Александр Соколовский - Первый особого назначения
— Нету, — растерянно ответил Вовка.
— Так какой же может быть штраф? Я тебе заплачу, а ты на эти деньга, может, папиросы купишь… А?
— Я их в милицию отнесу и сдам, — покраснев, сказал Вовка.
— А я почем знаю, куда ты их денешь! — проговорил длинный, звякая пустыми бутылками, — Документа никакого у тебя нет. А красный лоскуток и я могу нацепить. И свистки вон в универмаге продают. Так что, парень, не задерживай-ка ты трудового человека.
С этими словами «трудовой человек» преспокойно пошел дальше.
Около половины пятого ребята снова вышли на свои посты. Степка расхаживал по тротуару недалеко от гостиницы. Здесь был самый оживленный участок: самые большие магазины, гостиница, несколько учреждений да еще перекресток со светофором-автоматом. Приходилось все время быть настороже. То и дело надо было пускать в ход свисток. Вот опять пешеход двинулся через улицу. Идет и не видит, разиня, что прямо на него мчится поток машин. Степка собрался было засвистеть и вдруг узнал в пешеходе Гришу.
Глухонемой мастер шел спокойно, не глядя по сторонам. Улица для него была беззвучна. К тому же он совсем недавно стал выбираться из своей каморки днем и, очевидно, привык к тому, что на вечерней улице ему ничего не угрожало.
Свистеть было бесполезно. Но Степка все-таки засвистел. Он свистел не Грише. Бросившись с тротуара наперерез машинам, он пронзительной трелью предупреждал шоферов. Если бы у него в руках был полосатый жезл, как у старшины Комарова!.. Один только взмах, и завизжали бы тормоза легковых, зашипели — у грузовиков-самосвалов…
Машины приближались. Прохожие останавливались на тротуарах, глядя на спокойно пересекавшего улицу человека и мальчика с красной повязкой на рукаве, бегущего к нему и оглашающего улицу тревожным милицейским свистом.
— Да что он, оглох, что ли? — вскрикнула какая-то женщина. И тут Степка сорвал с рукава красную повязку и замахал ею, продолжая свистеть. Перед ним круто затормозил громадный самосвал с барельефом могучего зубра на капоте. С визгом остановились легковые «Победы» и «Москвичи». Из кабинок высовывались негодующие водители.
— Растяпа! — кричали они Грише. — Слепой, что ли?
— Он не слепой, — объяснил Степка. — Он глухонемой… Он не слышит.
Только теперь Гриша заметил Степку, автомобили, шоферов и понял, что произошло.
Так и стояли они рядом, посреди улицы, пропуская поток двинувшихся дальше машин. Один бледный, с испариной, выступившей на лбу, другой — запыхавшийся, в рубашке, прилипшей к спине от пота.
К месту происшествия уже спешил старшина Комаров. Степка, волнуясь, объяснил милиционеру, что Гришу не надо ни ругать, ни наказывать.
— Он ведь глухонемой! Он не слышит. И по улице он ходит только вечером, когда машин почти нет…
Автомобили проехали, и Степка довел Гришу до тротуара.
— Обязательно надо по сторонам смотреть, — знаками объяснял он мастеру по дороге. — Чуть-чуть под машину не попали!
Горячо жестикулируя, Степка вдруг заметал, что мастер смотрит не на его руки, а куда-то в сторону. И Степка, проследив за его взглядом, увидел неподалеку иностранного туриста-барона, который стоял в подъезде гостиницы и тоже смотрел на Гришу пристально и удивленно.
Казалось, Гриша не мог оторвать взгляда от седого иностранца. Он совершенно впился в него глазами, стискивал Степкино плечо. А немец не отворачивался и не уходил, как в тот раз, когда Степка глазел на него возле двадцатого дома. Он тоже как будто не в силах был отвести взгляда от глухонемого мастера.
Вдруг, резко повернувшись, Гриша быстро зашагал прочь. Седой иностранец нахмурился и неожиданно зашагал за ним следом. Степка видел, как барон, привставая на цыпочках, вытягивал шею и задирал голову, чтобы не потерять Гришу в толпе. Он явно не хотел упустить мастера из виду, и в каждом движении его, в каждом взгляде Степке чудилось что-то недоброе.
Добежать до соседнего поста, где дежурил Олег Треневич, было делом нескольких секунд.
— Олежка, очень прошу… — зашептал Степка, — Мне надо уйти. Останься за меня.
— Куда ты? — успел только спросить изумленный Олег, а Степка уже несся по улице в ту сторону, куда ушли барон и Гриша.
Вскоре он увидел их. Гриша шагал торопливо, не оглядываясь, а иностранец не отставал от него, стараясь скрыться за спинами прохожих. Вот они свернули в переулок — сначала Гриша, а за ним иностранный турист; вот немец почта нагнал глухонемого мастера, но, увидев идущего навстречу человека, шагнул в какой-то подъезд. Степка тоже спрятался в соседнюю подворотню. Он видел, как барон вышел из подъезда, огляделся и опять поспешно зашагал за Гришей, который успел уйти довольно далеко.
В конце переулка иностранец догнал Гришу. Степка увидел, как мастер обернулся, отпрянул назад и сделал какой-то жест. Но Степка не разглядел, что этот жест означал. Ему только стало вдруг ясно, что Гриша и этот заграничный гость хорошо знают друг друга. Эх, жаль, что у Степки не было с собой бинокля! В бинокль можно было бы издали, незаметно наблюдать за этим приезжим бароном! В бинокль можно было бы различить каждый жест, каждое движение пальцев…
Сердце у Степки стучало и билось частыми торопливыми ударами. Оно словно подгоняло мысли, которые суетливо прыгали и метались, опережая одна другую. Если они сейчас свернут направо, то, значит, пойдут на Садовую. Тогда можно успеть забежать в отрядную комнату и взять бинокль… Если же налево… Но налево — Почтовая, большая людная улица, а этот барон, кажется, не хочет, чтобы его видели с Гришей…
Глухонемой мастер и идущий чуть позади него немец свернули направо. Степка выбежал из подворотни и помчался что было духу по переулку. Если этот немецкий барон задумал что-то недоброе, то можно было в любую минуту позвать на помощь — ведь милицейский свисток висел у Степки на кисти руки.
Когда Гриша и барон свернули на Садовую, Степка сначала подумал, что мастер поведет иностранца к себе домой. Но Гриша прошел мимо ворот четырнадцатого дома. Здесь барон снова догнал его и сделал несколько жестов. Он, оказывается, знал азбуку глухонемых. Степка увидел, что иностранец приказывает мастеру идти к монастырю. Степке показалось, что Гриша хочет возразить. Однако, подумав, он кивнул.
Медлить было нельзя. Как только Гриша, а за ним барон миновали ворота двадцать третьего дома, Степка шмыгнул в арку и опрометью кинулся в красный уголок. Промчавшись мимо дежурных — Оли и Тани, — он влетел в отрядную комнату, сорвал с гвоздя бинокль и понесся прочь.
— Степа, ты куда? — закричала вслед ему Таня, но он уже взбегал по каменным ступенькам.
Глава двенадцатая
Надо было мчаться со всех ног, чтобы кружным путем, через переулочек добежать до монастырских развалин раньше Гриши и барона. И Степка бежал, задыхаясь, чувствуя, как капельки пота струйками стекают по спине, по лбу, по груди…
Вот и конец переулка. Вот и последние окраинные постройки, деревянные домики за палисадниками, из-за которых выглядывают желтые мохнатые головки золотых шаров. Вот и поле, а за ним — мрачные развалины старинного монастыря.
Через поле, напрямик, Степка не побежал. Он свернул налево, к тропинке, что вилась за зеленым частоколом буйно разросшегося кустарника. Здесь он, наконец, остановился и отдышался. Теперь-то наверняка он успеет добраться до монастыря раньше Гриши и загадочного туриста из Гамбурга.
Выглянув из-за куста, Степка зорко огляделся. Ни глухонемого мастера, ни барона не было видно. Степка испугался. А что, если они заметили его? Что, если немец изменил свое намерение и они отправились куда-нибудь в другое место? Может быть, лучше было взять с собой еще кого-нибудь из ребят? Но едва он подумал об этом, как из-за домиков у края поля появились две фигуры: одна чуть впереди, другая — сзади. Степка поспешно навел на них бинокль. Да, это были Гриша и турист-иностранец.
Пройдя еще некоторое время позади Гриши, барон прибавил шагу, догнал мастера и остановил его, прикоснувшись ладонью к плечу. Поле было пустынно, и барон, очевидно, решил не ходить дальше. Они стояли теперь друг против друга — седой высокий немец и мастер из четырнадцатого дома. Гриша исподлобья настороженно смотрел на иностранца, словно дожидаясь, когда тот начнет свою безмолвную речь. Наверно, туристу не терпелось поскорее расспросить о чем-то глухонемого. Он быстро огляделся и сделал нетерпеливый жест, который означал: «Что это значит?»
Гриша не отвечал. Он стоял все так же неподвижно, исподлобья глядя на иностранца.
— Что это значит? — в нетерпении повторил барон. — Как ты очутился в этом городе?
— Я могу жить там, где хочу, — резко ответил Гриша, — Я свободный человек.
