Лариса Евгеньева - Лягушка (Повесть и рассказы)
Значит, Заяц и близнецы не танцевали. Эля почти не танцевала, а вот Кира… Улыбающаяся, с раскрасневшимися щеками, она с такой радостной готовностью вскакивала навстречу Ваксмахеру или Наренкову, что можно было подумать, будто ее приглашает какой-нибудь королевич или принц, а не Колька Наренков, у которого вечно мокрые ладони и розовый, словно молодая картофелина, нос!
Вот и получилось, что Эля сидела, кусая губы, — ведь не мог же Шамраев без конца ее приглашать, — а Кира веселилась вовсю, меняя кавалеров.
— Некоторые ведут себя как ванька-встанька, — сузив глаза и демонстративно не глядя в сторону танцующей с Сериковым Киры, заявила Эля.
Однако близнецы, вывалив на диван содержимое Элиной шкатулки, самозабвенно рылись сейчас в побрякушках, пропустив мимо ушей Элины слова.
— Теперь я буду называть тебя ванька-встанька! — насмешливо сказала Эля Кире, которая возвращалась после танца, обмахиваясь ладонью.
— А я тебя — ванька-сядька!
Задохнувшись от неожиданности, Эля так и застыла с открытым ртом. А Заяц, верный ее Заяц, вдруг заржала, пихая в рот кусище торта!
И, моя посуду после такого малоудачного дня рождения, оставившего у нее лишь раздражение и головную боль, Эля подумала: с этим надо кончать. Не совсем кончать — тут уж надо терпеть, ничего не поделаешь, — а хотя бы в некоторой степени. В конце концов, жить в своей комнате одна она имеет право?!
— Ма, — сказала она, — пересели ее в другую комнату!
— Это почему же? — спросила Ольга Петровна.
— Мне надоело.
— Привыкай.
— Если бы у нас была одна комната, я бы привыкала, а так у нас три! Пусть спит в гостиной. На диване.
— Во-первых, гостиная проходная, а во-вторых, там мы смотрим телевизор.
— Ну и что? У нее хороший сон, а телевизор можно перенести ко мне.
— Мудрое решение.
— Очень даже мудрое!..
Не выгорело. Эля досадливо дернула плечом, прислушиваясь к ровному жужжанию пылесоса, которым Кира чистила в гостиной ковер. Пылесос затих, потом зарычал, потом снова затих… А Элю осенило.
— Она же храпит! Не дает мне спать, потому что храпит всю ночь, как этот… как сапожник!
Эля прижала к груди руки и с мольбой посмотрела на мать. Кажется, это вышло у нее неплохо.
— Пожалуйста, не выдумывай.
— Ну клянусь!
Эля осеклась, увидев, что на пороге стоит Кира, но тут же упрямо добавила:
— Ты ночью храпишь, ясно? Я спать не могу.
— Я не знаю… Я дома никогда не храпела, — пробормотала Кира, заливаясь краской.
— То дома, а то здесь. Значит, перемена климата так подействовала.
— Ладно, хватит. Придумаем что-нибудь, — сказала Ольга Петровна. (Эля знала: если мать вот так сводит брови, то лучше отстать.) — А сегодня заткнешь уши ватой.
Назавтра за ужином, когда пили чай, Ольга Петровна поставила на стол литровую банку с зеленоватого цвета вареньем.
— Фейхоа! — в восторге крикнула Эля, втягивая носом божественный запах: чуть лимонный, чуть земляничный, чуть еще какой-то, вовсе небывалый.
Ольга Петровна положила немного варенья в блюдце и поставила перед Кирой, а банку спрятала в буфет.
— Варенье только для Киры, — сказала она. — Оно лечебное.
— Как это лечебное? — не поняла Эля.
— Кира ведь храпит, — значит, у нее воспалено горло. А варенье из фейхоа снимает воспаление и смягчает дыхательные пути.
— Ну так что ж, она будет сама его есть?! — не поверила Эля.
— Конечно.
Эля чуть не расплакалась: фейхоа, ее любимое варенье!
— Можно, я поделюсь с Элей? — вдруг спросила Кира. Она еще не начинала есть.
— Ну уж нет, — сказал Сергей Львович строго, — это не лакомство, а лекарство! Я полгорода обегал, пока его достал.
— А когда папа служил на Кавказе, я ела его сколько угодно… Мне оно даже надоело.
Эля отшвырнула чайную ложку, поплелась в свою комнату и с плачем завалилась на кровать. Конечно, ей оно надоело! А родной дочери не досталось даже пол-ложечки! Ну и ладно… Ну и пусть…
Так продолжалось несколько дней. Кира получала порцию варенья, затем банка пряталась в старый, еще прабабкин, буфет, а дверка буфета закрывалась на ключ. Варенье стремительно убывало. Наконец Эля сдалась.
— Сегодня ты уже не храпела, — буркнула она Кире.
— Тетя Оля, — закричала та, словно невесть чему обрадовавшись, — я уже не храплю!
— Очень хорошо, — сказала Ольга Петровна.
Однако за ужином банка так и не появилась на столе.
— А варенье? — напомнила Эля. — Она ведь уже не храпит!
— О присутствующих не говорят «она», — заметил отец.
— Кира — больше — не — храпит, — раздельно проговорила Эля.
— Ну что ж, значит, варенье будет храниться на всякий случай. Вдруг она снова захрапит?
— Да не захрапит она, не захрапит!
— Эльвира, не думай, что ты безнаказанно можешь водить нас за нос, нахмурившись, проговорила Ольга Петровна.
— Туговато у вас с юмором, предки, — сказала Эля и удалилась к себе вихляющей походочкой. Вот теперь она точно знала: не видать ей варенья, как своих ушей.
И что варенье, когда начались вещи гораздо хуже! Но вот в этом случае Эля как раз и не могла определить, когда оно было, начало. Когда? Не тогда ли, когда Кира сказала «Заяц»? Не Валя, не Зайцева, а именно «Заяц»? Конечно, Зайца называли Зайцем все, кому не лень, и все ж… Надо было пресечь это в самом начале. Но Эля не пресекла. И даже допустила большее: позволила им вместе отправиться за макулатурой. Если бы только она могла знать!..
Из года в год они ходили по этажам, выпрашивая макулатуру. Кому везло, кому нет. А сдавать макулатуру все равно надо было. В этом году у Эли набралась дома неплохая стопка старых журналов и газет. Но только если для нее одной.
— Чего я буду по квартирам валандаться? Как побирушка. Это оттащу, и все.
— А Кира? — спросила Ольга Петровна.
— Пусть с Зайцем топает вдвоем. Заячий папаша собирает газеты на макулатурные книги, ей ни клочка не дает! С Зайцем отправишься, ясно?
— Как хочешь, — согласилась Кира.
Эля тогда даже обрадовалась, дурочка! Вот, дескать, схитрила: оттащила в школу свои газетки, а они пусть там по этажам бродят! С каждым годом выпрашивать макулатуру становилось все труднее: народ пошел сообразительный и упускать свою выгоду вовсе не хотел. И Эля вполне их понимала: кому охота за так отдавать газеты всяким там детишкам, ежели можно было собрать их самолично, связать веревочкой, отправиться на пункт вторсырья и получить талон на «Королеву Марго»! Из этих нудных и утомительных походов — одни вовсе не открывали, другие отмахивались, третьи выносили какой-нибудь разнесчастный клочок — Эля возвращалась злющая-презлющая и долго еще кипела, вспоминая свои бесцельные хождения.
Однако Кира, вопреки ее ожиданиям, возвратилась с макулатурного похода веселенькая. То, что голодная, понятно: Эля и сама после этих хождений готова была слопать обед вместе с кастрюлей. Но веселая?.. Кира, уминая вторую порцию котлет с картошкой, смеясь, рассказывала, какие сегодня случались с ними чудеса. Одна старушка, например, макулатуры у нее не было, но зато она зазвала их к себе в комнату и стала предлагать боа из страусиных перьев!
— Старое-престарое, все облезлое, а она: «Возьмите, детки, на что-нибудь пригодится!» Знаешь, что такое боа?
— Слыхивали, — бросила Эля.
— А в другой квартире мальчик, маленький совсем, никого не было, ну, он и открыл. Мы его спрашиваем, нет ли старых книг каких или журналов, глядим — тащит толстенный такой альбом, там репродукции всякие… Очень красивый! Потом еще. Ну, Заяц обрадовалась. «Вот, — говорит, — сразу норму выполним!» А у меня все-таки сомнения — уж очень красивые альбомы. «Это чьи? — спрашиваю. — Мамины?» — «Мои, — говорит, — они мне надоели». Только мы альбом в сетку — мама его приходит! Ой, что было… Оказывается, этим альбомам цены нет, они еще в прошлом веке выпущены, представляешь? А ему дают иногда картинки в них смотреть, вот он и решил, что это его. Вроде игрушек! А еще было…
— А еще, — брюзгливо перебила ее Эля, — не болтай ногой, когда сидишь за столом, локти тоже надо убрать, и разговаривать с набитым ртом, между прочим, неприлично!
Так Эля и не узнала, что там было еще. Правду говоря, ей стало завидно. У нее почему-то никогда не было таких приключений, даже когда она ходила с Зайцем. Ходила! Ныла все время, шипела на Зайца, как будто та в чем-то была виновата. А затем и вовсе шлепалась на лавочку у очередного дома и заявляла: «Ну ладно, Заяц, ты уж сама как-нибудь, а? Я туточки тебя подожду». А им, видите ли, было весело!
Что еще?.. Ну да, звонки. Все чаще Заяц звонила именно Кире. Ни о чем таком особенном они не говорили. Эля слышала, но все же… И даже тогда она не забила тревогу.
