Инга Петкевич - Мы с Костиком
— Люди? — Костик остановился. — А что они там делают?
— Не знаю, не рассмотрел.
Костик задумался.
— Знаешь, — сказал он, — надо посмотреть, что они там делают.
— Конечно, надо, — согласился я, — но уж больно далеко, замёрз что-то.
— Ну хорошо, завтра посмотрим, — сказал Костик. Сашка была дома, она чистила картошку и что-то пела.
Мы прошли в свою комнату и сели у печки почитать и погреться. Я рассказал Костику про буер. Он мне про Финляндию. Покормили ежа.
— Идите есть, оболтусы! — крикнула из кухни Сашка. За ужином все молчали. Мне это скоро надоело, и я сказал:
— Катался на буе.
— Что? — удивилась Сашка.
— На буере, — мрачно поправил Костик.
Сашка посмотрела на него, уголки губ у неё запрыгали.
— Ты один катался? — спросила она.
— Один. Костика не взяли.
— Ну, держись, — сказала Сашка серьёзно, — теперь по ночам он будет учиться водить буер.
Я представил себе Костика на буере и фыркнул. Костик помрачнел ещё больше.
— Тоже идея! — проворчал он и вылез из-за стола.
сливы в январе
Всю ночь мне снились зайцы. Белые, пушистые, они играли в чехарду. Я проснулся и, как всегда, посмотрел в окно. Ну и погодка! Яркое солнце, голубое небо, пушистые белые ёлки, и снег такой белый, что глазам больно. А там, далеко на горе, мелькают лыжники, красные, жёлтые, зелёные.
Вон красный налетел на ёлку, и с неё посыпался снег. А красный застрял и встать не может, палки у него унесло, опереться не на что. Так и сидит и обнимает ёлку.
Мне вдруг показалось, что все праздники — и Новый год, и день рождения, и даже Первое мая — надо праздновать сегодня.
— Ку-ка-реку! — закричал я и вскочил с кровати.
«Ку-ка-ре-ку! Вставай, Костик», — хотел крикнуть я и вдруг остолбенел. На столе в сверкающей белой вазе лежали сливы, тёмно-синие живые сливы.
Как ему не холодно?
Сашка ждала нас на улице. Она была очень нарядная и очень сияла.
— Сливы? Какие сливы? Не знаю никаких слив.
Она подхватила меня на руки, закружила, запела.
— Я пойду с вами, я хочу всегда ходить с вами, я хочу везде быть с вами.
— Вот и хорошо, — обрадовался я.
— Только не сегодня, — сказал Костик, — сегодня у нас дело.
— Тайна?
— Да, тайна, — сказал Костик и побежал по дороге. Я побежал за ним.
Шли долго. На лыжах ходить по ровному месту скучно. Пошёл снег. Бугорки стали еле заметные.
— Ты ошибся, — сказал Костик, когда мы почти подошли к одному из них, — ты ошибся, это не человек.
— Да, это, пожалуй, не человек, — согласился я, — но тот был человек.
— Ладно, посмотрим, — сказал Костик.
Мы подошли к бугорку. Это был человек. Его почти занесло. Он сидел на деревянном ящичке, и в руках у него была удочка.
«Сумасшедший», — подумал я.
— Подлёдный лов, — сказал Костик.
Человек не шевелился. Мы стояли уже довольно долго — человек не шевелился.
— Пошли, — сказал я.
— Подождём, — сказал Костик, — а вдруг он заснул и провалится под лёд?
— Тогда мы его вытащим, — согласился я.
Так мы стояли и ждали, когда наконец он провалится. Но человек не шевелился.
— Может быть, он замёрз? — сказал Костик и дотронулся до человека. Тот не шевелился.
— Замёрз, — сказал Костик. — Что же теперь делать?
— Снегом тереть, — я взял снег и потёр человеку лицо. Человек чихнул.
— Ожил, — обрадовался я.
— Ш-ш-ш, — сказал человек, — рыбу распугаете. Ш-ш-ш!
Часа два мы ждали этой рыбы. Человека совсем занесло. Мы замёрзли и решили возвращаться.
— До свиданья, — сказал я человеку. Тот не ответил.
— Счастливого лова, — пожелал Костик. Человек не шевелился.
— Он всё-таки замёрз, — сказал Костик.
— Или заснул, — сказал я и потрогал удочку. Человек открыл глаза. И приложил палец к губам.
Больше он ничего не сказал.
мы — художники
Этот день был мокрый. Сашка закрылась наверху. Костик болтался под ногами, что-то напевал. Я ходил по дому и думал, чем бы заняться. Наконец я придумал. Пол-кухни занимала большая белая печка. Наши комнаты были за ней, так что в комнате вместо одной стены была тоже печка. Я пошёл наверх и попросил у Сашки краску и кисть, потом влез на стул и нарисовал на печке зайца.
— Будет на что смотреть перед сном, — сказал я.
— Что ты говоришь? — сказал Костик и заметил мой рисунок. Он очень заинтересовался и тоже сходил наверх и взял краски и кисть. Он развёл краску и нарисовал на печке слона.
В это время я нарисовал ещё зайца.
Потом Костик нарисовал птичку.
А я — ещё зайца.
Костик — таракана.
Я — зайца.
Костик — кошку.
Я — зайца.
Костик — жирафа.
Я — зайца.
Я уже начинал жалеть, что умею рисовать только зайцев, когда пришла Сашка.
— Гении! — сказала она. — Как я раньше не догадалась… — И предложила идти на кухню и разрисовать печку там.
— Начать надо сверху. — Она влезла на табурет и начала сверху. Рисовала она очень странно. Ей прямо ничего не стоило пририсовать таракану хвост, рыбе ноги, лягушке крылья. Потом она нарисовала меня в виде горохового стручка, Костика с лыжами на руках и ногах. Мы так и покатывались со смеху.
Мама приехала совсем не вовремя. Костик, стоя на плите, рисовал на трубе кита, мы с Сашкой рисовали друг другу усы. Мама ни капли не удивилась.
— Так, сумасшедший дом, — сказала она.
— Как умели, — обиделся я.
Костик застыл на печке и не знал, что делать.
— Может быть, ты опустишься на землю? — сказала ему мама.
Костик покраснел и только хотел ответить, как мама заметила синяк.
— А это ещё что? — удивилась она.
— Где? — спросил Костик.
— У тебя под глазом.
— У меня? — не понял Костик.
— Да, да, у тебя, — строго сказала мама и стала ждать ответа. И долго бы ей пришлось ждать, если бы не Сашка.
— Понимаешь, Даша, — сказала она серьёзно. — Костик у тебя герой, он защищал нашу честь.
Я так и фыркнул.
— Ты простужен, — сказала мама, — тебе надо в кровать. — И, не слушая никаких возражений, она загнала меня в кровать. Костика послали за градусником.
В это время из тумбочки вывалился ёж. Мама взвизгнула. ёж испугался и свернулся в клубок.
— Так, — сказала мама. — Это ещё что?
— ёж, — сказал я.
— Вижу. Откуда он взялся?
— Нашли, — соврал я.
Пришёл Костик с градусником.
— Это что такое? — спросила его мама.
— Ёж, — сказал он.
— Откуда он взялся?
— Купили, — сказал Костик.
Я похолодел. Будет мне за враньё.
— Купили! — последовала долгая пауза.
Нас опять спасла Сашка.
— Я ежа купила, — сказала она, входя в комнату.
— Ты? — мама задумалась. — Я им ежей не покупаю, — сказала она и опять задумалась.
Мы переглянулись.
— Ругаются, ругаются! — сказала Сашка. — Гулять надо, а не ругаться.
Температура была нормальной, и мы вышли на улицу. Встали на лыжи и пришли к нашей горе. Здесь мы чувствовали себя увереннее. Здесь мы были хозяевами. Мама совсем притихла, она стояла в стороне, а мы демонстрировали ей все наши достижения. Мы ездили и зигзагом, и с поворотом, и все вместе, и отдельно. А мама всё смотрела на нас и молчала. Да и сказать ей было нечего: на лыжах мы ходили неплохо.
— Мы ей ещё покажем! — сказал я и прыгнул с трамплина.
— Мы ещё покажем! — сказал Костик и тоже прыгнул.
Гордые и счастливые мы шли домой. Мы чувствовали себя победителями. Мама нам явно завидовала.
— Раньше я тоже умела, — сказала она Сашке, — а теперь… — И она махнула рукой. Лицо у неё стало грустное, и махнула она так, что мне стало её жалко.
— Ты приезжай почаще, мы тебя вмиг научим, — сказал я.
— Вмиг научим, — хором подхватили Костик и Сашка. Мама внимательно посмотрела на нас и ничего не сказала. Мы провожали нашу маму на поезд. По дороге все молчали, и я просто не знал, куда деться от их молчания. Когда поезд скрылся, я вспомнил про ежа и расхохотался.
— Ты что? — спросил Костик.
— Я про ежа.
— Ты плохо относишься к маме, — вдруг обозлился он.
— При чём тут мама? — фыркнул я и посмотрел на Сашку.
— А ну вас! — сказала она и пошла в другую сторону.
— Вот, вечно так, — обиделся я, — всё на меня свалят, будто я один печку разрисовывал.
А мама к нам больше не приехала ни разу.
вот и всё
И вот мы уезжаем. Костику пора работать. Сашка очень грустная.
— Замечательный был месяц, — всё говорит она, — просто замечательный.
Я считаю, что грустить не надо, ведь мы ещё приедем. Костик молчит.
