Александр Соколовский - Первый особого назначения
Все еще недоумевая и переглядываясь, ребята стояли и ждали, что будет делать глухонемой мастер. Сосредоточенно смотрел на Гришу Андрей. А тот, не выпуская лопаты, взялся другой рукою за куст жасмина, покачал его из стороны в сторону, подергал и вырвал из земли.
— Ой! — тихо вскрикнула Оля.
Ребята еще теснее сгрудились вокруг мастера. Отталкивая друг друга, вытягивая шеи, они смотрели, как Гриша осторожно вскапывает землю там, где рос жасминовый куст. Он копал, и рядом с ямкой, которая становилась все глубже под лотком лопаты, росла кучка бурой, мокрой, пропитанной дождем земли.
Вдруг лопата обо что-то звякнула. Ребята подступили ближе. Вовка, оказавшийся позади всех, жалобно просил:
— Пустите меня, пустите! Дайте посмотреть!
Гриша выпрямился, обвел всех взглядом, потом медленно опустился на колени и бережно вытащил из ямки черный ящик с налипшими на стенках комками глины и земли. Осторожно стерев с него грязь, мастер поднялся с колен и подал ящик Степке.
Он был тяжел, этот небольшой ящичек черного дерева, скрепленный двумя узкими медными позеленевшими от времени и сырости полосами. Мастер протянул руку и откинул крышку ящика.
Темные лохматые тучи неслись по небу, скрывая солнце. Но, словно водяные брызги, пронизанные насквозь ослепительным солнечным сиянием, сверкнули в глаза невиданной россыпью наполнявшие шкатулку блестящие искристые камни: ящичек доверху был наполнен цепочками алмазных бус, кольцами, браслетами, женскими серьгами…
От неожиданности Степка чуть не выронил тяжелый ящик. А Костя, всегда сдержанный Костя, с восхищением выговорил:
— Вот это да!
Между тем мастер сделал несколько быстрых знаков, и Степка, запинаясь от растерянности, произнес:
— Он… Он говорит, что все то… все отдает нам…
Эти слова будто бы разбудили ребят, зачарованных необычайным зрелищем.
— Как нам?
— Откуда этот ящик?
— Степка, спроси!
Но спрашивать ни о чем не пришлось. Гриша снова «заговорил», волнуясь и быстро двигая пальцами.
— Переводи, Степа, — сказал Андрей. — Подробно переводи. Все, что он говорит.
Тогда, в мастерской, рассказывая свою биографию, Гриша не сказал Степке, что в ночь, когда умер старый барон, он долго, с любопытством разглядывал листок бумаги, на котором были начерчены непонятные линии и крестики. Не открыл мастер тогда Степке, что благодаря необычайной своей зрительной памяти он невольно запомнил все эти линии. И только сейчас узнал изумленный Степка, а вместе с ним и Андрей и все ребята, что, приехав в этот городок, Гриша отыскал место заветного тайника, вынул из-под камня ящик с драгоценностями, перенес его на кладбище и закопал возле заброшенной могилы…
Почему он так поступил? Сначала просто хотел проверить, удалось ли его хозяину в ту памятную ночь, когда он оставил Гришу одного в темном подземелье, отыскать и унести сокровища старого барона. А когда мастер нашел ящик и поднял крышку, то сразу же увидел среди колец, браслетов и брошек старинные серебряные часы с выцарапанными на крышке именами его отца и деда. Наверно, в тяжелую минуту Гришин отец решил заложить часы своему хозяину — ростовщику Генриху Гольцеву — фон Гольцу, да так и не смог выкупить. И понял Гриша, что остальные вещи — бусы, кольца, браслеты, серьги, все, что лежит в шкатулке, — тоже куплены за гроши, оставлены в залог и не возвращены владельцам.
— Он говорит, — волнуясь, переводил Степка, — что хозяев этих вещей, наверно, уже нельзя найти. Так пусть драгоценные камни и золото… Пусть все это перейдет в хорошие руки, в руки добрых людей. А ему самому ничего этого не нужно. Он всегда сумеет заработать свой хлеб собственным трудом…
Гриша кончил и опустил руки. Замолчал и Степка. Молчали ребята. И тогда заговорил Андрей.
— Степа, — произнес он с волнением, — постарайся перевести как можно точнее то, что я сейчас скажу. Понял, Степа? Как можно точнее.
— Я постараюсь, — ответил Степка и кивнул.
— Скажи ему, что эти камни, все эти замечательные вещи не принадлежат нам. Они принадлежат всему нашему государству, всей нашей стране, всему народу… Скажи, что нам тоже не нужно сокровищ, награбленных бесчестными руками. И мы — те объясни ему это — тоже знаем, хорошо знаем, что счастье человека не в богатстве, а в настоящем добром труде…
Степка жестами и знаками повторял то, что говорил Грише Андрей. Он «переводил» так старательно, что эти жесты и знаки получались очень медленными, и мастер несколько раз сделал нетерпеливое движение, словно стараясь поторопить его.
— И еще передай, — говорил Андрей. — Пусть он будет спокоен: эти драгоценности попадут в надежные руки, в руки добрых и честных людей, и никому, никому на свете не причинят зла. Может быть, эти сверкающие камни превратятся в громадный космический корабль, который понесет первого человека-космонавта на Луну или на Марс… Может быть, серьги, бусы и браслеты станут могучими турбинами электростанции или живою водой потекут по каналам в расцветающей пустыне… Мы еще не знаем этого. Но мы твердо знаем, мы уверены, что многим, многим людям они послужат добром.
В глубоком молчании слушали ребята своего командира. Молча смотрели они на Степку, безмолвно повторявшего каждое слово Андрея. Молча глядели на Гришу, который с напряжением следил за Степкиными пальцами, и верили, верили, что мастер поймет каждое из этих верных и горячих слов. Поймет, что в этой великой, необыкновенной стране, в стране, где он родился и где живет сейчас, в стране, которая называется таким гордым и прекрасным словом — Советская, — труд и добро идут бок о бок, рядом, шагают по трудным дорогам, имя которым — жизнь. А может быть, он уже давно это понял?
Когда возвращались с кладбища, уже смеркалось. Впереди шли Андрей и Гриша. Ребята — за ними, негромко переговариваясь между собой.
— Видишь, Пончик, — говорил Женька. — Как ты хотел, так и вышло. На всех поровну разделили — на весь Советский Союз!
Таня и Степка немного отстали и шли позади всех.
— А знаешь что, Таня, — смущенно сказал Степка, нарушая молчание. — Ты мне по немецкому хотела помочь. Ну, Роза Марковна еще говорила…
— Да…
— Так ты… Ты поможешь?
— Конечно! — Она обернулась к нему, улыбаясь. — Конечно!
Хмурые тучи мчались по небу, казалось задевая вершины деревьев и оставляя на ветвях призрачные тающие пряди. Но впереди, там, куда опустилось солнце, жарким пламенем пылал багровый закат.
— Хорошая завтра будет погода, — сказал Степка. — Такая примета.
— Да, такая примета, — повторила. Таня и вдруг вздохнула. — Наверно, я все-таки уеду в лагерь. А так не хочется! — помолчав, призналась она.
— Ничего, — успокоил ее Степка. — Ты же вернешься. Всего один месяц. Даже меньше…
— Таня! Степа-а! — позвал впереди протяжный голос Кости. — Где вы-ы?
— Сейчас! Догони-им! — закричал Степка. Он поймал Таню за руку. — Бежим!
И они побежали, крепко держась за руки. И несся им навстречу огненный закат, алый, как их галстуки, концы которых плескались и трепетали, касаясь то шеи, то щеки. Дул свежий переменчивый ветер.