Лев Никольский - «Ракета» выходит на орбиту
Вышли к набережной. Ветер гнал сухие кленовые листья по асфальту, перебрасывая их через чугунные перила. Листья, опустившись на воду, проплывали сквозь зыбкие полосы отражённого света фонарей. Мы остановились и стали смотреть.
— Листоход, — сказал Валерик. — Может быть, эти листья доплывут до Атлантического океана?
— Листоход, — подтвердила Света. — Весной ледоход, а осенью листоход.
— Вот и всё! — сказал Валерик. — И ты не редактор, и я не заместитель.
— И я не диктор, — добавила Света.
— Вот и всё, — сказал ещё раз Валерик. — Пойдёмте!
Конечно, надо было идти. Ветер холодный, ребята могли простудиться. Но во мне вспыхнул дух противоречия.
— Нет, — сказал я сердито. — Так мы не уйдём. Запомните, что я говорю. Я ещё пока редактор, и «Ракета» будет выходить. Даже если вы сбежите после первой неудачи. Помните, сколько раз Суворов брал приступом Измаил? И только на восьмой крепость пала. А мы после первого раза хлюпиками стали. Я обещаю, запомните: «Ракета» выйдет на орбиту!
— Так и напишем папе? — обрадовалась Света.
— Написать легко, — заметил Валерик. — А с меня хватит. Вот только как быть с Атлантическим океаном?
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
ЛЕТУЧКА
Рассказывает автор
Прошел почти месяц со дня неудачного запуска «Ракеты». И хотя не всё ещё наладилось, в школьном эфире часто можно услышать позывные радиогазеты. Сейчас в читальном зале «редакционная летучка» — оперативное совещание. За длинным столом, где вокруг большого кактуса раскладываются свежие газеты и журналы, сидят работники радиокомитета.
Дежурный критик сделал обзор передач за неделю. Удобный для редактора случай сказать несколько тёплых слов сотрудникам, а сотрудникам задать несколько коварных вопросов редактору. Я веду стенограмму, так сказать, для истории.
Слава. План передач ясен. В понедельник подробно передаём программу на всю неделю.
Голоса. А техники?
Слава. Кока Марев и Саша Кореньков — это наш новый техник.
Голоса. Опять Кока Марев?!
Кореньков. Он единственный хорошо знает аппаратуру. Да ещё Васенька.
Голоса. И это всё?
Кореньков. Остальные ребята присматриваются.
Наташа Щагина (редактор спортивных передач). А почему на этой летучке не говорят о дикторах? Почему здесь нет Валерика?
Света. Он получил важное приглашение.
Наташа. Вчера он опоздал на спортивную передачу. Тоже приглашение?
Голоса. И позавчера Валерик опоздал.
Слава. Если уж говорить о «почему», то почему каждый день только Валерик и Света у микрофона? Да иногда ещё Петя Файнштейн.
Петя Файнштейн. Если бы Валерик был здесь, я бы сказал ему: «Ты никого к микрофону не подпускаешь».
Дима Андреев. Вы все не о том говорите…
Слава. В твоём распоряжении минута.
Дима. Если ты не будешь перебивать меня.
Слава. Засекли.
Дима. Самое важное — «Ракету» не слушают!
Голоса. Неправда! Почему не слушают?!
Дима. По многим причинам. Разберитесь. Моя минута кончилась.
Слава (посмотрел на часы). Все минуты кончились. Летучка закрыта. А кому что делать в течение недели — об этом каждый знает.
Читальный зал быстро пустеет. На длинном столе вокруг чудо-кактуса снова появляются журналы и газеты. И вот у меня в библиотеке почти никого нет. Правда, Света ещё наводит порядок. А Слава подошёл к моему столу. Он хочет посоветоваться? О чём?
— Видите, как плохо получилось? — говорит он. — Работаем — и впустую, оказывается. Нас не слушают. Для чего это мы организовали столько редакций?
К беседе присоединяется Света:
— В понедельник никакой редакции нет.
— Понедельник не в счёт, — отвечает Слава. — Программа передач на неделю. Вторник — спортивная передача, среда — комсомольская.
— Четверг — «Ракета» для малышей, с фанфарами. Они очень полюбили, — добавляет Света.
— А пятница — наша библиотечная? — напоминаю я. — Ты зря хандришь, Слава.
— А к чему все эти дни недели, если «Ракету» всё равно не слушают?
— Есть много средств, — подумал вслух я, — но самое сильное — слово. Но я-то сам сегодня растерял все слова. Расстроился. Вот посмотрите, — и я показал им изуродованную книгу.
— Кто это? Кто? — заволновались брат и сестра.
— Кто? Я уже спрашивал Валерика. Может, вы лучше знаете? Теперь никого в книгохранилище не пущу.
— И нас со Славой?
— Значит, и вас.
— А мы совсем недавно писали сочинение о Настоящем человеке, — вспомнил Слава.
— Знаю…
— И вы думаете…
— Оставь, Слава, я ничего не думаю. Просто огорчился.
В этот день Славу ждали новые неприятности. И опять в библиотеке. Когда он попытался пройти за стеллажи, где за моим рабочим столом верстали стенную газету, ему преградил дорогу Васенька Меньшов.
— Нельзя, — сказал он, расставляя руки, — здесь редколлегия «Вымпела».
— Нельзя? — переспросил Слава, обращаясь не к Меньшову, а, через его голову, к Володе Антонову — редактору, с которым вместе три года выпускал газету.
— Нельзя, редакционная тайна! Впрочем, полюбуйся, — и Меньшов помахал листком бумаги, на котором были нарисованы жабы.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
РЕДАКЦИОННАЯ ТАЙНА
Рассказывает Слава
Редакционная тайна!!! (Три восклицательных знака!) Кто владеет этой тайной? Володька Антонов! Очкастый Володька, с которым вместе мы писали первую заметку. Под волнующим заголовком «Молодцы!» это литературное произведение поместила года три назад стенгазета. А чтобы иметь право написать заметку, я сдал в металлолом свою старую железную кровать.
Когда папа вернулся из Запорожья, где он монтировал цех нового завода, я уже спал на раскладушке. Он сказал: «Выпороть бы тебя! Но поскольку ты отдал кровать из идейных побуждений… спи на раскладушке, пока сам не заработаешь на новую».
В общем, всё обошлось к лучшему — в комнате стало свободнее. Раскладушку на день убираю в коридор.
Володьке проще, у него отец управдом, техник-смотритель. После того как ребята нашего отряда обшарили весь двор, он откуда-то из подвала достал килограммов двести старых водопроводных труб. И наш отряд сдал больше всех металла! Вот и заметка. С тех пор мы стали постоянными сотрудниками стенгазеты. А теперь — бери выше — редакторами: он — стенной, я — радиогазеты.
И после всего этого у очкастого Володьки появились тайны от лучшего своего товарища. От меня… редакционные. Дожили, что называется!
Я никогда раньше не видел снов, ни на старой железной кровати, ни на раскладушке. Вечером принял горизонтальное положение, а утром со звонком будильника — вертикальное. Никаких снов! Папа говорит, что это у нас семейное. Он тоже не признаёт снов. А Светка по утрам не хочет вставать и всё просит: «Дай досмотреть…» Когда идём в школу, всегда рассказывает свой сон. Придумывает или действительно видит?
Вчера я, наконец, сам увидел сон. Я лежал, неудобно закинув голову. Подо мной трясина. Отвратительные гигантские жабы со скользкими бородавками вращают глазами-тарелками. Я забрызган болотной грязью и боюсь их. Мне стыдно, но я начинаю дрожать. К счастью, жабы ещё не видят меня. Только бы дождаться темноты, тогда я смогу проползти к дуплу гигантского кактуса и спрятаться.
Тьма накрывает сразу. Хорошо, что я заранее определил направление. Ползу, плотно прижимаясь к зыбким болотистым кочкам. Ползу, как учил знаменитый спелеолог — исследователь пещер Каспера. И вот я уже протискиваюсь в дупло кактуса. Жабы заметили меня. Они устремляются к кактусу гигантскими прыжками, вздымая фонтаны липкой грязи. Я в безопасности. Они гнусно квакают и ничего не могут поделать. Выползаю с другой стороны дупла: здесь день, а под ногами у меня вместо земли скатерть. Знакомая библиотечная скатерть с бахромой. Я расту-расту-расту, кактус становится всё меньше и меньше.
Да это же читальный зал! А я на столе. Библиотекарь Григорий Павлович грозит мне пальцем. Спрыгиваю со стола. Он встаёт во весь рост и молча поднимает над головой книгу. Знаю — это «Повесть о настоящем человеке». Теперь уже книга растёт, а я становлюсь меньше. Книга распахивается, и я иду сквозь неё, пролезаю через обрывки изорванных страниц. Я иду дальше, в глубь книги, поднимаюсь по лестнице. Оказывается, на мне белый халат. И вот палата. Палата, где лежит Настоящий человек и его старший друг Комиссар. Но никто не хочет смотреть на меня. Никто не отвечает. Все отворачиваются. Медицинская сестра властно берёт за плечо и произносит:
