Жаклин Уилсон - Четверо детей и чудище
– Я их уже видеть не могу, – сообщила она. – Слушай, Розалинда, а дерни-ка меня посильней за крылья. Может, они оторвутся.
Я потянула изо всех сил. Шлёпа завопила от боли.
– Извини! Я не нарочно, – сказала я.
– Порядок. Тяни сильнее, – попросила она.
Все бесполезно. Крылья приросли к ней так же надежно, как руки и ноги.
– Может, нам теперь вечно их на себе таскать, – мрачно сказала Шлёпа, то расправляя, то складывая крылья и обдавая нас градом брызг. – На них же ни одна куртка не налезет. И в дверь не протиснуться, и на кровать толком не лечь. И из дома не выйти – сразу массовые беспорядки начнутся. Хотя это как раз, может, и прикольно.
– Что-то тебе не очень прикольно было связанной сидеть! Хорошо, что я такой молодец, пришел и спас тебя, – сказал Робби. – Видела, как я врезал этому дядьке: сначала кулаком, а потом ногой – кия-я, бац, хрясь!
– Хорош, Робби. Сто раз уже слышали, – отмахнулась я.
Но он все равно принялся рассказывать по новой. Тогда мы со Шлёпой повалили его на песок, чтобы замолчал уже. Мы устроили какую-то дурацкую, мокрую, неуклюжую возню, хихикая и с трудом ворочаясь, придавленные отсыревшими крыльями. Моди забралась на всех сверху и стала прыгать и скакать, как будто мы живой батут. И вдруг свалилась, и мы все попадали друг на друга. Внезапно к нам вернулась легкость и свобода. Крылья наконец-то пропали!
– Мам, Дэйв, пошли домой! – крикнула Шлёпа.
Папа с Элис уставились на нас. Они ощупали себя – всё мокрое! – и поспешно встали. Папа посмотрел на часы и покачал головой, не веря своим глазам. Они скорей повели нас домой. Моди несли по очереди, а на нас троих все время беспокойно оглядывались – переживали, что дети у них каким-то непонятным образом оказались мокрые и с утра некормленные.
Ну а дома была теплая ванна, горячий шоколад и печеная картошка. Хорошо и уютно. Когда мы уже собирались спать, папа включил новости по телевизору.
– С ума сойти, – сказал он, зайдя пожелать нам спокойной ночи. – По всему Суррею видели четверых, как они выражаются, «пришельцев» – детей с огромными крыльями. Вы в лесу ничего такого не заметили? Может, они прямо над нами пролетали.
– Да это наверняка просто каскадерский трюк, Дэйв, – сказала Шлёпа.
– Ну да, хотя как они его провернули – загадка. Самое, конечно, странное – одно это летучее дите засняли на камеру, хотя качество ужасное. Какой-то мужик сказал, что поймал его, но через пять минут оно сбежало. Оно вопило благим матом и плевалось как верблюд. Чем-то на тебя похоже! Умора. Ты бы небось хотела полетать, а, Шлёп?
– Да не особо, – сказала Шлёпа. – Вряд ли это прям так уж весело.
Глава 14
Мы так вымотались, что решили проспать завтрак-пикник – несмотря на то что это был наш последний день вместе, и последнее желание хотелось использовать на всю катушку.
Мы чуть было не остались и без обеда-пикника: папа с Элис на нас насели и стали уговаривать выбраться в город.
– Да чего вам так далась эта песчаная яма! – кипятился папа. – Мы же вчера там целый день просидели.
– Но там так здорово, пап. Ну пожалуйста, давай опять в лес, – канючила я.
– Что скажет ваша мама! Вот вы вернетесь домой, она спросит, чем вы тут занимались, а вы такие: «Да мы каждый божий день в дурацкий лес таскались, и в жару, и в дождь».
– Не скажем мы ничего такого. Мы скажем, что ходили в лес всей семьей и устраивали там замечательные пикники, а потом мы с Робби, Шлёпой и Моди играли в песчаной яме, и это были самые лучшие каникулы в мире.
– Ох, Рози-Шмози, – и папа обнял меня.
Элис тоже вроде была довольна. Для последнего пикника она расстаралась не на шутку. Сделала маленькие бублики с копченой семгой и сливочным сыром, куриные крылышки на гриле и сэндвичи на один укус с разными начинками: яичный салат с помидорами, раковые шейки с рукколой, бри с абрикосовым джемом и индейка с клюквенным соусом. Еще была шарлотка с кислым кремом и большой пакет маленьких головок сыра – красных и желтых. Мы пили свежевыжатый апельсиновый сок, а папе с Элис взяли бутылку лимонада – хотя пах он вином.
– Нужно еще что-нибудь шоколадное, – сказала Элис. – Робби, может, сделаешь свои фирменные хрустики? Ты бы так меня выручил.
Пока счастливый Робби исполнял мачехину просьбу, Шлёпа отозвала меня в сторонку:
– Что будешь желать?
– Ну… пока еще не решила вообще-то. Хочу пожелать такое, чего нам всем хочется, и чтобы точно ерунды никакой не случилось. – Я принялась нервно грызть большой палец. – Только никак не придумаю, что бы это такое могло быть.
Я думала, Шлёпа раздраженно вздохнет и назовет меня бестолочью, но, к моему несказанному удивлению, она вдруг обняла меня. Я так обалдела, что больно прикусила палец – впрочем, не поднимать же из-за этого шум.
– Ты обязательно придумаешь, Роз. Ты молоток, – сказала Шлёпа. – А если ничего не придумается, все равно у нас была целая куча классных желаний – мои особенно, – и вообще здорово было. Я тоже думаю, что это самые лучшие каникулы в мире.
– Ох, Шлёпа! – Я тоже обняла ее.
– Так, не раскисаем, – тут же сказала Шлёпа. – Пошли выскребем шоколад из миски, Робс уже наделал свои печенюги.
Моди нас опередила. Она со счастливым видом вылизывала миску – рот, щеки и даже уши у нее были в шоколаде.
– Она сама уже как шоколадка. – Шлёпа подхватила ее на руки.
– Тогда хочу мороженое! – сказала Моди, и мы все рассмеялись.
Моди, видимо, не забыла о вчерашней потере: по дороге в лес нам попался фургон мороженщика, и она подняла целую бучу. Но Элис была непреклонна.
Мы воздали должное роскошному пикнику.
– Троекратное ура Элис и ее чудесным пикникам, – сказал папа и поднял бокал.
– Ура, ура, ура, – помявшись, отозвались мы.
– И маленькое ура мне и моим шоколадным хрустикам, – сказал Робби.
– Можно мы пойдем поиграем? – спросила я.
– Бизьянка! – сказала Моди, расплывшись в улыбке. Элис вытерла ей мордашку влажной тряпкой, но нос у нее все равно остался в шоколадных крапинках, как будто в веснушках.
– Идите играйте в свою обезьянку, – благодушно разрешил папа.
Мы подошли к яме, Шлёпа и Робби выжидательно посмотрели на меня. Я все пыталась придумать что-нибудь замечательное – но теперь была ученая и знала: псаммиад умеет показать оборотную сторону любого желания.
– Ну что, решила, Роз? – спросила Шлёпа.
– Нет! – простонала я, когда мы начали копать.
– Может, спросить у псаммиада, пусть посоветует? – предложил Робби. Он прихватил с собой лёвушку, и тот пластмассовыми лапами копал вместе со всеми.
– Можно попробовать, хотя, по-моему, в какой-то книжке Эдит Несбит есть про то, что псаммиад советов не дает, хоть ты тресни, – сказала я.
– Как подумаешь, что он в каких-то еще книжках, – странно так. Я б хотел, чтобы про меня в книжке написали, как про того Роберта, – сказал Робби.
– Может, когда-нибудь и напишут, – сказала Шлёпа. Она посмотрела на меня. – Ты была детской писательницей, когда мы богатыми и знаменитыми стали, так что придется тебе, Розалинда, эту книжку писать, кому ж еще.
– Я в жизни целую книжку не накатаю, – смутилась я, но от одной мысли об этом сердце забилось сильнее. А также от физической нагрузки.
Мы выкопали довольно глубокую яму, но не нашли ни мохнатой лапы, ни большого уха.
– Где же ты, псаммиад? – Шлёпа усердно загребала песок.
– Бизьянка, бизьянка? – позвала Моди и поскреблась.
Мы копали, и копали, и копали – и ничего.
– Такими темпами мы и правда до Австралии докопаем, – пропыхтел Робби.
– Народ, вы же не думаете всерьез, что он ушел? – спросила я, сев на пятки.
– В Австралию?
– Да куда угодно. Или кто-нибудь его нашел и унес. Раньше он никогда так глубоко не забирался.
– Только бы он нашелся, – сказал Робби. – Будет ужасно обидно, если мы с ним не попрощаемся. – Он лег на дно ямы, которую мы успели выкопать. – Выйдите, пожалуйста, в самый последний раз! – позвал он.
– Нам только одно последнее-распоследнее желание! – взмолилась Шлёпа. – Хотя было бы здорово на следующей неделе еще пару-тройку пожелать.
– Милый псаммиад, пожалуйста, выходите, давайте хоть попрощаемся, – сказала я.
– Бизьянка! Бизьянка, бизьянка, бизьянка! – позвала Моди.
Глубоко под землей вдруг что-то зашевелилось. Из песка высунулся один глаз-стебелек и сердито уставился на нас. Потом второй.
– Ой, это вы, милый псаммиад! – обрадовался я.
Показалась псаммиадова сморщенная мордочка. Уши у него подрагивали.
– Разумеется. Кто же еще? Я тут единственный житель. Горе тем кроликам и грызунам, что попробуют вырыть себе здесь нору, – сказал псаммиад, весь целиком вылезая из песка. Он потянулся и зевнул во весь рот, глаза на тонких стебельках заколыхались. – Батюшки, до чего же спать хочется. Вы что же это все тут вверх дном перевернули? Опять желание хотите? Желание-желание-желание. Вечно вам мало, вечно вы недовольны.
