Вадим Чирков - Доброе племя индейцев Сиу
Витюне показалось, что Аркан топал на этот раз не как на врага, а просто как на маленького, чтобы попугать. И настроение у Витюни стало еще лучше.
А дома — никого! Рано прибежал. Кому бы позвонить? Помидору!
— Пашк! Это ты? Слышь, синьор, я на выставке буду! Ну, моя работа. Какая, какая! «Хоккеисты!» Придешь посмотреть? Ну и что, что видел, — то ж в студии было, а то на выставке. И будет написано: Виталий Снежков. Все как полагается. Придешь? Ну, пока…
Потом пришел отец, потом появилась мама. И Витюня рассказал про все еще два раза.
— А Лариса Владимировна там будет? — спросил отец. — Непременно поговорю с ней. Непременно! Пойдем все вместе, так ведь, Лена? Надо художественную школу? Ты хочешь, Витя?..
Разговоров о выставке в этот вечер было еще много. Отец несколько раз подходил к пластилину брал его в руки, мял, говорил «да-а» — и клал на место. Витюня пообещал, что не пропустит больше ни одного занятия в изостудии, а отец сказал что купит ему книги о художниках.
— По десяти рублей за книгу, — вставила мама.
— Ну, раз в два месяца можно, — подсчитал отец.
Потом он позвал Витюню на балкон, и они постояли там, в теплой уже темноте. В запахе вечера был и запах снега, и уже открывшейся ветру земли, готовящихся к весне почек, сырых от брызг капели стен, мокрого тротуара и главный запах — теплого ветра, прилетевшего издалека, где уже цветут сады. Оба молчали, слушая беспрестанный плеск и звон и гулкое частое бамканье в водосточных трубах.
Слушая это бамканье, Витюня вдруг подумал, что с крыши по трубам спрыгивают и спрыгивают и разбегаются внизу какие-то маленькие существа, крохотные человечки, прилетевшие вместе с южным ветром.
Об этих человечках — раз уж они придумались — можно было думать и дальше, но выходило как-то по-девчоночьи — вроде игры в куклы, и немного смешно. Человечки будут вытаскивать из-под земли зеленые травины, расправлять желтые цветы одуванчиков, будить от спячки божьих коровок. Будут долго копошиться повсюду — пока повсюду не настанет весна.
— Слышь, пап? — сказал все-таки Витюня: — прыг! прыг! Слышишь?
— Капли-то? Да, действительно: прыг! Похоже. Весна…
О человечках Витюня не сказал — постеснялся.
— А вот еще интересно, — сказал Витюня, — где мою работу поставят: на столе или у окна?
Наверно, это был первый такой день у Витюни и первый такой вечер, когда обо всем думалось легко и хорошо, а Аркан, если и вспоминался, то думать не мешал и был не страшный, а вроде мультипликационного волка, которого всегда можно обдурить.
Вдоль всего вестибюля — он шел от входа влево и вправо — стояли колонны. Акварели были развешены на стенах, а три скульптурные работы стояли на низких глубоких подоконниках.
Открытие Дома культуры уже состоялось; сейчас, в ожидании концерта, все ходили по вестибюлю, заглядывали в зал, поднимались на второй этаж, где был буфет.
Большинство смотревших выставку, наверно, впервые видели детские рисунки, поэтому ничего не говорили, а только переглядывались и делали понимающий вид. Зато в скульптуре разбирались, оказывается, все. Тут уж говорили не стесняясь. Полагалось хвалить, и — хвалили. Кроме Витюни, выставились Нина Гореева и Вова Тиунов. Нина была малышка, она вылепила Красную Шапочку, собирающую грибы, а Вова сделал матроса революции. Перекрещенный пулеметными лентами, он стоял, широко расставив ноги и держа обе руки на маленькой винтовке. Матрос стоял твердо и был хорош. Может быть, у него была чуть толстовата шея, но из-за этого он казался еще крепче, и было видно, что его не согнуть.
И Красная Шапочка, и матрос нравились всем: их хвалили сразу же. Перед группой Витюни задерживались. Молчали, разглядывали, потом кто-то произносил:
— Оригинально. — И с ним немедленно соглашались: да, это, без сомнения, оригинально.
Но странно звучало это слово! Оригинально — не в том смысле, что остроумно или необычно, или как там угодно, а в том, что они такого не видели.
Потом кто-то говорил:
— Самостоятельно.
И опять все соглашались: да, действительно самостоятельно.
Потом кто-то умно добавлял:
— Такой, знаете, контраст.
И все поддакивали: в самом деле контраст. Только посмотрите на эту фигуру!
Были каникулы, и Витюня заходил на выставку почти каждый день. Он разговаривал со Светой Назар, гидом выставки, — она тоже ходила в изостудию, но, кажется, поздно спохватилась: у нее получалось хуже, чем у малышей. Света бралась то за то, то за это, но, поработав немного, бросала, думая, что ее призвание в другом. Зато гидом она была незаменимым. Может, ее призвание было в этом.
Чуть кто из посетителей Дома культуры сворачивал к выставке, Света оставляла Витюню и твердым шагом направлялась к нему.
— Вы на выставку? — спрашивала она сразу изменившимся голосом, и глаза ее — вот странно! — холодели и уже не смотрели ни на посетителя, ни на то, о чем она рассказывала. Они, казалось, видели все и ничего одновременно.
— Посмотрите на эту работу, — начинала она голосом старшего по возрасту, — обратите внимание на ее общий тон — он какой-то тревожный…
Посетитель, случайно забредший в открытую дверь и мечтавший, быть может, о тишине и одиночестве, понимал, что влип. Он понуро ходил за Светой и косил глазом на открытую дверь, за которой позванивала блестящая ширма капели.
— А эта вот работа, — упоенно шпарила Света, — отличается оригинальностью, и, как бы это получше выразиться, очень реалистична… — Работа была Витюни.
Витюня удирал от этих слов.
И вот, уже перед самым закрытием выставки и перед концом каникул, когда они разговаривали со Светой простыми голосами о том, как не хочется идти в школу, Витюня увидел в дверях… Аркана. Он вошел — обтрепанный клеш, распахнутая куртка, бляха. Сигарета. Посмотрел налево — Витюня исчез за колонной, посмотрел направо — Света пошла ему навстречу.
— Вы на выставку? — сухо-вежливым голосом гида спросила она. — Проходите, пожалуйста! Окурок можете бросить вот сюда.
Аркан, ожидавший сердитого окрика, опешил и поэтому покорно позволил подвести себя к урне и бросил сигарету. Света, не давая ему произнести, как и всякому другому, и слова, повела по выставке.
— Посмотрите на эту работу, — начала она. — Вы, конечно, знакомы с холстами русского живописца Малявина? — (Тут Света обычно не ожидала ответа: для нее было не важно, знаком ли с Малявиным посетитель, было важно, что знакома с Малявиным она). — Так вот: насыщенность общего тона…
Это было, конечно, кино. Не будь Витюня так испуган, он бы подавился со смеху.
Светке было абсолютно все равно, кто перед ней: министр культуры или мелкий хулиган и второгодник Аркан, — любой, сделавший шаг к выставке, становился Посетителем, а она, Света Назар, была Гидом.
Света водила Аркана по выставке, а Витюня прятался за колоннами.
И вдруг он понял, что Аркан сейчас увидит себя!
До выхода было не так далеко, но на Витюне были новые ботинки с твердой подошвой: Аркан его все равно бы услышал.
— А здесь — одна из самых оригинальных и самостоятельных работ выставки — Вити Снежкова, — сказала Света, и Витюня прижался щекой к колонне.
— Кого, кого? — услышал он хриплый голос Аркана.
— Вити Снежкова, — ответила Света, не меняя голоса, — очень талантливого мальчика из нашей студии.
Аркан смотрел на «Хоккеистов»! Мамочка!
— Обратите внимание на эту любопытную фигуру, — говорила Света, закрыв, наверно, глаза от удовольствия, что слышит свой голос. — Не правда ли — она разительно контрастирует с напряженной динамичностью группы хоккеистов — небрежностью позы, расслабленностью, даже каким-то непонятным вызовом спортсменам?
Что и говорить, у Светки была отличная память на такие вот словесные штучки.
— С помощью контраста характер этой фигуры прочитывается удивительно легко: отчужденность и вызов.
— Чего, чего?
— Отчужденность и вызов. А чуть поодаль сидит, увлекшись зрелищем, старик…
— Кузьмич это, — мрачно сказал Аркан. — Знаю я его.
— Что вы! — воскликнула Светка. — Это образ. В нем автор…
— Какой там образ! — так же мрачно возразил Аркан. — Кузьмич это. Кузьмич и все. А где автор? Витька где?
Витюня слушал голоса, закрыв глаза. Они были рядом, но за толщей колонны.
— Здесь, — Светка говорила очень громко. — Витя! Ты где? Он только что был здесь… Ах вот ты!.. Ты что, Витя? — Она потянула его за руку.
Аркан разглядывал Витюню в упор. Впервые за полгода они стояли друг против друга так близко.
— Так ты, говорят, — он кивнул на Свету, — талант?
Света поняла, что происходит непредвиденное и, может быть, опасное для Вити.
— Да, — заторопилась Света. — Витя у нас в скульптурной группе считается…
— Понятно… — Аркан тянул время. Он что-то обмысливал. Аркан уже полностью освоился с обстановкой выставки, эта обстановка была уже для него так же проста, как и любая другая. Руки он держал в карманах, кулаки там так и шевелились.
