Яков Тайц - Родник
— Пойдём посмотрим, как она рисует.
— Да ну её! Хуже нет с девчонками связываться.
— Нет, ничего, Петух, пойдём!
Украдкой, точно разведчики, стали они подбираться к скамейке. Сначала они пошли по аллее, потом свернули напрямик по сухой траве. Неподалёку от скамейки они остановились.
— Эй ты, художница! — крикнул Петя. — Нарисуй нас!
Девочка оглянулась. Банты на косах юркнули за спину.
— А кто вы такие, чтобы вас рисовать? Подумаешь, тоже герои!
— А может, мы… мы будем героями, — сказал Петя.
— Когда будете, тогда и приходите!
Девочка решительно повернулась к ним спиной — и снова то опустит голову к альбому, то поднимет, то опустит, то поднимет, точно птица, пьющая воду.
Ребята подошли поближе.
— Девочка, — сказал Владик, — покажи нам рисунок!
— Уходите!
— А что, сторожу скажешь, да? — спросил Петя.
— А вот и скажу!
Девочка встала. Лицо её покраснело. Тёмные брови над не то серыми, не то голубыми глазами насупились. Она захлопнула альбом и прижала его к себе:
— Уходите, говорят!
Петя не унимался:
— Жалко тебе, да?
Он улучил минуту, протянул руку и ухватился за альбом. Но девочка не отступала. Она изо всех сил тянула альбом к себе, искоса поглядывая на Владика, словно искала у него защиты.
— Ладно, Петька, брось! — сказал Владик.
Но Петя уже вошёл в азарт:
— Нет, пусть покажет, пусть!
Он всё тянул альбом к себе. Вдруг девочка неожиданно отпустила альбом, и Петя смаху шлёпнулся наземь.
Альбом упал на песок, открылся, и тут Владик заметил, что на открывшейся странице цветными карандашами изображён не то большой нож, не то кинжал. Кинжал этот был как две капли воды похож на тот кинжал, который Владик нашёл весной в парке: такой же ржавый и рыжий.
Он удивился и хотел было получше разглядеть рисунок, но девочка уже подхватила альбом.
— И не стыдно вам! Безобразники вы! — крикнула она.
Петя неуклюже поднялся:
— Я тебе говорил! С девчонками лучше не связываться…
— Постой! — перебил Владик. — Девочка, скажи, почему там у тебя кинжал нарисован?
Девочка развела руками:
— Да что вы ко мне привязались, на самом деле?
— Да нет, девочка, мы не привязались. Просто у меня такой же кинжальчик. Вот я и…
— У тебя? Такой, как здесь?
Девочка резко повернулась к Владику, взяла его за руку, протянула альбом и быстро заговорила:
— Посмотри, такой? Посмотри, посмотри!
Владик, ничего не понимая, взял альбом и стал его перелистывать. На первой странице было выведено цветными карандашами: «Альбом для рисования уч-цы пятого класса Таты Винокур». На второй странице был нарисован старый, ржавый самодельный кинжал.
— Такой! Точно! — сказал Владик. — Молодец, ты здорово рисуешь!
— А где ты его взял, кинжал этот, где? — нетерпеливо спрашивала девочка, в упор глядя на Владика.
— Да вот мы здесь нашли.
— Где «здесь»?
— Да вон там, под деревцами…
— Пойдём, покажи где.
— Это можно… Пошли, Петух.
Петя сердито косился на девочку и всё счищал с себя песок, налипший на пальто. Они подошли к топольку. Девочка стала разбирать размытую дождями лиловую надпись:
— «Вань-ков Влад-лен»… Это ты — Владлен?
— Я.
— Владлен, слушай: обязательно завтра принеси кинжал. Мне очень надо.
— Владька, не отдавай! — крикнул Петя. — Лучше мне отдай…
— Тебе для баловства, — перебила девочка, — а мне надо для важного дела… Принесёшь?
— Ладно… честное пионерское, если только найду… — ответил Владик.
— Смотри не обмани. Я сюда завтра приду после школы. Буду ждать, слышишь!
Девочка подхватила альбом и пошла по аллейке. Издали она крикнула:
— До свиданья, Владлен Ваньков!
— До свиданья, Тата Винокур! — отозвался Владик.
А Петя не утерпел и крикнул:
— До свиданья, воображала!
Девочка не ответила. Она быстро шла к воротам, не оглядываясь. Песок скрипел под её высокими жёлтыми ботинками. Владик долго смотрел ей вслед, потом повернулся к Пете и сказал:
— Чудна́я она какая-то, верно?
— Она немножко того… шариков не хватает, — сказал Петя и пошевелил пальцами возле виска.
— А рисует она ничего, правда, Петух?
— Рисует ничего, — согласился Петя.
Третья глава. Дома
После парка Владик пришёл домой и сразу сел за уроки. Он любит сидеть за столом и решать задачи или аккуратно выписывать красивым почерком упражнения, промокая каждую страницу волосатой промокашкой, которая жадно впитывает чернила, будто очень хочет пить.
На столе у него всегда полный порядок. Слева — стопка учебников, завёрнутых в скользкую, глянцевую бумагу, справа — тетради, посередине — краски, карандаши, чернильница, ручка…
Над столом висят и «Детский календарь», и настоящий, «взрослый», отрывной календарь, и «Расписание уроков», и разрисованный, разукрашенный «Мой режим дня». Там всё расписано: когда подъём, когда зарядка, когда в школу…
Владик решил задачи, потом достал из левой стопки учебник географии и принялся учить:
— «Меридианом называется воображаемая линия…»
В квартире тихо. Только слышно, как на кухне тётя Феня с чувством распевает:
Эх, туманы мои, растуманы…
Это её любимая песня.
Владик выучил меридианы, потом достал бледно-голубую контурную карту полушарий и принялся её раскрашивать, как Кира Петровна велела: океаны — синим, низменности — зелёным, горы — коричневым…
Ему нравилась эта работа. Слепая карта с каждой минутой словно оживает, и вот уже под рукой тянутся горные хребты, зеленеют поля и голубеет бескрайное море.
Интересно, а почему это реки на карте очень похожи на деревья?
Маленькие речки — это веточки, они соединяются в реки побольше, а те сливаются в одну большую реку, которая течёт к морю. Это как будто ствол.
Только реки растут сверху, а деревья снизу. Сначала корень, потом ствол, потом ветки…
А вон те деревца, в парке, те ещё, ох, не скоро вырастут!
А какая она смелая, та девочка с красными бантами! Не побоялась двух мальчиков. Как она топнула ногой! Молодчина!
Интересно, а зачем ей понадобился старый кинжал? И почему он оказался нарисованным у неё в альбоме?
Надо будет завтра обязательно отнести ей кинжал. А кстати, где он?
Владик бросил карандаш, оставил недокрашенной карту полушарий, подошёл к своей кровати, вытащил из-под неё «ящик сокровищ» и начал в нём рыться.
Рылся-рылся и вдруг закричал на всю квартиру:
— Тётя Феня!
— Что?
Он побежал на кухню. Тётя Феня, в клеёнчатом фартуке и белом платке, стояла у газовой плиты и большой ложкой помешивала в кастрюле.
— Тётя Феня, вы ничего не брали у меня из ящика? — крикнул Владик.
— Из какого ящика? Который под твоей коечкой стоит? — переспросила тётя Феня и, выпятив губы, поднесла ложку ко рту. — Ох, батюшки, пересолила! — Она подошла к крану. — Погоди, сынок, дай сообразить, как дело-то было! Как ты уехал в лагерь, у нас тут ремонт был, верно?
— При чём тут ремонт?
— Сейчас разберёмся!
Тётя Феня добавила воды в кастрюлю и снова отведала горячего супу.
— Ох, батюшки, теперь вроде маловато соли! — Она взяла деревянную солонину и щепотью загребла соль. — Стало быть, значит, был ремонт. Двинула я твою коечку — может, там что лишнее, всякий хлам дома держать тоже не приходится… И вдруг вижу: батюшки, никак оружие! Это что ж такое? Ведь этакая штука… ведь она вещь опасная…
— Да какая же она опасная! Старая, ржавая, тупая! — возмутился Владик. Он засунул руки в карманы и кулаками подтянул кверху брюки: так он делал всегда, когда сердился. — Ну и что же? Вы её выкинули, что ли?
— Ничего я не выкидывала! — Тётя Феня положила ложку на край плиты, подбоченилась и повернулась к Владику: — Ты мне вот что скажи: чего тебе вдруг приспичило?
— Ничего не приспичило, а просто надо.
— Ишь ты, какой активист: «надо»! А для чего надо? Для какой такой шалости?
— И вовсе не для шалости, а просто надо для одной… ну, для одного человека.
— Для какого такого человека?
— Для одной… для девочки…
— Для девочки?.. — протянула тётя Феня. — А девочке это уж и вовсе не к лицу. Разве уж хулиганка какая последняя.
Владик вышел из себя:
— Если не знаете, так нечего говорить! А вы лучше скажите, куда дели?
— Никуда я не дела. Куда дела, там и лежит, сказала тётя Феня и снова повернулась к плите.
Долго Владик уламывал неподатливую тётю Феню, пока наконец не дознался, что она во время ремонта сложила всякий хлам в худое ведро и вынесла в сарайчик. Может, кинжал там, а может, и не там, и пускай Владик не мешается, а то скоро папа с мамой придут, а у неё ещё второе не готово!
