Магдалина Сизова - «Из пламя и света»
Грусть об отце и воспоминания о нем сменялись воспоминаниями о мучительной любви к Натали.
Сумрачный день переходил в сумрачный вечер, когда он возвращался с лекции к себе на Малую Молчановку. В окнах их дома уже горели свечи. И у Лопухиных тоже… Он подошел к их дому и остановился.
Варенька, которую он еще не видел после похорон отца, быстро шла ему навстречу.
В короткой бархатной шубке, с двумя длинными косами, падавшими из-под маленькой шапочки, она показалась ему в сумраке совсем девочкой. Но ее выразительное лицо было так сосредоточенно-серьезно и полно участия, что в сердце его что-то дрогнуло. И он стоял неподвижно, глядя на ее лицо, на губы, которые в этот раз не улыбались.
— Я знаю, — проговорила она с какой-то тихой осторожностью, точно боясь своих слов, — я знаю о вашем горе. И оно очень… очень большое. И это, конечно, непоправимое горе. Но все-таки… все-таки вам скоро будет легче! Право, это так! Я знаю!.. — Она ласково коснулась рукой, затянутой в тонкую перчатку, рукава его шинели. — И приходите поскорее к нам! Алексис вас ждет. И мы с Мари — тоже.
Она кивнула ему на прощание, и тяжелая дверь закрылась за ней.
В этот вечер ему захотелось послушать музыку, и он пошел на концерт. И там, на концерте, он продолжал видеть перед собой нежное лицо Вареньки, ее греющий взгляд и с благодарностью вспоминал простые слова сострадания, произнесенные ее милым голосом.
ГЛАВА 38
В день Варенькиных именин, в самый разгар зимы — 4 декабря, вдруг точно повеяло весной. Оттепель с ветром, низкие облака неслись откуда-то с юга.
С веток тополя, который рос у Варенькиного окна, падали капли. А когда Варенька открыла форточку, оттуда пахнул влажный теплый ветер, и она подставила ему горевшее от волнения лицо. В руке Варенька держала только что полученный подарок Мишеля. Это были, конечно, стихи, написанные к сегодняшнему дню. Ей принесли их утром вместе с подарком Елизаветы Алексеевны — веером из белых страусовых перьев. Разве можно было, прочитав стихи, оставаться спокойной? Даже Мари, рассудительная Мари, была бы взволнована, если бы эти стихи были посвящены ей! И разве могла Варенька даже помыслить когда-нибудь, что он так думает о ней, и разве можно было сказать об этом прекраснее?..
Она положила листок со стихотворением на стол и постаралась повторить его на память. Но запомнила только четыре строчки:
Я не могу ни произнесть,
Ни написать твое названье…
Для сердца тайное страданье
В его знакомых звуках есть…
— Варенька, — раздался голос сестры, — почему ты стоишь у открытой форточки и смотришь на мокрую галку, когда внизу уже собираются гости к обеду?
— Ах, Мари, — обернулась к ней Варенька, — посмотри, прочитай! Это мне написал Мишель…
Мари взяла со стола листок и прочитала. Лицо ее стало серьезным, и она сказала:
— Да, это прекрасно написано, Варенька. Спрячь эти стихи и береги их.
— Еще бы!.. — Варенька прижала холодные ладони к горящему лицу.
— А теперь закрывай форточку и пойдем за Алешей, он еще у себя. И знаешь, я вспомнила, — сказала Мари, любуясь Варенькиным веером, — Алексис списал вчера у Мишеля еще какие-то стихи и в восторге от них. Он говорит, что так написать мог только настоящий, большой поэт.
— Мишель и есть самый настоящий и самый большой поэт.
* * *Алексей торопливо приглаживал перед зеркалом свои волосы.
— Алексис, — робко сказала Варенька, — покажи мне те стихи Мишеля, которые ты вчера списал.
— Завтра покажу и тебе и Мари.
— Нет, нет, мне очень хочется именно сегодня, — умоляющим голосом попросила Варенька. — Пожалуйста, дай, Алешенька, — ну ради моих именин!
— Ну что же делать, именинницам не отказывают, — покорно сказал Алексей.
— Но нам пора идти вниз, — решительно заявила Мари.
— Идите, идите. Я сейчас, сию минутку вас догоню!
Когда они оба ушли, она наклонилась над строчками, написанными знакомым почерком:
Я не люблю тебя; страстей
И мук умчался прежний сон;
Но образ твой в душе моей
Все жив, хотя бессилен он…
Варенька остановилась и перевела дыхание.
«К кому же обращены эти слова?..»
Она дочитала до конца:
Другим предавшися мечтам,
Я все забыть его не мог;
Так храм оставленный — все храм,
Кумир поверженный — все бог!
Внизу уже слышались веселые голоса и шум. А Варенька все еще стояла с листком в руке все с тем же немым вопросом: «К кому это стихотворение? Но тут еще стихи!.. На обороте».
Варенька торопливо начала читать:
Я не достоин, может быть,
Твоей любви: не мне судить;
Но ты обманом наградила
Мои надежды и мечты…
«Кто ж это? Кто?!»
— Варенька! — вскричала Мари, заглянув в комнату. — Что же это такое?
Варенька положила стихи и пошла за сестрой.
Когда она сошла вниз к гостям, она была очень бледна.
Лермонтов пришел вечером. Он сказал Вареньке, что она выглядит прелестней, чем когда-нибудь, и сказал правду, потому что белое платье и впервые убранные по моде, в длинные локоны, золотистые волосы делали ее очаровательной.
Она поблагодарила его за стихи. Они прекрасны, как и все, что он пишет, сказала она.
— Но мне кажется, что вы чем-то огорчены? — спросил он встревоженно.
— Нет, ничуть! Мне очень весело, — сказала Варенька и раскрыла свой новый веер. — Поблагодарите вашу бабушку за подарок. Он такой прелестный!
И больше в этот вечер она не говорила с ним. Она разговаривала и танцевала с какими-то молодыми людьми.
Но с ним, с ним она не говорила! Он ушел рано — обиженный и недоумевающий.
Когда разъехались все гости, Варенька еще долго стояла у окна своей комнаты, не зажигая свечей. Ей было видно, как расходились медленно облака в холодеющем небе.
Так храм оставленный — все храм,
Кумир поверженный — все бог… —
повторяла Варенька.
Выйдя от Лопухиных, Лермонтов дошел до конца тихой улицы. От подъезда Лопухиных отъезжали кареты и сани.
Оттепель кончилась. Под ногами, как в мартовские весенние ночи, ломался тонкий ледок, а легкий мороз уже покалывал щеки.
«Кто бы подумал, взглянув на нее, что она может быть причиною страдания?»
Так записал он в своем дневнике ночью 4 декабря после невеселого вечера Варенькиных именин.
ГЛАВА 39
В обширных залах Благородного собрания готовились к пышной встрече нового, 1832 года.
И Лермонтов нетерпеливо ждал этой новогодней ночи, зная, что встретит Натали.
Но и Варенька там будет.
От этой мысли светлело на душе.
Ему казалось иногда, что его чувство к Натали борется с тем, что заронила в его душу Варенька.
До новогодней ночи оставалось всего три дня и три вечера, и волнение Лермонтова росло.
Аким Шан-Гирей был всегда посвящен во все его планы и всегда был от них в восторге. И в этот раз он деятельно, даже с вдохновением, помогал их осуществлению. Они вырезали из черной бумаги огромные китайские буквы, скопировав их с чайного ящика, и в течение двух вечеров наклеивали эти черные буквы на страницы необычайных размеров книги. Она должна была изображать книгу астролога, а буквы — те таинственные знаки, по которым астрологи предсказывают судьбу. Аким озабоченно рассматривал костюм астролога, который шил старый бабушкин портной по фасону, срисованному Мишелем из книги восточных сказок.
Примерив в последний раз костюм и убедившись в том, что буквы в таинственной книге прилипли надежно, они оба почувствовали себя вполне готовыми к встрече Нового года и, несмотря на вьюгу, половину вечера проездили по оживленным улицам.
Метель гонялась за их легкими санями, летящими мимо освещенных окон.
Вместе со снежными вихрями дважды проносились их сани мимо невысокого дома с облупившимися колоннами. И каждый раз Лермонтов по непонятной Шан-Гирею причине с напряженным вниманием всматривался в его светлые окна. А увидав неподалеку от этого дома встречные сани и в них чье-то девичье лицо рядом с военной шинелью, судорожно схватился рукой за медвежью полость и долго смотрел вслед этим саням.
* * *…Чуть касаясь блестящего паркета носками атласных туфелек, пролетает в вальсе Варенька Лопухина. Нет, не Варенька, а розовая маркиза в черной маске и напудренном парике. В прорезях маски, обшитой черным кружевом, блестят ее глаза, и радостный взгляд их ни на чем не останавливается.
Вальс окончен. Варенька низко и легко приседает перед своим кавалером и возвращается на место. Ее сестра кончает танец в противоположном конце огромного зала и, так же присев перед кавалером, бежит, скользя по паркету, к Вареньке.
![Владислав Крапивин - Валькины друзья и паруса [с иллюстрациями]](/uploads/posts/books/209202/209202.jpg)
