А Ревякин всё бегал и бегал. Он тоже наращивал темп, потому что его команде в третий раз грозила опасность остаться в «Чёрных бомбовозах».
Тогда бабушка смело вошла на хоккейное поле, поймала Ревякина за воротник пальто. Ревякин попытался вырваться от бабушки. Но бабушка оказалась сильной, просто на редкость сильной: она отняла клюшку и потащила Ревякина домой. И не просто потащила, а по пути колотила его клюшкой пониже хлястика пальто.
Ревякин от стыда опустил голову. Ведь он слыл в школе человеком отчаянным.
Первыш очень тогда его пожалел. Догнал и сунул в руку портфель, потому что портфель Ревякина остался лежать на крыльце школы.
Ревякин благодарно кивнул Первышу. А бабушка взглянула так строго на Первыша, что Первыш решил особенно не задерживаться около Ревякина. У Первыша тоже есть хлястик. А бабушка, чего доброго, вздумает наращивать темп…
С тех пор в школе стало известно, что Ревякин боится не только своего персонального вожатого Костю Волгушина, но и собственную бабушку. И Ревякин из-за собственной бабушки опять чуть не покусался с Самохиным и не получил предупреждение за дисциплину и печать. Круглую.
* * *
Тамара Григорьевна и Валентин Васильевич проводили занятия по черчению, и не просто по черчению, а по конструированию.
Ребята должны были начертить в тетрадях развёртку кубика, чтобы потом по этой развёртке, как по чертежу, склеить кубики из цветной бумаги. Кубиков получится много — их весь класс будет клеить.
А когда кубики будут готовы, из них можно будет сложить, сконструировать всё, что угодно, — ракету, самолёт, корабль на подводных крыльях. Тамара Григорьевна сказала:
— Взять ручки.
Ребята взяли ручки.
— Поднять и показать мне. Кто как держит ручку.
Ребята подняли и показали. Тамара Григорьевна спросила у Коли, не «арабская» ли у него сегодня ручка? Первыш смутился и сказал:
— Нет.
Однажды Первыш потихоньку от мамы взял в школу её «арабскую» ручку.
Первыш знал, что писать этой ручкой что-нибудь привычное слева направо нельзя — корябает бумагу, потому что уже привыкла писать наоборот, справа налево.
Но Первыш решил всё-таки попробовать и, главное, похвастаться перед ребятами, какая она красивая и совсем целая.
Валентин Васильевич написал на доске задачу: число «Икс» больше нуля, больше единицы и равно единице.
Первыш хотел провести в тетради числовую ось и написать всё про число «Икс», но «арабская» ручка так закорябала пером по бумаге, что писать и чертить было невозможно.
