Александр Чуркин - Литературно-художественный альманах «Дружба», № 4
Всё отвлекало его от работы: след мыши, снег, упавший с дерева, тень от куста. Пират останавливался и путал постромки.
Захваченный азартом работы, Щеголь ворчал на него и скалил зубы, чего никогда не делал прежде. Пират виновато смотрел на Жилкина и не обращал внимания на Щеголя.
Жилкин не сердился и не грозил ему. Он терпеливо распутывал постромки, сам тянул за повод, и нарты двигались дальше.
Пират, несмотря на худобу, обладал крепкими мускулами, железными сухожилиями и могучим дыханием. Он был сильнее самой сильной собаки, но как упряжной пес он стоил мало. Он не мог научиться самым простым вещам, которые Щеголь схватывал мгновенно. И каждый раз, когда Пирата запрягали в нарты, у него в глазах было то самое тоскливое выражение, которое впервые появилось, когда Радыгин надел на него ошейник. Только когда Жилкин шел впереди, держа в руках повод, Пират охотно тянул следом тяжелые нарты. Часто случалось, что Жилкин останавливал нарты, распрягал собак и по нескольку часов подряд возился с приборами и инструментами. Щеголь почти всегда убегал в лес, рыскал между кустарников, разрывал мышиные снеговые норы или, подняв с лежки мелкого полярного зайца, с отрывистым лаем гонял его по лесу. Пират редко отходил от Жилкина, он ложился по возможности ближе к нему и не мигая смотрел на хозяина. Казалось, что он выключал все другие органы чувств, кроме зрения, он становился равнодушным к громкому лаю Щеголя, идущего по горячему следу, к запахам близкой добычи, которые ветер приносил из лесу и даже к настойчивым требованиям желудка. Неподвижный, окаменелый, он лежал на снегу и широко открытыми глазами смотрел на Жилкина. Иногда, когда особенно громко лаял Щеголь, как будто боясь поддаться соблазну, Пират резко, как от толчка, поднимался и шел не в лес, а к хозяину и молча клал свою тяжелую голову к нему на колени. Занятый мыслями о работе, Жилкин рассеянно гладил его по голове, и волк смотрел на него полными счастья глазами.
Но не всегда Пират был равнодушен к охоте. Часто, особенно к ночи, он исчезал в лесу. Бесшумно и осторожно скользил он между деревьями, поминутно останавливаясь, нюхал воздух, прислушивался и возвращался только к утру и всегда с раздувшимися от пищи боками.
Дичи в этих местах водилось мало, но зайцев было множество, и Пирату почти всегда удавалось насытиться. Часто он и Щеголь охотились вместе. Обычно на долю Щеголя выпадала роль загонщика, Пират ловко умел перехватить добычу на полпути и мгновенно прикончить. Но от того ли, что Пират здесь не бывал голоден или от чего другого, Щеголь всегда получал свою долю от этой охоты.
И всё же, несмотря на всю привязанность волка-собаки к Жилкину, он не любил находиться в избушке. В то время когда Щеголь наслаждался, лежа в растяжку около железной печурки, Пират предпочитал спать в холодных сенях. К горячей печке, к огню, к дверям, которые он сам не мог открыть, Пират питал инстинктивную неприязнь. В холодные ночи, когда от мороза трещали стены, Жилкин пытался оставлять его в избушке, но Пират скулил и просился на волю. Спал он в открытых сенях, сжавшись в комок и согреваясь собственным теплом.
С каждым днем Пират сильнее и сильнее привязывался к Жилкину. Он даже нарты таскал охотнее и реже путал постромки. Но среди зимы, во время сильных морозов, изменился его характер. Он стал скучным, не хотел тащить нарты, путал постромки, злобно огрызался на Щеголя и равнодушно относился к ласке и к укорам хозяина. Глаза у него сделались мутными, и он по целым дням слонялся вокруг избушки, словно потерял и не мог найти что-то крайне ему нужное.
Жилкин опасался, что Пират заболел, и был с ним особенно ласков, но Пират теперь редко подходил к нему сам, без зова. В избушке он теперь не бывал совсем, и Жилкин положил для него в углу сеней теплый и толстый войлок. Пират покорно улегся на нем, положил свою тяжелую голову между лапами, насторожив уши, и замер. Среди ночи, когда Жилкин давно уже спал, Пират поднялся и бесшумно ушел из сеней. Он долго стоял неподвижный, облитый серебряным лунным светом, как изваяние, и напряженно слушал. Но даже настороженный волчий слух не мог уловить ни малейшего признака жизни вокруг.
Ели и сосны, скованные морозом, застыли черные и неподвижные и только изредка сухо потрескивали, словно простуженно кашляли. На небе холодным зеленым, волчьим пламенем горели миллиарды мелькающих глаз и смотрели равнодушно на одинокого зверя. Ища в них сочувствия, волк поднял к ним лобастую голову с двумя желтыми горящими немигающими звездами и завыл тоскливо и длинно.
В ответ ему испуганно залаял в избе пес, потом открылась дверь, и вышли Жилкин и Щеголь. Пират замолк, но не двинулся с места. Щеголь подбежал к нему, лизнул в нос и тихо, ласково взвизгнул. Жилкин наклонился и пощупал у Пирата нос. Нос был холодный и влажный. Жилкин потрепал зверя по загривку и заглянул в глаза.
Пират стоял равнодушный, с опущенным хвостом и, казалось, не заметил ласки хозяина.
И не успела закрыться за Жилкиным дверь, как Пират снова завыл. Он набирал полную грудную клетку воздуха и до изнеможения тянул одну тоскливую ревущую бесконечную ноту.
И вдруг разом оборвал пение, приподнялся и замер. Напряженный и неподвижный, он слушал долго, затем сначала медленно, шагом, двинулся вперед к озеру и, перейдя его, прибавил ходу. Пират бежал мелкой спорой рысцой туда, откуда прилетел к нему едва уловимый зов. Он несколько раз останавливался, глухо рявкал и, дождавшись ответа, бежал дальше. Потом на его зов уже никто не откликался, но Пират мчался дальше и дальше, ни на метр не уклоняясь от взятого направления и не меняя аллюра.
И только, когда на замерзшем болоте он увидел утоптанный волчьими лапами снег, Пират сменил рысь на шаг и с поднятой головой, широкими и уверенными шагами вышел на открытое место. Худая поджарая волчица, та, на чей зов он прибежал, позабыв обо всем, к чему был привязан, даже не взглянула на него. Два волка опередили Пирата и теперь увивались вокруг волчицы, рыча друг на друга.
Нового соперника волки заметили сразу, но старались показать, что они не обращают на него внимания, и продолжали увиваться вокруг волчицы, искоса наблюдая за пришельцем.
Пират тоже только мельком взглянул на них и, виляя хвостом, начал приближаться к волчице. Тогда оба волка, забыв вражду, глухо зарычали и повернулись к новому сопернику.
Пират остановился, широко расставил ноги, взъерошил шерсть на спине и глухо зарычал.
Только теперь волчица впервые посмотрела на Пирата, вильнула хвостом и, переводя взгляд своих узких глаз с одного на другого, стала ждать результата стычки.
Четыре зверя стояли на крохотной болотистой полянке, три волка со взъерошенной шерстью и напряженными мускулами показывали друг другу, что они готовы к бою. Четвертый зверь, молодая белесая волчица с длинной мордой и светлыми глазами наблюдала за ссорой, повизгивая от нетерпения.
Пират остановился только на полминуты. Услышав поддразнивающий голос волчицы, он снова медленно двинулся к ней, не спуская глаз с противников. Ближе к Пирату оказался молодой вихрастый волк. Он был очень похож на волчицу, с такой же, как у нее, удлиненной щучьей мордой, узким лбом и близко посаженными ушами. Он первый бросился на Пирата, но сразу отлетел в сторону. Он поднялся с земли с окровавленной головой, разорванным ухом и, сразу признав себя побежденным, отошел в сторону. На пути Пирата к волчице был еще один соперник. Это был взрослый пятилетний волк, и хотя принадлежал он к более мелкой породе волков, живущих вдали от человеческого жилья и питающихся только дичью, всё же был выше двухлетнего, еще не совсем сформировавшегося Пирата. Новый противник был такой худой, что ребра выпирали наружу, а шерсть на загривке и спине лежала неровно, словно он только что вышел из жестокой драки и еще не успел прилизать себя.
Волк стоял с взъерошенной шерстью, широко расставив ноги, и всем своим видом показывал, что без борьбы он место свое не уступит.
Пират остановился и, казалось, готов был признать первенство худого волка. Но снова подзадаривающе и призывно взвизгнула волчица — и он двинулся напрямик. Худой матерый волк зарычал злобно, угрожающе и отступил. Пират ничего не знал о капканах, но он заметил, что у этого еще молодого волка вместо клыков изо рта торчали обломки, резцы были сравнены с деснами, и, отступая, волк сильно припадал на заднюю правую лапу.
Жилкин напрасно на следующий день ждал Пирата. После полудня он привязал лыжи, свистнул Щеголю и направился по следу.
Следы однообразной цепочкой тянулись от избушки на восток. Видно было, что зверь бежал рысцой, всё время не меняя аллюра. Жилкин различил несколько мест, где Пират останавливался, перекликаясь с волчицей, а затем снова тем же аллюром бежал дальше. Пройдя полдесятка километров, Жилкин повернул назад. В этот день он впервые пропустил обычные наблюдения, а на следующий день сам занял место Пирата в упряжке.
