Шарлотта Янг - Графиня Кейт
— Положительно так! — сухо согласилась тетка. — Готовы ли вы? Я покажу вам дорогу. Дом наш очень тесен, — продолжала она, спускаясь с лестницы в нижний этаж. — Вот это будет пока вашей классной!
Комната, в которую они вступили, находилась под самой гостиной, у окна сидела дама в трауре, с работой в руках.
— Вот ваша маленькая ученица леди Кергвент, миссис Лейси! — сказала леди Барбара. — Надеюсь, вы поладите. Девочка напьется с вами чаю, оденется, а потом, я полагаю, мы увидим вас обеих в гостиной.
Миссис Лейси встала, молча взяла за руку Кейт и поцеловала ее, леди Барбара вышла.
На некоторое время в комнате воцарилось молчание. Кейт окинула взглядом гувернантку, и сердце девочки сжалось: лица грустнее она еще не встречала в своей жизни. Его выражение было добрым и мягким, но глаза женщины, казалось, пролили так много слез, что больше плакать уже не могли.
— Не устали ли вы, моя милая? — спросила миссис Лейси тихим голосом.
Ее голос был еще грустнее от желания придать ему больше нежности. Бедная женщина! Сегодня утром она рассталась с сыном и покинула дом, в котором прежде жила с мужем и детьми.
Кейт крайне смущалась при тетках, но тут почувствовала себя более свободно, и на вопрос миссис Лейси ответила обычным своим тоном:
— Нет, нисколько, покорно благодарю!
— А долго ли вы ехали? — поинтересовалась гувернантка.
У Кейт, молчавшей непривычно долгое время, теперь развязался язык. Она начала описывать все происшествия этого дня, болтала, не замечая, слушают ли ее или нет. А когда наконец девочка остановилась, чтобы перевести дыхание, и взглянула на миссис Лейси, она увидела, что та, закинув голову на спинку стула и устремив глаза в одну точку, была далеко от предмета разговора.
Тогда Кейт выглянула в окно, из которого, впрочем, ничего не было видно, кроме мрачного сада, и принялась бродить из угла в угол, разглядывая предметы, находившиеся в комнате. Увидев фортепиано, девочка вспомнила, как Мэри пыталась учить ее музыке. После шестинедельной муки мистер Вардур решил, что это ученье — только потеря времени для обеих, и Кейт с облегчением вздохнула. Потом Кейт подошла к книжному шкафу, где тетки заботливо поместили те книги, которыми сами дорожили в детские годы и большую часть которых она еще не читала.
Новоиспеченная графиня уселась читать «Робинзона Крузо» и так увлеклась, что больше не беспокоила миссис Лейси до тех пор, пока не пришло время пить чай и потом идти одеваться.
Горничная переодела Кейт в белое платье, выглаженное так аккуратно, что на него весело было смотреть, и девочка отправилась вниз. Но не успела она дойти и до половины лестницы, как услышала за собой голос:
— Миледи! Миледи!
Кейт даже в голову не пришло, что это к ней обращаются, поэтому она даже не повернулась. Но горничная догнала девочку и остановила ее:
— Ваши руки, миледи! Они выпачканы чем-то черным!
— Вот еще! — воскликнула Кейт. — Я же их только что вымыла!
— Да, миледи, но вы держались за перила, когда сходили вниз. Боже мой, а лоб-то! Что скажет леди Барбара, если увидит вас в таком виде?
Лоб Кейт испачкала, вероятно, когда старалась заглянуть через перила вниз, в залу. «Дома мне случалось бывать куда грязнее!» — с досадой подумала девочка, всем своим видом выражая нетерпение.
Сойдя наконец вниз в гостиную вместе с миссис Лейси, Кейт начала разглядывать все находившиеся там дорогие вещи. Она ни до чего не дотрагивалась, но расспрашивала обо всем.
На некоторые вопросы гувернантка отозвалась тихим безучастным голосом, остальные остались без ответа. До сих пор Кейт мало обращала внимания на расположение духа и чувства окружающих, девочке не только никогда не хотелось сделать что-нибудь для этих людей, но она о них даже не думала.
В комнату вошли тетки с мистером Вардуром. Кейт с радостью подбежала к последнему и потащила его к группе из белого мрамора, больше всего ей понравившейся и изображавшей Юпитера и его орла. Она только не помнила, кто именно в легенде кормил птицу.
— Ганимед, — усмехнулся мистер Вардур.
Кейт, любившая мифы, начала торопливо рассказывать о рождении и молодости Зевса. Этот предмет заставил девочку забыть и теток, и все остальное, а мистер Вардур подсказывал ей, как всегда делал в тех случаях, когда она что-то забывала.
В конце концов Кейт слишком уже расходилась, и священнику пришлось остановить ее болтовню. Он заговорил с миссис Лейси, а Кейт направилась к теткам и остановилась возле той из них, которую меньше боялась.
— Среди этих языческих богов вы, кажется, чувствуете себя как дома, — усмехнулась леди Джейн. — Откуда у вас столь глубокие познания?
— Из книги Чарли, — ответила Кейт. — Там были и мифы, и пояснения к ним, — продолжала она, видя, что тетка ее не поняла. — У Чарли есть и Гомер по-английски!
— Вы, кажется, сведущая барышня, — заметила леди Барбара скрипучим голосом, который так не нравился Кейт. — А музыке вас учили?
— Нет, у меня нет никакого слуха, и я ее ненавижу!
— Ах! — воскликнула с негодованием тетка Барбара.
Увидев испуганные глаза приемного отца, Кейт тотчас вспомнила, что употреблять слово «ненавижу» не следует, и поэтому снова смутилась.
— А рисованию обучали? — продолжала между тем спрашивать тетка.
— Нет, но мне бы очень хотелось… — и Кейт начала ломать себе пальцы, как нередко делала, попадая в неловкое положение.
— Ах! — воскликнула опять леди Барбара, с неодобрением глядя на племянницу.
Однако время было уже позднее, и Кейт вскоре отправили спать. Пожелав всем доброй ночи, девочка поднялась в свою нарядную комнатку, где ее уже ожидала миссис Бартли, горничная.
Но как ни красива была ее новая комната, Кейт сразу же почувствовала с грустью, что она не дома. И дощатый пол, и старая кровать, и стол из простого дерева — все это теперь было бы ей мило, если бы только рядом оказалась Сильвия. Кейт никогда не ходила спать без своей названой сестры, и теперь ей представлялось, как Сильвия от нее далеко и как она, может быть, так же смотрит на ее пустую кровать и, пожалуй, воображает еще, что в эту минуту Кейт больше думает о своем величии, чем о разлуке с ней!
Впрочем, не только эти мысли огорчали Кейт. Она, увы, принадлежала к числу тех глупых девочек, которые боятся темноты. Сильвия не была труслива и всегда умела успокоить свою подругу, давая объяснения всем пугавшим девочку очертаниям предметов или странным звукам. Падающий в комнату свет луны Сильвия не принимала за огонь, она умела отличать разговор служанок от завывания ветра или от возни мышей, и вообще Кейт казалось, что ее подруга сумеет дать отпор ворам и разбойникам. Словом, хоть Сильвии и случалось иногда засыпать первой, но одно ее присутствие уже как будто охраняло Кейт.
Теперь, увидев, что горничная закончила все приготовления и собирается уйти, Кейт начали представляться необыкновенными и комната, и шум экипажей на улице. Сердце девочки забилось, и мысль о том, что сейчас придется остаться одной, показалась ей ужасной.
— Миссис Бартли, миссис Бартли… — сказала она дрожащим голосом. — Вы уже уходите?
— Да, миледи. Мне еще нужно приготовить постели для леди Джейн и леди Барбары.
— О, пожалуйста… — произнесла Кейт самым смиренным и умоляющим голосом, не заботясь о том, что важная и чопорная миссис Бартли сочтет ее трусихой, — пожалуйста, уходя, оставьте мою дверь открытой!
— Хорошо, миледи! — ответила миссис Бартли тем же тоном, каким леди Барбара говорила свое: «Ах!»
Дверь осталась открытой, но заснуть Кейт не могла. Ей казалось, что железная дорога проходит через ее постель, что газовое освещение на улице светит как-то странно… И вообще таких необычных звуков она никогда не слышала дома! Глаза девочки, вместо того чтобы слипаться, широко открылись от страха, а тоска по Сильвии вызвала обильные и горькие слезы.
Кейт всхлипывала все громче и наконец закричала:
— Папа, папа!
Она была уверена, что отец очень рассердится, увидев такую глупость со стороны девочки ее лет, но любой гнев сейчас был лучше этого ужасного одиночества!
Девочка кричала все громче и громче до тех пор, пока не услышала на лестнице голос отца и через мгновение не увидела его возле своей постели.
— Что с тобой, Кейт? Что случилось, дорогая? — с беспокойством спрашивал мистер Вардур.
— Ах, папа! Папа! Я хочу… Я хочу видеть Сильвию! Мне так страшно!
Кейт куталась в одеяло и старалась сдерживать всхлипывания, ожидая упреков, но в голосе отца не было ни нотки гнева.
— Бедное дитя! — проговорил священник тихо и нежно. — Пора, мой друг, оставить эти детские страхи. Ведь ты знаешь, что, где бы ты ни очутилась, одна ты никогда не будешь!
— Нет, нет, папа! Я боюсь! Я не могу этого вынести!
