Илга Понорницкая - Открытые окна
Папа говорит:
— Нам объясняли, что у космонавта должно быть идеальное здоровье, абсолютно. Что, надо, например, всё время закаляться, а ещё тренировать вестибулярный аппарат…
Я не поняла:
— Что тренировать?
Папа отвечает:
— Чувство равновесия. И мы с ребятами крутились на карусели во дворе, как на центрифуге, до того, что верх и низ отличить не могли. То ли падаешь на землю, то ли взлетаешь — как бы очки не слетели, не разбились. Они у меня на резиночке держались. А после мне друг принёс газету, так в ней один парень вопрос задал: мол, у меня близорукость, минус пять — а я хочу стать космонавтом…
— И что ему ответили? — спрашиваю.
Папа машет рукой.
— Ответили — не огорчайся, есть много других профессий… А у меня зрение-то было уже — минус шесть с половиной…
Папа вздыхает:
— Я сразу не сдался. Спрашивал направо и налево у взрослых — ждал, кто бы меня обнадёжил. Мол, ерунда — про зрение. В очках-то всё видно. А они мне в один голос: какой из тебя, Сашка, космонавт!
Дед-бездельник и Грандсон
Папа с тоской смотрит в монитор, как толстенький человечек в очках, кружась, как жук, тянет за собой какие-то провода.
Тут мама спрашивает:
— Что ж ты мне никогда не рассказывал, что хотел стать космонавтом?
А папа:
— Когда я с тобой познакомился, мне уже ясно было, что это для меня закрыто. Что зря говорить?
Мама почему-то губы поджимает — на секунду. Наверно, только я и замечаю. А потом лицо у неё становится таким же, как всегда.
— Очки — это что! — изрекает Костя невпопад. — Знаешь, пап, у них там на станции вообще один лысый есть!
Папа в раздумье запускает пальцы в свои кудри. Такие же, как у Кости. Или — у Кости как у папы. Если бы папа с Костей, не подстригшись, полетели в космос, кудри у них тоже бы стояли-колыхались. Не хуже, чем у того, который своего друга буксировал по воздуху.
— Про лысину нам в детстве ничего не говорили, — вздыхает папа. — А вот если бы я знал, что когда-нибудь и очки не будут помехой…
Мама утешает его:
— Может, там какие-то специальные очки?
Мы все вглядываемся в монитор. Как будто можно разглядеть, что там за линзы — в очках. Куда там…
Мама говорит:
— Мне кажется, это не космонавт — учёный. Смотрите, какой он неспортивный. Видно, прилетел к ним опыты ставить, ненадолго…
Я думала, папа скажет: «И я бы постарался таким учёным стать».
А что? Папа ведь и так почти учёный. Научный сотрудник. А знал бы, что человечек в очках полетит, так, может, не спал бы и не ел, а только бы учился дальше, чтобы тоже летать, вместе с этим человечком. Профессором стал бы каких-нибудь наук. И мы с мамой и Костей смотрели бы сейчас на него с Земли.
Но папа не хочет фантазировать про самого себя. Он хочет фантазировать про Костю. Например, как тот прибудет на станцию и скажет: «Привет всем от папы! Мало кто с такой силой хотел космонавтом стать, как мой папа».
Папа осторожно спрашивает:
— Ты бы не хотел когда-нибудь работать в космосе?
А Костя в ответ:
— Нет, это Макар хочет — стать космонавтом-исследователем. Как этот сайт нашёл — так и всё. «Ах, космонавты, ах, там мой знакомый!» Уже и в сети не появляется. Исчез. Видать, всё тренируется…
Мама говорит:
— Вот молодец!
А Костя как не слышит её. Он глубоко вздыхает:
— И Рэт от нашей компании откололся. Написал, что пока не будет играть. Временно. К нему кто-то приехал. Какой-то Грандсон.
— Кто? — переспрашивает мама.
Костя отвечает:
— Грандсон. Наверно, имя такое. А может, это означает — друг-приятель. И что-то он ему так рад…
Мама говорит:
— Ну, ещё бы! Грандсон — это, вообще-то, внук.
— Как — внук? — не понимает Костя.
Мама отвечает:
— Внук приехал к твоему другу Рэту.
Костя обалдело смотрит то на маму, то на папу.
Это ж подумать только! Рэт написал ему, что приехал Грандсон. Ему 16 лет. (Костя ещё сказал: «Ого!»)
Грандсон учится в колледже, водит мотоцикл, не боится глубоко нырять и любит лошадей. В общем, классный такой Грандсон, Рэт прямо гордится им.
— Костя, — соображаю я, — а ведь и правда, мы в школе проходили. Грандсон — это по-английски внук.
Костя кивает:
— Конечно, проходили. Но мало ли… Как-то я не думал…
А кто бы подумал? Они же болтали, как два одноклассника! Если не считать, что в чате и только по-английски…
Рэт как-то спрашивал, есть ли у Кости Грандсон. Костя подумал: вдруг это не имя? Вдруг это значит — друг-товарищ? Ответил: ну, да, конечно, у меня их много.
Костя не хочет, чтобы знали, что у него только в компьютере — друзья.
Выходит, сам себя в дедушки записал? А Рэт, приятель его — он папе с мамой в отцы годится?
Мама говорит:
— В возрасте уже человек, а бездельник.
Костя обижается за Рэта:
— Он не бездельник, он баранов пасёт. У него порядка трёх тысяч баранов! Я думал, это его родители держат, а оказалось, что он сам!
Я тут представила огромную равнину, всю занятую стадом овечек и баранов. Кажется, я видела что-то похожее в кино. Или на каком-то сайте… Спинки баранов колышутся, как волны моря, и всё стадо течёт туда, куда надо пастуху. А чтобы море не выходило из берегов, следят большие умные собаки.
Над волнами возвышаются всадники — старый Рэт, которого Костя обзывал Рэмом и чуть не сделал покойником, и его внук Грандсон, шестнадцатилетний, почти взрослый парень, любящий лошадей.
А что маме представилось, не знаю. Но мама вдруг говорит:
— Надо бы и вас вывести на природу. Баранов не обещаю, но свежий воздух, парное молочко…
Папа перебивает:
— Мы же им только на август путёвки взяли. Забыла? И потом, в лагере нет парного молока. Это же целое стадо нужно, чтобы всех напоить.
Мама в ответ:
— Да я не про лагерь. Мне тут небольшая командировка предстоит, дня на четыре. В Собакино, в опытное хозяйство. Хочу сама проверить автоматическую линию.
Папа уточняет:
— Так ты, что, едешь в командировку?
Мама кивает:
— Ну да… — как виноватая. — Их, — говорит, — наверно, тоже с собой возьму. Сам говоришь, я ими не занимаюсь…
Папа бы предпочёл, чтобы мама занималась нами дома. И чтобы он тоже нами занимался. Чтобы никто никуда не уезжал.
Он спрашивает — как будто с надеждой:
— Кто вас троих там ждёт? Кто их поселит в общежитие с тобой?
Их — это нас, понятно. Они говорят о нас так, точно нас здесь нет. Так бывает — особенно когда они сердятся друг на друга.
Мама доказывает ему:
— Так мы не в общежитие пойдём! Снимем угол у какой-нибудь бабули, в том же Собакине…
Ясно, что мама поедет в командировку в любом случае. С нами или без нас.
Она часто говорит, что прежний начальник отдела, тот, который был до неё, работу запустил. И ей теперь приходится самой всё разгребать. На неё всё навалилось. Сколько мы слышали от неё:
— Думаете, мне интересно — с бумагами? Я лучше бы, как Костя, гуляла по Интернету!
Зачем было становиться начальником, если на тебя при этом всё наваливается?
Я спрашиваю:
— Мама, а мы с тобой всё разгребать поедем?
Мама кивает:
— Ну, да, именно…
Тут папа улыбается мне.
И мама тогда — папе:
— Как думаешь, ведь ничего, если я съезжу вместе с ними?
Папа снова хмурится. Но говорит:
— Наверно, ничего. Они ведь ещё не были в деревне.
Мама радуется, что он согласился. И начинает зачем-то снова доказывать ему, что это — и вправду ничего.
— Всего-то, — говорит, — четыре дня! Я на работе буду, а они станут гулять, воздухом дышать… Может, с ребятишками там познакомятся, увидят, как люди живут в других местах, не в городе…
И нам кивает:
— Хватит торчать дома. Июнь, считай, пролетел, а вы ещё нигде не были!
Мы были не против, только жалко было, что папа с нами не поедет. Его не отправляют в командировки. Он уже давно — начальник отдела, и ему ничего не надо разгребать. И отпуск у него ещё не скоро.
Но он повздыхал, подумал и сказал, что это — хорошая идея.
— Всё правильно. Хотя бы от компьютера Костя оторвётся, — говорит.
И верно, компьютер ведь не потащишь с собой. Костя бы и готов, да знает — ему не разрешат!
Молчал, молчал он. Видно, представлял, что станет делать без компьютера четыре дня. И вдруг спрашивает:
— А почему мы будем жить в Собакино? Давайте лучше в Липовке, где Макар…
Я подумала: охота же маме будет каждый день ходить в Собакино, за шесть километров!
А мама вдруг согласилась:
— Ладно, давайте попробуем устроиться в Липовке.
Кто никогда не спал на сеновале
Папа ещё сказал:
— Как будто это проще простого — устроиться!
Но оказалось и впрямь — проще простого.
Мама назавтра приходит и говорит: кто-то в институте познакомил её с какой-то тётей Наташей. Так она — родом из той самой Липовки! А её мама и сейчас там живёт. Маму зовут Анной Ивановной.
