Пруденс Эндрью - Прощай, крысуля!
— Эй, Тони, — громко позвал Луи, — я передумал. Я собираюсь стать судьей.
— Для этого надо сдать экзамены на ОУ, — отозвался Тони. — Или по крайней мере на ССО[3].
— А я буду генерал-майором, — сообщил Луи.
— Астронавтом! — заявил Майк.
— А я займусь пересадкой сердца, — сказал Тони.
— Пожалуй, я стану знаменитой балериной, — сказал какой-то мальчик.
— Брось болтать! Балерины — это девочки.
— Тогда буду премьер-министром.
— Я буду чемпионом мира по боксу в тяжелом весе!
— Профессором!
— Летчиком!
Все знали, что это шутка. Что этим мечтам никогда не сбыться. Потому что их класс состоял из бездарностей. Они плохо говорили, безнадежно плохо учились, никогда не могли сдать экзамены. На них давно махнули рукой, и им это было прекрасно известно. Успех ожидал умников, головастых ребят, которых еще в начале школы отобрали для занятий по продвинутой программе с лучшими педагогами, — они-то займут свое место в жизни. Именно им, готовящимся к ССО, ОУ, ПУ, сдающим Кучу всяких экзаменов, предстоит оставить свой след в мире. А не какому-то там классу «Д».
Тони крикнул:
— Слушай! Тут написано: «Назовите учителя, который, по Вашему мнению, знает Вас лучше всех». Ты кого написал?
— Мистера Локли, — хором ответили Майк и Луи.
Мистер Локли преподавал столярное дело.
— Я тоже, — сказал Тони.
Фамилию мистера Локли написали все. Каждый был уверен, что лучше других учителей его знает мистер Локли. Этот преподаватель пользовался большой популярностью. Он был молод. Не смотрел на тебя, как солдат на вошь. И к тому же носил длинные волосы.
Зазвонил звонок. Класс «Д» вылетел в коридор, словно сорок ракет.
Глава 4
— А-а-а, миссис Морган. Очень рад, что вы зашли. А это Майкл? Майкл Морган? Садитесь, пожалуйста. Давай-ка подберем тебе подходящую работу.
Представитель отдела трудовых карьер улыбнулся. Волосы его по-прежнему смахивали на парик. Был март месяц. В окно Майк видел, как катятся по небу огромные белые облака. Трудовик взглянул на анкету Майка.
— Хороший почерк, — заметил он и улыбнулся.
Он нравился Майку. Мать Майка сидела на самом краешке стула. Она оставила детей под присмотром соседки и волновалась.
Трудовик просмотрел другую анкету, на этот раз белую.
— Пожалуй, нужны кое-какие подробности, — сказал он. — Майк, ты боишься высоты? Умеешь лазить на стремянку?
— А чего там, — ответил Майк.
— Ты левша или правша?
— Как все.
— Тебе не противно пачкаться?
— Не особенно.
— Сумеешь поднять сто фунтов?
— Пожалуй.
— У тебя не бывает раздражений на руке? Например, от цемента?
Майк вдруг понял, куда клонит Трудовик. Недаром он спрашивает о стремянках, цементе и ста фунтах. Он хочет, чтобы Майк стал строительным чернорабочим. Ведь тогда, зимой, он же говорил о том, чтобы месить цемент?
— Я не заполнял никаких белых анкет, — заметил Майк. — Только зеленую.
— Белую заполнил твой учитель, — объяснил Трудовик.
Мать Майка вскочила.
— У моего сына все в порядке, — заговорила она. — Его устроит на работу дядя Дэйв. Так что не будем вас больше задерживать. Я пришла только потому, что в письме просили прийти. А отец его в отъезде, работает. Майка ждет не дождется работа, так-то.
Казалось, ее слова не убедили Трудовика. Он спросил:
— И что же это за работа, миссис Морган?
— В Понд-Лейке. На заводе.
— Что там производят?
Этого не знали ни миссис Морган, ни Майк.
— Поймите, миссис Морган, — сказал Трудовик, — мне так часто говорят, что дядя Билл или дядя Дэйв все устроят, а потом, к сожалению, дело почему-то не выгорает. Словом, нет работы.
— Нет, есть, — настаивала миссис Морган, осторожно пятясь к двери. От острого желания вернуться к детям, она плохо соображала, что происходит.
— Что ж, надеюсь, вы не ошибаетесь. Майку Действительно повезет, если родственник сможет устроить его к лету на работу.
Трудовик вздохнул. Вид у него был усталый. Но все-таки он был в хорошей форме. Майк мог поспорить, что из него получился бы первоклассный вратарь.
— Если дяде не удастся найти работу, заходите ко мне, в отдел трудоустройства молодежи.
— Все будет в порядке, — сказал Майк.
Он доверял дяде Дэйву. Вернее, ему доверял отец, а Майк верил отцу.
— Безработица среди молодежи гораздо выше, чем нам бы хотелось. — Голос Трудовика звучал печально. — Как было бы хорошо, если бы мы могли устроить всех желающих сразу после школы. К сожалению, это невозможно. Что ж, до свидания, миссис Морган. До свидания, Майк. Попросите зайти следующего. Сегодня мне нужно принять шестьдесят человек.
— Мам, — сказал Майк, когда они вышли на пронизывающий мартовский ветер. — Ведь правда, дядя Дэйв устроит нас с Луи на работу?
— Конечно, правда, мой дорогой. Господи, хоть бы Билли не подавился чем-нибудь.
— А-а-а, Тони Джонсон! Проходи, Тони. Прошу, садитесь, миссис Джонсон. Очень приятно, когда родители готовы потратить время, чтобы сопроводить своих детей и поприсутствовать на наших беседах. Ведь правильная трудовая ориентация так важна для подростка. Здесь у меня твои анкеты, Тони. М-да, что-то многовато чернил. Это что — галочки?
Тони густо покраснел. Он почувствовал, как его спина мгновенно вспотела. Разве он виноват в том, что ручка текла!
— Тони! Убери волосы со лба, — шепнула мать.
Трудовик улыбнулся.
— Бог с ними, с волосами, миссис Джонсон. Итак, Тони. Я вижу, ты не до конца заполнил анкету.
— Говорила же ему, — вмешалась в разговор миссис Джонсон, — любые анкеты приноси домой. И вот вам. Разве я не говорила тебе, Тони?
Тони хотелось провалиться сквозь землю.
— Это не имеет значения, миссис Джонсон, — сказал Трудовик и взглянул на часы. — Я вижу, ты указал, что самый трудный для тебя предмет — правописание…
— Он с этим легко справится, — перебила его миссис Джонсон. — Стоит только позаниматься. Сама-то я всегда грамотно писала.
— Пожалуй, стоило бы Тони научиться правильно писать свою фамилию, — заметил Трудовик.
— Вечерняя школа, — сказала миссис Джонсон, — она исправит дело с его правописанием.
Трудовик вздохнул. Тони весь горел. Ему было так муторно, что он готов был расплакаться в свои шестнадцать. Разве его вина, что ему не даются чистописание и правописание? Он же старался. А послушать людей, так плохо писать — это чуть ли не преступление.
Трудовик взял в руки белую анкету.
— К сожалению, Тони, твой учитель считает, что работа служащего не для тебя. Так что нам надо поразмыслить над тем, как быть. В конце концов, не всем же обязательно иметь склонности к делопроизводству, правда?
Голос у него был добрый. В общем, неплохой парень. Но Тони знал, что произвел удручающее впечатление на Трудовика. Ведь тот, наверное, получил хорошее образование. Он-то сдал на ОУ и на ПУ. Люди, окончившие колледж, всегда смотрели свысока на тех, кому не нравилось читать и писать.
— Тебе не противно лазить по стремянке? — спросил Трудовик. — У тебя не бывает раздражения на руках от цемента? Сможешь поднять сто фунтов?
— Не будет мой Тони ходить в спецовке! Мой Тони пойдет служить. Получит чистую работу, будет носить чистые белые сорочки. Не пойдет мой Тони заниматься отвратительной черной работой!
Трудовик провел ладонями по лицу.
— Миссис Джонсон, вы отдаете себе отчет в том, сколько у нас безработных в этом городе? Работы не хватает для всех бывших школьников. И такой мальчик, как ваш Тони, не может позволить себе роскошь выбора.
— Не буду я служить, — упорно сказал Тони. — Лучше буду подметать улицы.
— Санитарная служба, — тут же подхватил Трудовик. — Если этому делу отдавать все силы, работа не хуже любой другой.
Трудовик, разумеется, в жизни не подмел ни одной улицы.
Миссис Джонсон поднялась.
— Идем сейчас же, Тони. Мы пришли сюда не за тем, чтобы нас оскорбляли. Мой Тони пойдет на ту работу, которая ему больше подходит.
— А что же подходит вашему Тони? — устало проговорил Трудовик. Он положил руку на залитую чернильными кляксами анкету. — Что тебе подходит, парень? В чем ты силен? Что тебе нравится делать?
— Ничего, — пробормотал Тони и вышел из комнаты. Больше терпеть было не в его силах.
— Пожалуйста, пришлите сюда следующего, — услышал он за спиной голос Трудовика. — Мне еще сорок человек надо принять.
— Тони! Мне стыдно за тебя! Как можно было так отвечать этому джентльмену?!
Тони взорвался.
— Какого черта! — закричал он. — Все равно нет работы. Сплошная безработица. Он же сказал. Зачем спрашивать, какая мне нравится работа, когда ее все равно нет. — Вдруг он посветлел: — Ой, мама, ведь мне сегодня кормить кроликов в школе. Я дам им на обед одуванчики.
