Меган Маккаферти - Вторая попытка
Я терпеливо стояла в отделе научной фантастики, пока Хай не закончила подписывать книги. Когда последняя девочка отошла с автографом, Хай подняла голову и махнула мне рукой. На ее лице играла улыбка, словно она была безумно счастлива меня видеть.
— Привет, — сказала я.
— Привет, девочка, — она перегнулась через стол, чтобы обнять меня. К моей досаде, я позволила ей это сделать. — Я всегда знала, что рано или поздно ты появишься.
— Ну… эээ… да.
Я. Безбожно. Вру.
— Читала книгу-то? — спросила она.
— Ага.
— И?
И.
— И…
И что, Джессика? Что?
— Я ее читала, думая, что возненавижу тебя еще больше, — сказала я. — Но…
— Но? — заинтересованно спросила она, удивленная, что я не собираюсь продолжать этот разговор о ненависти.
— Но я думаю, что должна поблагодарить тебя.
— За что?
— За то, что, несмотря на отвращение и стыд при чтении, я увидела в этой книге себя — такую, какой могла бы стать, если бы не была такой дурой.
— О чем ты?
— Ну, о Джейн Свит, ты же сделала ее похожей на меня, только лучше.
— Лучше?
— Лучше. Круче. Она верит в себя, ее все любят.
Она вытаращила на меня глаза и недоверчиво покачала головой.
— Девочка моя, я всегда видела тебя именно такой.
— Что?
— Я всегда считала, что ты далеко пойдешь, — пояснила она. — Но ты просто этого не знаешь, потому что замкнулась в своем мирке и не получаешь того внимания и уважения, которого заслуживаешь.
— Ты под кайфом, что ли? — спросила я недоверчиво.
— Нет, — она рассмеялась.
— Тогда как ты можешь говорить, что Джейн Свит — это я?
— Могу, — она вытащила пачку сигарет и постучала ими по своей руке. — Потому что это написала я.
Просто нереально, да? Как же сильно мнение окружающих о тебе отличается от твоего собственного мнения! С тех пор как я прочла книгу Хай, я чувствовала себя неуютно, сравнивая себя и мое крутое альтер-эго. И вот Хай сообщает мне, что я и есть это альтер-эго.
Я была готова запротестовать, когда вдруг вспомнила, что произошло за час до нашего разговора. Я отшила свою любовь на все времена, хотя ему я, очевидно, нравилась. Какое мне еще нужно доказательство ее правоты? Хай права. Я и есть мое альтер-эго. Я просто не рассматривала себя в таком качестве. Сильной. Решительной. И вовсе не социальным изгоем.
Я могу чувствовать себя социальным изгоем, но в действительности я им не была. Тэрин — вот кто социальный изгой. Думаю, что я социальна потому, что хочу, чтобы меня оставили в покое люди, которых я не переношу, а ведь это совершенно другое, чем социальная отверженность, правда?
Осмелюсь сказать, нет.
Почему же мне понадобилось столько времени, чтобы это уяснить? Потому что я — это я, и я полная дебилка. Вот почему. (На протяжении предыдущих страниц вы имели честь в этом удостовериться.)
— Мы те, кем притворяемся, — сказала я наконец.
— Курт Воннегут, — отозвалась Хай.
— Конечно, ты знала. Сказывается образование, данное частной школой.
— Кстати, об образовании. Куда ты собираешься поступать?
Опять этот чертов вопрос! Как странно, что моя первая встреча с Хай неожиданно и быстро стала очень приятной, словно мы обе учились в вузах и обсуждали наболевшие проблемы.
— Я все еще жду ответа, — сказала я. — Не буду говорить, чтобы не сглазить.
— Да ладно, — отмахнулась она. — Но поверь мне, ты психуешь без причины.
Если бы только она знала…
— А что насчет тебя? Гарвард?
— Возможно, — улыбнулась она. — Если только я провалюсь в Кембридж. Если родилась и выросла в самом снобистском городе мира, другие варианты не канают.
Забавно, я родилась и выросла в самом неснобистском городе мира, а все равно пришла к тому же решению.
Тут появились литагенты Хай, чтобы проводить ее на следующую встречу с читателями.
— Я пошла, — сказала она.
— Да, я тоже, — отозвалась я.
— Увидимся.
Знаете что? Я знала, что она права.
— Да, Хай. Увидимся.
Когда я встретилась с Бриджит на остановке автобуса, чтобы ехать домой, она трясла головой от стыда.
— Я струсила, — стонала она. — Я сдрейфила, когда увидела ее.
— Все хорошо, Бридж.
— Я не смогла этого сделать, — продолжала она стонать, — я не смогла выступить так, как хотела.
— Все нормально. Я тоже не смогла отомстить ей — но по более странной причине.
— Ннадеюсь, мы все же не стервы, — вздохнула Бриджит.
— Ты говоришь так, будто это плохо, — усмехнулась я.
— Ну, в университете, — заключила она, закусив свой хвост, — быть лапочкой еще хуже, чем сукой.
И снова Бриджит сказала правду.
Первое апреля
Дорогая Хоуп!
Я снова это скажу: Я ТАК РАДА ЗА ТЕБЯ! Поздравляю с поступлением в Школу Дизайна Род-Айленда! Если я поступлю в Колумбийский, мы окажемся на восемьсот миль ближе друг к другу! Йееес!
Видишь, что происходит? Я пишу «если». Если я поступлю в Колумбийский. С каждым днем уверенности у меня убавляется. Это кармическая кара за мои муки выбора.
Я с ужасом жду ответа из Уильямса. Это последний отзыв, который должен прийти со дня на день, и вся моя тактика пойдет псу под хвост. Я не Шахерезада, это точно. Мои родители и так из-за Пьедмонта бесятся, они не потерпят больше никаких «но» и «если».
А о Нью-Йорке и речи не может быть, ты сама понимаешь. Они — единственные в штате, кто после 11-го сентября не помчался и не купил значок или майку с надписью «Я люблю Нью-Йорк».
Почему я поступаю так? Почему всегда хочу то, что не могу иметь? И почему я никогда не хочу того, что доступно?
Потому что я, подружка, полная дебилка. Мне не нужен диплом «Лиги плюща», чтобы понять это. А теперь я должна идти. Сегодня же праздник — особенно для таких специфических дураков, как я.
Мазохистски твоя,
Дж.
Апрель
Двенадцатое апреля
Сегодня утром Сара продемонстрировала толстый конверт, который она получила по почте от некоего С. Джонса. С. Джонс так тщательно залепил конверт, что Сара подумала, будто ей придется приложить недюжинные усилия, чтобы его вскрыть. Однако это был ожидаемый эффект. Сара только дернула слегка, конверт открылся, и на плюшевый ковер Д’Абруцци дождем посыпалась сверкающая разноцветная шрапнель — конфетти с зелеными пальмовыми веточками, желтыми солнышками, синими океанскими волнами. А поскольку в ее комнате и так был бардак, я знала, что ее мачеха не одобрит этот взрыв. Не важно, насколько тщательно пылесосились комнаты, по окончании учебы она все еще будет находить маленькие сияющие бумажные орешки и пляжные зонтики под кушеткой.
Но ничто не могло омрачить радость Сары. Очевидно, она уже свыклась с мыслью, что не набрала достаточно баллов на тесте, чтобы поступить в Рутгерс вместе с Мэндой.
— БОЖЕ МОЙ! ЭТО! ТАК! КРУТО!
С. Джонс — это Санди Джонс, старшекурсница Харрингтонского колледжа и «Советник первокурсников». Она приклеила свою любимую фотографию внизу приветственного письма. Красивая классической американской «подиумной» красотой — белокурые волосы до плеч, никакой челки, гладкие сверху и завитые на концах, а также серебряный топик без лямок и белоснежная фирменная улыбка. Рука неопознанного молодого человека покоилась на ее плече.
— БОЖЕ МОЙ! ОНА! ТАКАЯ! КРАСИВАЯ!
В письме Санди объяснила, что мужская рука принадлежит члену братства Сигма Чи, а ее единодушно признали «душкой» этого братства. Ее портрет был запечатлен на фирменных пластиковых кружках.
Письмо само по себе было чудом. Каждое слово этой двухстраничной писанины было выведено своим цветом — волшебными маркерами. Палитра: розовый, голубой, пурпурный, бирюзовый, красный, оранжевый. И не распечатано на принтере — написано от руки! Подписано, по меньшей мере, десятью членами «Группы поддержки первокурсников» — все теми же маркерами. Это превратило письмо в радугу, в магазин экзотических сладостей.
— БОЖЕ МОЙ! Я! ХОЧУ! БЫТЬ! КАК ОНА!
Сара, в отличие от меня, и не представляла себе, что она и Санди Джонс — одно и то же. Я готова поклясться, что Харрингтонский колледж заполнен исключительно Сарами. Колледж, в котором сплошь и рядом учатся легкомысленные богатые папенькины дочки, у которых ума не хватило поступить в приличный вуз и которые поверяют друг другу страшные тайны похудения и избавления от целлюлита.
В этом письме также перечислялись странные ритуалы, которые Сара должна была выучить назубок, прежде чем принять участие в «Посвящении Новичков». Согласно Санди, белое платье открывало список тех вещей, которые нужно иметь. Это платье предназначалось для «Ночи Провозглашения». Детали церемонии были описаны весьма скрытно, однако Санди сказала, что это старинная традиция принятия в колледж новых учеников. Очевидно, все эти новички надевают белые платья (девочки) и белые рубашки с красными галстуками (мальчики) и идут по брусчатой дороге, по обочинам которой ровными рядами выстроились точно так же одетые старшекурсники, держащие в руках свечи…
