Михаил Штительман - Повесть о детстве
Из дома Гозмана друзья вышли с гордым, независимым видом. Пожалуйста, теперь все понимают, что им можно доверить большое дело. И потом — благодарность за находчивость, это же чего-нибудь стоит! Все были довольны друг другом. Только Шера чувствовала себя неважно: во-первых, ее опять заставили идти впереди, во-вторых, даже Сема при ней шепчется. Подумаешь, большие секреты у него с Пейсей! Они не могут потерпеть, пока она уйдет? Шера обиженно пожала плечами и повернула на другую улицу, но Сема задержал ее.
— Тебе нравится с нами? — спросил он в упор.
— Нравится, — без всякого восторга ответила Шера. — А вы всегда будете при мне шушукаться?
— Нет, — успокоил ее Сема и многозначительно взглянул на Пейсю. — Примем тебя к себе и не будем шептаться.
— Не будем, — важно подтвердил Пейся. — Но нам нужны люди… могила! Чтоб без болтовни!
— Ты таки похож на могилу, — улыбнулась Шера. — Из тебя слова надо клещами тянуть.
— Правильно, — согласился Пейся, не замечая насмешки. — Я теперь только знаю — да и нет. Больше ничего… Тут рядом бандиты сожгли местечко. Все сгорело: и дома, и скамеечки, и заборы. Так вы думаете, люди после этого ушли? Ничего подобного. Какая она ни на есть, эта несчастная земля, но все-таки свое. И они остались и живут на развалинах, без крыши. Я сам все видел. Но, если меня спрашивают, что там и как там, я отвечаю одним словом — да или нет. Я понимаю, теперь не время для длинных историй!
— Не время… — засмеялся Сема и похлопал приятеля по плечу. — Уже поздно. Расходимся по домам. Завтра будет собрание.
Пейся с важностью закурил папироску и, небрежно кивнув головой, направился к дому. Шера молча протянула Семе руку.
— Что ж ты молчишь? — удивился он. — Говорила, что хочешь с нами, а теперь молчишь.
— Я уже не хочу, — призналась Шера.
— Не хочешь? — не веря своим ушам, с возмущением воскликнул Сема. — Не хочешь?.. Ну что ж, никто кланяться не будет. Не надо. Тебе еще снисхождение делали. Женщина — это не мужчина!
— Не мужчина, — тихо согласилась Шера.
— Так почему же ты передумала? — Сема уж не мог остановиться, все кипело в нем, и он смотрел на Шеру злыми глазами. — Женские фасоны! Ты хочешь, чтоб надо мной весь уезд смеялся.
— Я не хочу.
— Так почему же? Или ты испугалась работы? Ты думала, что тебя будут катать на колесиках?
— Тише! — Шера с удивлением взглянула на Сему. — Не кричи на меня посреди ночи.
— Еще не ночь, — смущенно сказал Сема. — Отвечай, почему ты передумала? Считаю до трех.
— А что будет потом?
— Я уйду.
— Нет, Сема, — ласково улыбнулась Шера, — это же некрасиво. Какой кавалер бросает женщину? И ты не обижайся. Я передумала потому, что и там буду сидеть как дура. Да, да! Говорить я не умею, спрашивать — стыдно. Я даже не знаю, что такое собрание. И все будут недовольны — черт принес эту девочку, сидит молчит — ни туда ни сюда!
— И туда и сюда! — радостно воскликнул Сема. — И это все? Глупая, а что такое я? Я тоже не все понимаю. И мы будем вместе.
— Вместе? — недоверчиво повторила Шера. — Вместе? А сам все время шушукается с этим Пейсей и меня посылает вперед. Что я — ребенок? Ты думаешь, мне очень нравится быть одной? Вдруг выдумали, что со мной нельзя ходить по улице. И хотят, чтоб я от этого радовалась. Ходи одна! Попробовал бы ты!
Сема почувствовал себя неловко. «И зачем я послушался Пейсю! Приказа ж такого нет — с девочкой не ходить. Если б это было так важно, Трофим бы не забыл и вывесил воззвание: „Молодые люди, ходите отдельно!“»
— Шера, — тихо сказал он и осторожно положил руку на ее плечо, — кончено, ходим вместе.
— Скажи: ей-богу.
— Мне нельзя.
— Нет, скажи! — сердито повторила Шера.
Сема глубоко вздохнул, тихонечко прошептал «не» и потом уж громко произнес:
— Ей-богу.
Все было в порядке. Шера не заметила хитрой проделки и поверила ему. Они еще стояли несколько минут молча, и Сема неловко и стыдливо гладил маленькую руку Шеры.
— Ты мой милый! — тихо сказала Шера, поднимая голову и засматривая в глаза Семы.
— И ты моя милая! — повторил Сема улыбаясь.
— Ты мой самый задушевный!
— И ты моя самая задушевная!
Но в это время послышались шаги, кто-то показался на улице. Сема вздрогнул и стремительно отбросил руку Шеры.
— Что такое? — испуганно спросила Шера.
— Ничего, — торопливо проговорил Сема, — нас, кажется, заметили.
— И что же?
— А где была твоя рука?
— В твоей руке.
— И ты думаешь, что ей там место? — строго спросил Сема.
Но Шера не нашла что ответить. Она с недоумением посмотрела на Сему, и он, как всегда, сразу понял, что сказал что-то лишнее.
— Спокойной ночи, — смягчился Сема. — До завтра.
— До завтра, — покачала головой Шера, — до завтра!
Она поправила платок и медленно пошла домой. Сема провожал ее глазами. Теперь уж все мысли покинули его, и осталась только одна: обернется или не обернется? Сема с волнением следил за Шерой: вот она почему-то остановилась, вот она подняла воротничок жакетки… Обернулась! Обернулась, увидела его и замахала рукой. «Интересно! — размышлял Сема, глядя ей вслед. — Она там догадалась, что я еще тут!..»
* * *На собрание пришло пять человек. И их всего было пятеро с матросом в ту пору… Много позднее, когда из уезда приехал инструктор организовать ячейку союза молодежи, его встретили сумрачно и сразу взяли под подозрение. Какая ячейка? Куда еще записывать? Мы — юные большевики и никаких ячеек не позволим! У Семы было огромное желание выставить инструктора из местечка, и Трофиму пришлось потратить немало труда, чтобы убедить его, что ячейка — это то самое, что у них уже давно существует, и инструктору остается лишь взять их всех на учет…
Первым на собрание явился Антон. И Сема хорошо знал, почему он опередил всех. В комнате стояла фисгармония Магазаника, крышка была поднята, клавиши открыты. Антон что-то играл. Вспотевший и утомленный, он тяжело опускал указательный палец и ждал появления звука. Увидев Сему, он небрежно взглянул на него и принялся с новым усердием стучать по клавишам. Через несколько минут он поднял голову и спросил:
— Угадай, что я играю?
Сема смущенно развел руками:
— Не знаю.
— А это? — Антон опять застучал пальцем.
— Не знаю.
— Ни одного мотива не знаешь! — удивился Антон и с сожалением покачал головой: — Жаль!
— А мне нет, — улыбаясь, ответил Сема, глядя на вспотевшего музыканта. — Подумай сам, что это за музыка, если надо работать руками и ногами? Там дави, тут стучи! Нет, это не для меня.
— Как хочешь. — Антон обиженно пожал плечами и, повернувшись к клавишам, ударил обеими руками. — Вот это собирается гроза… А это гром… Похоже? А это стучат по крыше!..
Антон разошелся, волосы его упали на лоб, пальцы с каким-то злобным вдохновением забегали по клавишам. Иногда он уже запросто опускал на басы кулак и, склонив голову, внимательно прислушивался, удивленный и радостный.
Неожиданно в комнату вошел Трофим.
— У вас, кажется, собрание? — спросил он у Семы.
— Собрание.
— А это что? — обратился он к Антону.
— Я играю, — спокойно ответил тот и опять ударил кулаком. — Вот это гром… А это стучат по крыше…
— Понимаю. — Трофим кивнул головой и несколько секунд постоял молча, — А нельзя ли в другое время? У меня сидят люди, кричат в ухо, и я ничего не слышу. Может быть, ты сыграешь в другое время?
Антон обиженно пожал плечами и опустил крышку.
— Вот спасибо, — с облегчением вздохнул Трофим и вышел из комнаты.
Сема, с трудом сдерживая улыбку, отвернулся к окну. К нему осторожно приблизился Пейся и прошептал на ухо:
— Выйди в коридор!
— Сейчас собрание.
— Еще рано. Выйди на минуточку!
Сема недоуменно взглянул на друга и встал.
— Ну как, — спросил Пейся, подмигивая правым глазом, — долго вчера стоял с Шерой?
— Полчаса. А что?
— Ничего, — лукаво улыбнулся Пейся. — Целовались?
— Дурак! — крикнул Сема и оттолкнул его от себя. — Чем у тебя голова занята?
Пейся надул губы:
— Подумаешь, фасон! Как будто я не знаю. Наверняка целовал в щеку!
— Пошел вон! — рассвирепел Сема, выставляя кулаки.
— Иди сам! — быстро отрезал Пейся. — Она тебя внизу ожидает.
— Кто — она? — строго спросил Сема.
— Не бабушка! Можешь догадаться.
Сема сбежал по лестнице. У дверей дома стояла Шера со смущенным лицом.
— Я пришла, — тихо сказала она. — Только я боюсь зайти сама.
— Теперь мы вместе, — твердо ответил Сема, вспоминая вчерашнее обещание. — Идем!
— А тебя не будут дразнить?
— Хотел бы я знать кто! — возмущенно воскликнул Сема и, схватив Шеру за руку, потянул ее за собой.
Собрание открыл Полянка. Все время сидел он в кресле, поджав под себя ноги, и Сема понял, что лаки расползлись окончательно.
