Лидия Чарская - Лесовичка
— Идет кто-то! — вскрикнула вдруг Ксаня, с быстротой молнии шарахнулась в сторону, перепрыгнула через окно, прямо в сад, в цветник на душистую клумбу и пустилась стрелою, сломя голову, по лугу к лесу, к старому лесу, который один мог укрыть ее от людей…
Сердце Ксани стучало. Кровь непрерывно била в виски. В голове шумело…
О, только бы они не узнали! Только бы не узнали господа, что это сделала она. Ибо тогда они наверное позовут ее к себе, станут допытываться, благодарить, награждать, хвалить… Нет, нет, подальше от этих графов… Не хочет она ни похвал, ни наград их… Смеяться они над ней будут, смеяться, что она ни стоять ни сидеть, ни рук держать не умеет как надо, по-«ихнему». И говорить не умеет, как они… Бог с ними! Не надо с ними встречаться… Не надо! Она лесная девочка, лесовичка. Что общего у нее с ними, с богачами, с барами Хвалынскими? Но, может быть, не узнают?.. И впрямь не узнают. Лишь бы Виктор не выдал… Небось, он-то догадался сразу, что это она была… Только бы молчал! Надо ему за это живого ежа или птенца горленки приволочь из леса. Пусть тешится и молчит!
Ксаня бежала без оглядки, быстро, боясь оглянуться назад… А вдруг гонятся за ней? Нагонят, вернут, связанную вернут насильно и приведут в усадьбу… Срамота!
Опушка! Лес! Слава Богу! Еще один прыжок, и девочка с наслаждением растянулась на мягкой траве.
Ее ноги чуть притомились от бега, но мысли все работали и работали быстрее прежнего.
«И зачем приехали эти графы сюда весной… Десять лет не наезжали… И вдруг как снег на голову: и граф, и графиня, и дети! Точно с неба упали… Ожило Розовое… И какое имя-то глупое усадьбе дали! — возмущалась мысленно Ксаня… — Отчего не Белое, не Зеленое, не Рыжее? Ляд их разберет! Правда, графиня, говорят, до смертушки розы любит и их вокруг дома тьма-тьмущая, страсть сколько! Оттого будто бы и „Розовым“ прозвали!»
Ксаня повела носом и характерно фыркнула. Она помнила, что усадьбу, как и соседнюю с ней деревню, звали, пока она стояла заколоченная и пустая, Соневкой, а тут вот поди ж ты, Розовое откуда-то взялось!
Ксаня злилась. Ей хотелось взглянуть на праздник хоть издали, не подходя близко, а теперь все кончено — рухнули ее мечты! Теперь, когда граф догадался, кто их спаситель, он будет искать ее, найдет и… Умрет со стыда перед важными господами она — Ксаня…
Старый лес понемногу темнел… Серебристая роса покрыла бриллиантовыми блестками цветы и былинки… Еще тише стало кругом… Деревья теряли в темноте свои определенные очертания и казались огромными фантастическими существами. Ксаня притихла, зачарованная этой молчаливой лаской леса. В такие минуты смуглая девочка и великаны-деревья, и робкие цветики-былинки как будто заключали между собой красивый и тесный дружеский союз…
Влажная трава нежно льнула к разгоревшемуся личику, освежая его. Вершины деревьев шептали что-то чуть слышно… И разгоряченному воображению лесной девочки стал мерещиться призрак тонкий и воздушный, скользивший к ней навстречу легкой поступью, шелестя по старым опавшим прошлогодним листьям и мху…
— Мама! Мама! — срывается дрожащими звуками с губ лесовички. — Мама! Мама!
Ксаня протягивает руки вперед… Она чувствует приближение чего-то светлого и радостного, как сладкий сон юности… Знакомый шелест… Нежный шелест… Но голоса не слышно… Лица не видно. Да Ксаня его и не помнит, не знает… К ужасу своему не знает, забыла дорогое лицо… Но она ждет, ждет со сладкой надеждой, вся трепет, вся радость, вся ожидание… Она ожидает ту, к которой так странно влечет ее сердце… Ей мало понятно это чувство, но знакомо, знакомо без конца… Она часто так ожидает свою мать в тишине зачарованных летних ночей… Может быть, это любовь? Но она, Ксаня, не умеет любить… Она лесовичка… У нее сердце мохнатое, «в шерсти», как говорят те, кто ее ненавидит…
Ох, хоть бы увидать, хоть бы вспомнить ее лицо, волосы, глаза!
И целыми часами она ждет и думает про «нее», про свою маму…
— Мама! Мама! Где ты?
Молчат старые дубы… Молчит лес…
Вдруг странный шипящий звук, точно выстрел…
В одну минуту Ксаня на ногах.
Грез как не бывало!
Что это? Со стороны графской усадьбы светло… Точно зарево пожара стелется по лужайке. Какой странный пурпуровый огонь! А в черное небо летит змея, длиннохвостая, яркая, горящая, как факел. Взлетела до темных облаков, зловеще шипя и взвиваясь дугой, и посыпались звезды от ее хвоста, яркие, горючие, дивно светлые, как солнце или огонь!
И крики послышались в ту же минуту Ксане. Но не испуганные, не молящие о помощи, а громкие, ликующие, как само торжество.
Что это такое?
Глаза девочки впились в небо, на котором медленно таяла, дробясь на мелкие звезды, длиннохвостая, огненная змея.
Дрогнула Ксаня. Глаза расширились от любопытства. Ноздри затрепетали…
Опять выстрел… Вторая змея… Еще длиннее, хвостистее, огнистее первой… И снова золотым снопом сверкающих звезд рассыпалась на землю.
— А-а-а! — каким-то диким звуком полного недоумения, восторга и изумления вырвалось у Ксани, и больше она уже не рассуждала.
Узнать, во что бы то ни стало узнать, что это были за змеи, острым, жгучим желанием закипело в душе девочки. Не размышляя о последствиях, она тем же бешеным галопом, каким примчалась сюда два часа назад, полетела к графской усадьбе, не чуя ног под собой.
Глава VI
Так должно было случиться
Когда Ксаня приближалась к розовской лужайке, праздник был уже в полном разгаре. Кроваво-пурпурное пламя бенгальского огня озаряло фантастическим заревом поляну, с уставленными на ней столами, окруженными скамейками. За этими столами пировали крестьяне, одетые нарядно, по-праздничному.
Куски жареной свинины, пироги, бутылки с водкой, ведра с пивом — все живо поглощалось нетребовательным и некапризным на угощение народом. Фонари и поминутно вспыхивающее пламя то красного, то синего, то зеленого огня освещали лужайку. Между столами сновали ребятишки, уплетая пряники и орехи, щедро розданные им графским буфетчиком.
Из господского дома неслись звуки музыки. Целый оркестр, выписанный из губернского города, играл звучные, красивые мелодии бальных танцев.
Сквозь растворенные настежь окна неслись веселые голоса и молодой, радостный смех.
Бал в графской усадьбе был в самом разгаре.
Ксаня, робко пробираясь по неосвещенному месту, между деревьями, окружающими лужайку, почти вплотную подошла к ближайшему столу, скрытая от него толстым стволом исполинской липы. Пирующие крестьяне не могли заметить ее. Их раскрасневшиеся лица, их шумные голоса и резкие неуверенные движения говорили за то, что графские гости не обидели себя и воздали должную дань господскому угощению.
Им было теперь не до Ксани. Ребятишки же так занялись между собой, вырывая друг у друга лакомства, что тоже не заметили прихода ненавистной им лесовички.
Она стояла притихшая, ушедшая в себя, в ожидании нового появления огненной змеи, так поразившей ее воображение. Что это могло быть — Ксаня не знала. Она ничего подобного не видела еще в своей жизни. Не видела она к таких вкусных яств, под тяжестью которых ломились столы, окруженные пирующими. Бедняжка! Ей, не евшей, кроме похлебок и каши да корок хлеба с молоком и картофелем, ей казались все эти пироги, свинина и пряники у ребят поистине царским угощением. К тому же она была голодна сегодня более чем когда-либо. Длинная двойная прогулка из усадьбы в лес и обратно не могла не поспособствовать назойливо развивающемуся с каждым мгновением аппетиту. Слюнки текли у Ксани, и запах жареной свинины щекотал обоняние; под ложечкой сосало… Чтобы не видеть всех этих соблазнительных вещей, она прижмурила даже веки… Но ненадолго. Одна-две минуты — и глаза ее широко открылись, тихий, чуть слышный крик вырвался из груди.
Что-то необъяснимое творилось перед ней. В воздухе вертелось огненное колесо. Вертелось с неописуемой быстротой, рассыпая вокруг себя звезды и искры, искры и звезды, без счета, без числа… Что-то стихийно прекрасное было во всей этой быстро вращающейся массе огня, до того прекрасное, что Ксаня не выдержала и, вся подгоняемая одним страстным, непреодолимым желанием узнать, во что бы то ни было узнать, что это такое, забыв угрожающую ей опасность быть узнанной, ринулась вперед и в одну секунду очутилась перед чудодейственным колесом, мечущим одновременно и искры, и звезды, и пламя. Огромными глазами, расширенными от изумления и восторга, Ксаня смотрела, не отрываясь…
Ей казалось, что какая-то тайная сила движет невидимой рукой колесо и что вот-вот из самого пламени покажется дух огня, царственный и прекрасный, в огненной тиаре, с мечом в руке.
Она забылась до того, что перестала сознавать действительность. Пылкое воображение молодой дикарки, не видевшей в своей лесной трущобе ни фейерверка, ни бенгальского огня, создавало Бог весть какие фантазии и легенды… Но вот пламя уменьшилось, ослабло и с шипением, выбросив из себя целый сноп искр, погасло разом…
