Розалия Амусина - Круглая корзинка
— Здесь! В канаве!..
Никита, сидя на корточках в канаве, плечом упирался в корзинку и старался вытолкнуть её наверх по глинистому склону. В этот момент он от всего сердца посылал к лешему Саньку вместе с его круглой корзинкой.
— Ну, чего уставился? — хрипло пробасил Никита. — Тащи её!
Санька упёрся ногой в кочку и зло ухватил корзинку.
— Ещё кричит на меня! — буркнул он. «Хоть бы она трижды провалилась, эта Никитина корзинка!» — всей душой пожелал он.
Наконец корзинка со скрипом поползла из канавы наверх.
— Ну и видик, — не без ехидства доложил Санька Никите, смерив взглядом всю его заляпанную грязью и взъерошенную фигуру.
После привала ребята двинулись дальше. Обоим захотелось есть, но ничего съестного уже не было.
Туман прямо на глазах распадался на волокнистые пряди и становился всё реже, будто кто-то прочёсывал его. Взошло солнце.
Никита снял рубашку. Всем своим здоровенным корпусом он неуклюже перегибался влево, а корзинка почти лежала у него на правой ноге.
Ребята всё чаще передавали корзинку друг другу.
«Что я этому Саньке, верблюд, что ли? — думал Никита. — Везу на себе его корзинку, а он хоть бы спасибо сказал!..»
А Санька злился на Никиту.
«Нашёл тоже осла, — думал он, — сел на меня верхом со своей корзинкой, а я, ишак, везу…»
Наконец ребята добрались до реки.
Но тут их ждало новое огорчение — паром придёт только через два часа.
— До того ломит руки и ноги, будто всего измолотили! — Никита грузно бухнулся на траву и обиженно выпятил пухлую губу.
Санька озабоченно сдвинул брови.
— Вот что, ты смотри, не проговорись Димке и Наташе, как мы с корзинкой намаялись, а то эти «всесторонние спортсмены» нас засмеют.
Прошло два часа.
— Есть до чего хочу, — сказал Санька, — хоть бы червячка заморить!
Никита громко проглотил слюну и тихонько икнул от голода.
— Пойду, — сказал он, — хоть водицы напьюсь, — и скрылся за кустами.
Вдруг до Саньки донёсся какой-то аппетитный запах. Санька сильнее потянул носом. Пахло явно из круглой корзинки.
Санька отогнул краешек брезента, плотно закрывавшего корзину. Запах усилился. Тогда Санька сдёрнул брезент совсем и… застыл на месте.
В корзинке лежала целёхонькая, лоснящаяся жареная курица, завёрнутая в целлофан.
Санька возмутился: как, у Никиты в корзинке жареная курица, а они сидят голодные!
Он рывком снова закрыл корзинку. «Никогда бы не подумал, что Никита на такое способен! А ещё товарищ называется! И куда он везёт эту курицу?»
В этот момент Никита вышел из-за кустов.
— Иди попей! — крикнул он. — Вон там ключ!
— Попе-ей? — зловеще повторил Санька. — Я есть хочу, а не пить! У меня от голода все кишки свело!
— Ой, и не говори лучше про еду, — жалобно сказал Никита. — У меня самого так урчало сейчас в животе… Кишка на кишку протокол пишет.
— «Кишка!..» — передразнил Санька. — Да ты погляди, — он изо всех сил втянул в себя живот, — видишь, что со мной от голода творится?!
Санька посмотрел на приятеля так, будто доставал из него что-то глазами, и добавил:
— Вот курятины бы сейчас… Никита, дружок, ты бы поел сейчас жареной курочки? А?
— Ой, какая там курочка! Хоть бы корочку завалящую найти, — сказал Никита, глядя на товарища ясными голубыми глазами.
«Нет, это немыслимо, — еле сдерживаясь, думал Санька, — молчит, не признаётся, что у него в корзинке курица!.. Ну, я его сейчас допеку».
— Ой, до чего же хочется кусочек курицы! — продолжал Санька. — Нет, ты только представь себе, Никита, — такое румяное, зажаренное крылышко или ножку, с такой хрустящей кожицей… Представляешь?
Никита уже и ответить ничего не мог. Он едва успевал судорожно глотать слюну.
— Да перестань ты хоть расписывать свою курицу, — взмолился он, — слушать не могу! Скулы сводит!..
Тогда Санька встал, выпрямился во весь рост и гаркнул:
— Да ты понимаешь, что делаешь? У тебя на глазах живой человек сейчас погибнет от голода. Понимаешь?!
— Но я-то что могу сделать? — разозлился Никита. — Потерпи немного.
— Потерпи?! И не подумаю! Вот нарочно возьму и погибну! Вот только сядем на паром, я выйду на середину, бац — и умру голодной смертью! Будешь тогда знать!
— Ну, хватит, не валяй дурака, — сказал Никита. — И без тебя тошно.
«Нет, ничто его не прошибает! — весь бурля, думал Санька. — Поглядим, что будет дальше!»
— Пойду хоть воды пустой похлебаю, — сквозь зубы бросил он и направился к ключу.
— Вот-вот, попей водички, — добродушно сказал Никита, — а я пока прилягу. — И он приткнулся головой к круглой корзинке.
Вдруг оттуда потянуло чем-то вкусным. Никита нерешительно отогнул край брезента и увидел курицу.
Несколько мгновений ошеломлённый Никита так и сидел с открытым ртом, потом вскочил и закричал:
— Са-анька! Са-анька!
Санька вприпрыжку прибежал. Никита с недоумением смотрел на него и молчал.
— Чего тебе? — удивился Санька. — Столбняк на тебя напал, что ли?
— Ты… ты… — горестно вымолвил Никита. — Не ожидал от тебя… Курица… целая курица у тебя в корзинке, а мы с голоду помираем!
— У меня?! Нет, у меня в корзинке?! Ты что, ошалел?
— Ошалел? — Никита выхватил из корзинки курицу и потряс ею в воздухе. — А это что?!
— Ты просто не в своём уме: вытаскивает курицу из своей собственной корзинки и ещё на меня кричит!
— Моя?! Вот это стопудовое чудовище — моя корзинка?
— Да… Представь себе… Эта стопудовая бегемотина — твоя корзинка… — издевался Санька, выговаривая каждое слово в отдельности. — Чья же ещё?!
И вдруг Никита вытаращил глаза и еле выдавил:
— Это… Это же Наташа… Помнишь?.. Нам вытолкнула…
Санька бросился к корзине и сдёрнул брезент.
Корзинка была заполнена круглыми, похожими на алюминиевые тарелки, дисками, тяжёлыми гранатами и другими спортивными принадлежностями. Внизу лежали две чёрные чугунные гантели для выжимания.
В корзинку была вложена записка:
«Дорогие ребята! Наконец-то мы можем выполнить вашу мечту: помочь вам укрепить мускулы.
Уверены, что приятная тяжесть этих гранат и дисков доставит вам большую радость.
Если ваши мускулы окрепнут от упражнений с нашим „подарком“, мы будем очень довольны.
Физкультпривет!
Ваши шефы».— Батюшки, — пробормотал Санька, — так это же корзинка, которую Димка вёз в подарок сельской школе. От наших спортсменов. Ну и влипли в историю!..
…Санька и Никита жили у бабушки и ждали ответного письма от Димы, куда переслать корзинку.
А пока они не теряли времени зря. Каждое утро, на рассвете, Санька тайком от Никиты совал за пазуху диски и гранаты, плюхался с подоконника животом прямо в крапиву и мчался на выгон. Санька весь бренчал и звякал на кочках, как телега с пустыми бидонами.
На выгоне он старался вовсю. Но, как только раздавался рёв быка, Санька отдавал вежливый поклон коровам и уступал им свой «стадион». Не вступать же с быком в пререкания!
А Никита исчезал перед обедом и забирался в курятник, где были спрятаны гантели. Там он сгонял очередную курицу, которая сидела на них, будто хотела высидеть из гантелей цыплят. Потом принимался выжимать свои гири, размахивая ими перед куриными носами, к великому возмущению петуха.
Вы, конечно, удивляетесь их усердию? Вспомните! Саньке и Никите вскоре предстояло снова тащить корзинку четыре километра до станции.
Трудный случай
У ворот лагеря дежурили две девочки.
— Танюшка! — позвали они.
Толстенькая, но юркая девочка колобком покатилась к воротам. На руках и ногах у неё красовалось штук пять полноценных синяков и два новеньких, недозревших. Две тяжёлые косы — не косы, а косищи — так и били по коленкам.
У входа в лагерь стоял человек с весёлыми глазами и двумя аккуратными чёрными родинками на щеке. Судя по форме — полковник.
— Я хочу повидать моего сына, — обратился полковник к девочке.
— Извините, товарищ полковник, родительский день будет только в следующее воскресенье… — Таня из кожи вон лезла, стараясь напустить на себя солидность. — А в другие дни родителям приезжать воспрещается.
Глаза Тани, зелёные, с точками ржавчинки, смотрели строго.
У полковника заиграли брови.
— А с кем я имею честь разговаривать? — спросил он.
— Вы имеете честь… то есть я имею честь… то есть нет… В общем, Воронкова Татьяна Михайловна — ответственный дежурный по лагерю, — представилась Таня.
Полковник приложил кончики пальцев к козырьку, подтянулся и посмотрел на маленькую Таню так, как будто перед ним стоял по меньшей мере командующий армией.
— Рад познакомиться, Татьяна Михайловна, — сказал полковник, — будьте добры, проводите меня к начальнику лагеря. Может быть, он сделает исключение. Я уже два месяца не видел сына.
