Валерий Попов - Слишком сильный
— Вот подлецы ведь! — Отец Генки вскочил. — Ну я им устрою! Сейчас к директорше пойду, скажу, как они работу срывают!
— А-а-а! Бесполезно! — скривясь, махнул рукой Генка. — Пека этот — любимчик у нее. Еще бы, слава школы, чемпион по всем видам.
Мы посидели молча.
— Ну, а ты хоть будешь работать, нет? — с надеждой обратился ко мне Генкин папаша. Меня, честно, покоробило словечко «хоть», как-то я не привык к такому обращению.
— К сожалению, не располагаю временем! — Я развел руками и направился к выходу. Но у дверей понял, что надо смягчить. — Нет, честно, навряд ли получится у меня! — Я вышел.
Я шел по коридору и чувствовал, что мне стыдно: бросил людей в такой ситуации! Но возвращаться было уже неловко: вряд ли они посмотрят на меня с любовью! Ну ладно, зато я этим весельчакам скажу все, что я о них думаю!
Я нашел их за стадионом; они сидели на скамейке-доске, поставленной на кирпичи, и увлеченно беседовали на свои темы.
— А Эрик, хочешь знать, не ладонью кирпич разбивает! — небрежно заговорил Пека, словно Эрик этот был он сам.
— А… чем? — восхищенно спросил другой мой будущий (и бывший) одноклассник Мяфа.
— У него перед ладонью психическая волна идет! — понизив голос, произнес Пека. — Ею он и рубит кирпичи!
Все почтительно молчали. Тут они, видимо, почувствовали психическую волну, идущую от меня, и обернулись.
— Что же ты бросил своего друга? — Своим ехидным вопросом Пека попал в больное место.
— Я не бросил, — ответил я. — Просто решил подойти к вам, чтобы разъяснить некоторые непонятные вам моменты. Так вот, мои друзья делают вещи, которые вам и не снились…
— И не дай бог, если приснятся! — дурашливо испугался Пека, и все заржали. Да, неплохо они научились зубоскалить, слова серьезного им не скажи! Когда вокруг все гогочут, трудно держаться с достоинством, сразу как-то теряешься.
— А кассетник такой он может сделать? — Мяфа хвастливо врубил магнитофон «Шарп».
— Представь себе, может… причем — невидимый! — ответил я. «И неслышимый…» — подумал я про себя. Телепатия, видимо, все же существует.
— И неслышимый! — воскликнул Пека, и все грохнули.
— И вообще… все, что нужно людям, они могут сделать! А ты что можешь? — Всю свою энергию я сосредоточил теперь на Пеке.
— А я все что хочешь могу сломать! — оскалился Пека.
— Для этого мозг не требуется! — сказал я.
— Так, — глянув на меня, сказал Пека. — Человек нарывается! Требуется маленькая разминка! — Небрежным движением он «сдул» всех сидящих на доске и стал часто-часто колотить ребрами ладони по дереву. — Хо! — вдруг выдохнул он и, видимо, врезал по концу доски, потому что она вдруг подлетела и шлепнула мне другим концом прямо в лоб. — Оп-па! — распахивая объятия, как перед зрителями в цирке, выкрикнул он. Все зааплодировали.
— Хоп! — выкрикнул я и стукнул его по шее.
— Так! — глаза Пеки засверкали. — Это уже серьезно! — Он низко пригнулся и запрыгал вокруг меня влево-вправо. Я понял, что это каратэ.
— Да чего с ним волохаться! — на своем странном языке кричали болельщики. — Заделай его! Сюту применяй! Хачитачи!
Я тщательно следил за его руками — и вдруг меня что-то ударило снизу в подбородок, — последнее, что я понял, что это была нога.
…Очнулся я, видимо, не скоро… И долго не мог понять, где я. Передо мной простиралась освещенная вечерним солнцем лесная долина, вдали на холме поднимался великолепный белый замок.
«Что ли, я в раю?» — подумал я. Из какого-то невидимого магнитофона (вероятно, сделанного Генкой, достигшего в раю полного совершенства) доносилась задушевная, тягучая мелодия. Я плыл в полном блаженстве.
— Ну ты, Пека, даешь! — вдруг донесся до меня хрипловатый голос. — Если всю дорогу за тобой будут валяться бесчувственные тела — далеко мы так с тобой не ускачем!
Я повернулся на голос и увидел освещенного густым красным светом усатого джентльмена в черном пиджаке с каким-то гербом на кармане, в руке он подбрасывал пачку сигарет «Кэмел».
— Кто ж знал, Эрик, что он вырубится! — услышал я самодовольный ответ Пеки, но не увидел его.
Так это вот и есть, значит, всемогущий Эрик! Но где же я? Приподнявшись, я увидел, что нахожусь в каком-то мрачном подземелье, освещенном маленькой лампочкой. Подземелье замка? Но как же я вижу долину и другой замок вдали?
Я протянул руку — передо мной была глянцевая картинка. Так, с этим понятно.
— Ну что, голубь, оклемался? — Эрик взял меня за подбородок и потряс. — В следующий раз будешь крепко думать, прежде чем оскорблять парней, владеющих каратэ.
Глава IV
Забавно было после двухлетнего перерыва входить в свой класс. Многих уже не было: они были отсеяны строгой директрисой и педсоветом, ушли в другие школы или ПТУ. Я все понимал, не понимал только одного: как мог «отсеяться» классный отличник и умница Долгов, — неужели он тоже почему-то не соответствовал «новым требованиям»? Какие же это новые требования?
Оставшиеся все, конечно, здорово изменились, особенно девчонки, их было просто не узнать: все были слегка накрашены, на каждой было энное количество драгоценностей. Поэтому Ирка Холина, с которой мы раньше вроде дружили, сейчас со своим скромным бирюзовым колечком на тонком пальчике на все мои попытки как-то отвлечь и развеселить ее отвечала отрывисто и трагически. Всякие аметисты и топазы на подружках-соперницах она еще терпела, хоть и тяжко вздыхала, но когда появившаяся в дверях Маша Гурко буквально ослепила всех бриллиантами в ушах — Ирка не выдержала, вскочила, всхлипнула и выскочила в коридор. Я нашел ее в дальнем, глухом загибе коридора, где мы раньше когда-то любили с ней находиться. Я, как мог, пытался утешить ее, говорил, что у нее все еще впереди, а в конце концов дошел до того, что решил для ее утешения прочесть одно мое старое стихотворение «Пруды», посвященное ей.
— Помнишь, у меня такое стихотворение было «Пруды»? — спросил я у нее.
— Какие еще «Труды»? — мельком глянув на меня красным глазом, плачущим голосом проговорила она.
— «Пруды», — сказал я.
— Нанималась я, что ли, все помнить? — дернув плечиком, проговорила она.
Именно в таком тоне, как я уже заметил, было принято теперь разговаривать хорошеньким девушкам. Стоило уехать на два года — как слабоумие распространилось с ужасной силой!
Я все же прочел:
Ты помнишь, как однажды голышом
Я лез в заросший пруд за камышом,
Колючий жук толчками пробегал
И лапками поверхность прогибал.
Я жил на берегу, я спал в копне.
Рождалось что-то новое во мне.
Как просто показать свои труды!
Как трудно рассказать свои пруды!
Я узнаю тебя издалека:
По кашлю, по шуршанию подошв,
И это началось не с пустяка,
— Наверно, был мой пруд на твой похож.
Был вечер. Мы не встретились пока.
Стояла ты. Смотрела на жука.
Колючий жук толчками пробегал
И лапками поверхность прогибал.
— Какой еще жук? — с досадой и недоумением воскликнула она, когда я закончил. Из всего стихотворения она, видимо, услышала только одно слово, настолько она была захвачена мыслями о бриллиантах. Резко повернувшись, она пошла в класс — страдать дальше.
Я тоже вернулся и стал смотреть продолжение маскарада. Вот дверь со стуком распахнулась, и верхом на Мяфе въехал в класс наш «неформальный лидер» Пека.
— Вот моя лошадка, знакомьтесь! — завопил Пека.
— Иго-го! — радостно заржал Мяфа.
— Хочешь травки, лошадка? Кушай травку!
И Мяфа стал жевать принесенные в класс цветы. И многие, что интересно, одобрительно гоготали и приглашали лидера к себе:
— Пека! Ко мне садись!
— Пека! Ко мне давай! Отличное место у окошечка занял!
Они смотрели на него просто умоляюще! Но Пека «спешился» лишь у последней парты, где сидел Генка. Генка расцвел, но несколько преждевременно — Пека движением плеча спихнул Генку в проход. Все, разумеется, радостно засмеялись.
Генка, к моему удивлению, заискивающе заговорил:
— Ну чего ты, Пека, выступаешь? Вместе бы посидели! Чего тебе, жалко, что ли?
Пека не отвечал. Генка понуро взял портфель, побрел между парт и сел ко мне.
— Ладно уж… с тобой буду сидеть! — вздохнул он.
— Ладно уж… сиди! — сказал я.
Пека, устроившись на задней парте (все, понятно, повернув головы, смотрели на него), вдруг расстегнул школьную курточку, и под ней открылась роскошная желтая футболка — на ней английскими буквами с намеком на иероглифы чернело слово: «Каратэ»! Я вдруг с удивлением заметил, что глазки Иры моментально высохли и она стала метать в сторону задней парты быстрые взгляды. Влюбилась в Пеку, верней, в его футболку с надписью «каратэ»! Да, интересные дела!
