Владимир Борисов - Первое апреля. Сборник весёлых рассказов и стихов
— Но у человека должно быть право выбора, — заявил папа.
— За правом выбора идите в ресторан, — ответила мама.
Папа рассердился, перестал зевать и сказал:
— Серёга! Прояви мужскую солидарность и пошли со мной завтракать в ресторан.
Мы отправились в кафе неподалёку от дома. Неохота было, но мне уже восемь и у меня есть мужская со-ли-дар-ность.
В кафе заказали омлет. Мама отказалась с нами идти. Манная каша со сливками и малиной в её тарелке смотрелась аппетитно.
Официантка спросила у меня:
— Вам омлет зелёным луком посыпать?
— Нет, — говорю, — не люблю зелёный лук.
— Вот, — наставительно сказал папа, — это и есть право выбора.
В кафе мы ходили каждое воскресенье. Мама сидела дома и с независимым видом смотрела передачи про путешествия.
Я скоро омлет видеть не мог. А официантка уже привыкла к нам, как к родным. Один раз поставила мне тарелку с омлетом и ушла.
— Подождите! — сказал ей. — А почему вы не спросили, посыпать ли мне омлет луком или нет?
— А зачем? — пожала плечами официантка. — Ты всё равно скажешь — не надо.
— А сегодня — надо, — заявил я, — и, вообще, у человека должно быть право выбора.
А потом повернулся к папе и говорю:
— Давай теперь у тебя будет мужская со-ли-дар-ность и мы будем дома завтракать?
— Давай, — обрадовался папа, — а то что-то я по манной каше и передачам про путешествия соскучился. И по маме.
Васечка спит
Васечка спал крепко. А засыпал плохо. Мама, бывало, по два часа его укачивала. На полчасика сна могла его укачать. Зато в эти полчасика можно было и разговаривать, и петь. Васечке спать ничего не мешало.
Вот как-то укачала мама Васечку, положила в кроватку. Приходит Васечкина старшая сестра Катя и говорит:
— Можно я Бритни Спирс послушаю?
— Можно, — говорит мама, — Васечке не помешает.
Катя музыку и включила. Заходит в комнату Светочка, средняя сестра, и говорит:
— Можно я Некрасова буду учить вслух? Мне в школе задали.
— Пожалуйста, — говорит мама, — учи.
Света раскрыла книгу. Заходит дедушка и говорит:
— Можно я гвоздь в стену вобью, чтобы картину повесить? Не помешает это Васечке?
— Вбей, — согласилась мама, — не помешает.
Дедушка взялся за молоток. Пришла бабушка, принесла дедушке картину, а Кате со Светой — конфеты.
— Можно, — спрашивает она у мамы, — я новости посмотрю? Там сейчас репортаж с Ниагарского водопада будет.
— Посмотри, — кивает мама, — Ниагарский водопад — это интересно.
Вот сидят они в комнате все вместе, слушают Бритни Спирс с Некрасовым, конфеты едят и на картину с Ниагарским водопадом любуются. Заходит папа и говорит:
— Мне бы письмо на работу отправить. Можно я за компьютер сяду?
— Нет, — вдруг сказала мама, — ты по клавишам очень громко барабанишь. Васечка может проснуться.
— Не проснётся он, — говорит папа, — у вас тут водопад шумит.
— То — водопад, а то — клавиши, — говорит мама, — нельзя тебе за компьютер.
— Нет можно!
— Нет нельзя!
— А я говорю — можно!
— А я говорю — нельзя! — закричала мама.
Тут Васечка и проснулся. Все смолкли, даже Бритни Спирс. А мама погладила Васечку по голове и проворчала:
— Всё из-за тебя с твоими клавишами! Говорила — нельзя тебе за компьютер.
Фломастеры
Диванчик для Размышлений был жёстким и скрипучим. Я поёрзал на нём ещё немного, а потом закричал:
— Мам! Можно мне слезть?
Мама появилась в дверях. Она повязывала передник.
— А ты подумал о своём поведении? — строго спросила она. — Теперь ты понял, почему не следует таскать кошку за хвост?
— Понял.
— Тогда слезай. И займись чем-нибудь спокойным. Дай мне борщ доварить.
— Чем? — решил уточнить я, отыскивая глазами кошку. Она притаилась на подоконнике.
— Например рисованием.
Мама исчезла. Я вздохнув, лёг на пол и вытащил из-под Диванчика фломастеры. Поборов желание швырнуть их в кошку, я сел за стол. Что бы такое нарисовать? Кошку? Да ну её. Лучше — маму в переднике.
Я выбрал синий фломастер и нарисовал мамину голову. Но получилась не голова, а какой-то футбольный мяч. Я сразу понял, в чём дело. Синий фломастер был плохим. Я сбегал на кухню и выбросил его в ведро. Мама стучала ножом по доске в облаке пара и ничего не заметила.
Вернувшись, я взялся за жёлтый фломастер. Попытался нарисовать облако пара. Вышли странные завиточки. Я выбросил и жёлтый фломастер.
Зелёный фломастер был хуже всех. Он нарисовал не мамину руку, а кактус. Я разозлился и сломал его. А когда взял красный фломастер и стал рисовать борщ, вошла мама.
— Ты что делаешь? — сердито спросила она.
Я молчал, потому что в руках у мамы были обломки зелёного фломастера.
— Зачем ты фломастеры выкидываешь?
— Они плохо рисуют, — буркнул я и ткнул пальцем в рисунок, на котором голова-мяч варила среди завитушек борщ, помешивая его рукой-кактусом.
— А может, виноваты не фломастеры? Может быть, виноват художник? — спросила мама.
— Как это? — не понял я.
Мама принесла с кухни фломастеры, села на стул, потеснив меня, и принялась рисовать. Она быстро изобразила меня, кошку и даже Диванчик для Размышлений. Всё было очень похожим, особенно я, хотя меня и нарисовали синим фломастером.
— Видишь? — улыбнулась мама.
— Вижу, — кивнул я, разглядывая синего себя.
— Понял?
— Понял.
— Что ты понял?
— Что всё зависит от художника.
— Молодец! А что это, по-твоему, значит?
— Что фломастеры полежали в мусорном ведре и подумали о своём поведении. Больше они не капризничают, а рисуют как надо. В общем, хороший художник должен иногда выкидывать фломастеры в мусорное ведро, чтобы они хорошо рисовали.
Кошка мяукнула и спрыгнула с подоконника.
— Знаешь что? — сказала мама. — Ступай-ка ты опять на Диванчик для Размышлений.
У двери она обернулась и добавила:
— Только думай о своём поведении быстрее, а то борщ остынет.
Волшебная спица
А со мной вот какая история на даче приключилась. Я спать укладывался. А кровать у окна стоит. Я пожелал маме спокойной ночи, полез под одеяло и решил перед сном на луну посмотреть. В окно глянул, а там — батюшки! Ведьма по крыше соседнего дома карабкается, а её волосы всклокоченные на ветру развеваются. Я — скорей за мамой.
Она поднялась с кровати и спрашивает с интересом:
— Где твоя ведьма, показывай!
Я и показал. Мама засмеялась:
— Это не ведьма! Это берёза на ветру дрожит, а её ветви на волосы похожи. Спи!
Я — снова под одеяло. На всякий случай в окно посмотрел, а там — циклоп!
Мама на этот раз неохотно поднялась. Видно, уже заснуть успела.
— Это не циклоп. Это дуб во дворе качается. А на нём скворечник.
Ушла мама.
Я решил никуда больше не смотреть. Разве что только в огород… Пришлось снова к маме бежать. Там в огороде — волк-оборотень на луну воет. Страшно до мурашек.
На этот раз мама даже с кровати не поднялась. Только рукой пошарила по тумбочке и протянула мне спицу, которой свитер вяжут.
— Держи, — говорит, — это волшебная спица. Она от всякой нечисти помогает. — И на другой бок.
«Надо же, — удивился я и пошёл к себе. — Кто бы мог подумать? — Я залез на кровать. — Обычная спица. — Я сбросил тапочки и потянулся. — А оказывается, волшебная».
Я укрылся одеялом с головой. Сунул спицу под подушку и заснул.
Спал плохо. Всю ночь ворочался. Проснулся рано, до петухов ещё. Открываю глаза, а у меня на кровати сидят ведьма, оборотень и циклоп. Смотрят на меня во все глаза (циклоп — в один глаз).
Ведьма говорит:
— Страшно-то как! Он на мальчика из мультика похож, который Бабу-ягу в печке зажарил.
А волк-оборотень говорит:
— Мне страшнее! Он на Победителя оборотней похож! Так же волосы торчком стоят.
Циклоп говорит:
— А мне каково? Он вылитый Одиссей, который моему брату-циклопу единственный глаз выколол! — Циклоп задрожал от страха, и кровать заскрипела.
— Тише, вы! — говорю им. — Ещё маму разбудите! — Они вообще до смерти перепугались. Тогда я достал из-под подушки волшебную спицу и им отдал. — Махните на меня, — говорю, — и я исчезну!
Ведьма скрюченной рукой спицу подхватила и потрясла ею в воздухе. Враз все трое исчезли. Только слышно было, как спица звякнула об пол.
Я поглядел, куда она закатилась, чтобы завтра маме вернуть. А потом снова лёг и заснул. На этот раз совершенно спокойно.
Подружки
Мы с Риткой Мироновой друзья на всю жизнь. У меня платье синее и у Ритки синее. У меня на рюкзаке русалочка и у Ритки тоже. Даже туфли одинаковые. Идём по улице, за руки держимся, поём песни. Все нашей крепкой дружбе завидуют.
