Николай Глебов - Карабарчик
Дед вернулся к тарантасу, спрятал бляху в карман и повернул жеребца на дорогу в Долгое. Версты две ехали молча. Когда в нем улеглось волнение, он повернулся к внуку.
— Испугался, поди? — из-под нависших седых бровей глаза его смотрели с усмешкой.
— Дедушка, а за что ты цыган хлестал?
— Конокрады они, да и ребятишек таких, как ты, воруют.
— Правда? — Викеша недоверчиво посмотрел на деда.
— Раз говорю — значит, правда, — кивнул своей птичьей головкой старик и, не обращая внимания на внука, запел что-то церковное.
— Дедушка, почему они боятся тебя? Ведь их много, а ты один? А зачем ты вешал на грудь бляху? — не унимался Викеша.
Дед оборвал свое пение и, зевнув, перекрестил рот.
— Вырастешь — узнаешь.
Часа через два остановились возле волостной управы. На крыльцо вышел сторож. Увидя Булыгина, он торопливо сдернул с лысой головы заплатанный картуз.
— Василий Иванович, пожалуйте. — Он быстро сбежал по ступенькам и протянул было руку, чтобы помочь старшине вылезти из коробка, но тот сам проворно соскочил с сиденья.
— Распряги лошадь, поставь на выстойку, через час дашь сена, овсом не корми, — поднявшись на крыльцо, приказал дед и вошел в управу.
Со скамей поднялись мужики и бабы. Хмурые, изможденные лица, суровые, недружелюбные взгляды… Поздоровавшись с писарем, дед надел свою бляху и занялся делами. Он долго перебирал какие-то бумаги, что-то отыскивал, читал и все время ругал мужиков за какую-то недоимку. Викеша сидел рядом и тоскливо поглядывал на окна, за которыми звенели ребячьи голоса. Наконец, он не вытерпел и потихоньку выскользнул на улицу.
В тени, недалеко от палисадника, мальчишки играли в бабки. Викеша, подражая деду, заложил руки за спину и медленно подошел к игрокам. Один из них, востроносый и худой, с веселыми озорными глазами, был одет в домотканую рубаху и штаны, через прорехи которых виднелись голые коленки. Он расставлял бабки. Второй — краснощекий крепыш с волосами цвета спелого овса — подбрасывал в руке налиток[37]. Остальные сосредоточенно следили за коном.
— Ты скоро, Семка? — второй мальчик выжидательно и спокойно посмотрел на оборвыша.
— Сейчас, — ответил тот и отошел от кона. — Бей!
Краснощекий долго нацеливался, прищуривался, а когда метнул налиток — промахнулся.
— Ставь на промах три бабки, — скомандовал Сема. Тут он увидел Викешу и быстро оглядел его с ног до головы.
— Ты с Пчелиным Волком приехал? — спросил он бесцеремонно.
— Я приехал с дедом, он старшина, — ответил Викеша.
— Так я и знал, что ты внук Пчелиного Волка, — уже насмешливо заметил оборвыш и лихо плюнул сквозь зубы.
— Ты знаешь, почему твоего деда зовут Пчелиным Волком? — не отставал Сема.
— Нет, — тихо произнес Викеша.
— Ну так я тебе скажу… Бывал на пасеке?
— У нас своя есть. Шесть ульев стоит.
— Ну вот. Видал наподобие шмеля такую тварь? Она в земле больше живет. Завидит пчелу и убивает ее жалом. Потом высасывает из нее мед. Понял теперь? — Сема покрутил пальцем возле носа Викеши. — Понимать тут надо, что люди говорят… В бабки будешь с нами играть?
Викеша покосился на раскрытые окна управы. Оттуда доносились просящие голоса мужиков и баб, сердитый голос деда:
— В острог посажу! — И, тяжело вздохнув, он тихо сказал:
— Буду, только у меня бабок нет.
— А деньги? — бойко спросил Сема.
— Есть десять копеек.
— Давай сюда, — оборвыш заложил серебряную монету за щеку и начал отсчитывать бабки.
За игрой время пролетело незаметно, и когда с крыльца управы раздался голос деда:
— Едем! — Викеша неохотно простился с ребятами.
Дорогой он спросил:
— Дедушка, а почему тебя называют Пчелиным Волком?
Старик круто повернулся на сиденье.
— Кто называл?
— Семка, один мальчик, с которым я играл в бабки…
— Твой Семка — дурак, — дед нервно потеребил свою бороденку. — Не надо было тебе с шельмецами связываться. А об этом Семке я разузнаю, кто его родители.
Викеша жалел, что нечаянно подвел Сему, и чтобы исправить положение, сказал уверенно:
— В Долгой все так думают.
— А ты откуда знаешь?
— Ребята сказывали.
— Твоих ребят выпороть надо, и тебя заодно, чтоб не слушал разную брехню. — Дед сердито задергал вожжами. Всю дорогу он сидел нахохлившись, как старая птица.
Дня через два после поездки в Долгое старик явился откуда-то пьяным. В большом булыгинском доме все притихли. В хмелю дед часто буянил. Больше всего доставалось младшему сыну Спиридону, тихому неловкому парню, который боялся отца, как огня. Так было и на этот раз.
— Эй, Спирька! — крикнул пьяный дед. — Студень ты трясучий. И в кого ты уродился такой — ни сено, ни солома! Ты возьми Степку, — говорил он про отца Викеши, — на дело мастак, умом не обижен, голыми руками его не возьмешь, в люди выйдет. А от тебя, дохлятина девки и те бегают. Женить олуха надо. Может, поумнеешь.
— Ваша воля, тятенька, — тихо ответил Спиридон, переминаясь с ноги на ногу.
— В Обаниной у кожевника дочь тебе выглядел, хотя и кособока, зато единственная наследница всему богатству.
— Воля ваша. — Спиридон еще ниже опустил голову.
— Воля ваша, воля ваша, — передразнил дед, — женю, и весь разговор.
Все в доме, кроме старика, знали, что Спиридон любил девушку из бедной семьи, знали, жалели его.
— Дарья! — крикнул старик снохе. — Где Викешка?
— На улице играет. — Мать Викеши спокойно вскинула серые, умные глаза на расходившегося старика.
— Позови.
Дарья вышла и через несколько минут явилась с сыном.
— Уходи! — махнул дед рукой на Спиридона и зло посмотрел ему в спину. Пошарив нетвердой рукой но карманам своего частобора, он вынул пряник и подал его внуку.
— Ты меня любишь? — дыша винным перегаром в лицо мальчика, спросил он.
— Пьяного не люблю, — жуя пряник, ответил Викеша.
— Ах ты, пострел, — мышиные глазки деда посветлели, и, обнимая внука, он продолжал ласково:
— Викешка, Викешка, попом ты у меня будешь, попы живут хорошо, выучим — и станешь ты поп Викентий Булыгин.
— Я не хочу попом. — Викеша недовольно надул губы.
— Почему?
— А они толстые больно…
— Дурак ты, Викешка. Так, стало быть, не хочешь попом? — Дед вдруг сердито махнул рукой. — Дарья! Сними сапоги. — Он выставил ногу, и сноха стянула с него сапоги. Опираясь одной рукой о стену, второй о Дарью, старик, что-то бормоча под нос, ушел спать.
В булыгинском доме тихо. Слабо мерцает огонек лампады. В маленькой горенке хранит дед. Безмятежно спит на полатях Спиридон, только что вернувшийся с вечерки. Уснули отец и мать Викеши. Только в углу, недалеко от печи, сидит за прялкой бабушка Авдотья Максимовна и под мерное жужжанье веретена рассказывает внуку сказку про Бову Королевича. В голове восьмилетнего Викеши роем кружатся воздушные замки, серебряные пруды, дремучие леса.
Глубокая полночь. Пропели первые петухи, а золотая нить сказки тянется еще долго-долго.
Глава вторая
Утро выдалось ясное. Под лучами солнца снег вспыхнул ослепительными искрами. Хорошо покататься в такую погоду с горки! Ребятишки гурьбой высыпали на улицу. Смех, крики и стук опрокинутых деревянных салазок. Остроухий Шарик хватается зубами за полы ребячьей одежды и скатывается на лапах с высокой горки. Мороз больно щиплет нос и обжигает щеки. Весь в снегу, румяный, Викеша вбежал в избу. Быстро сбросил шубейку и, садясь за стол, заявил отцу:
— После обеда пойду с ребятами на Васькино.
— Зачем?
— А так, — беспечно ответил Викеша.
Когда он опять выбежал на улицу, мальчишки уже прорыли метра на два проход в снежной горе, которая, закрыв высокий заплот булыгинского дома, тянулась до крыши соседнего амбара.
Из дыры торчали подшитые пимы Назарки Сорокина, первого коновода и большого забияки. Вскоре послышался его голос:
— Ребята, Викеша пришел?
— Здесь, — отозвался тот.
— Бери лопату, начинай копать с другой стороны, возле забора, — приказал ему Назарка и, подтянув под себя ноги, начал выбрасывать снег.
— А на Васькино когда пойдем? — наклоняясь к большой снежной дыре, спросил Викеша.
— Пророем сугроб, тогда и пойдем. Давай копай.
Через час проход был готов. Энергично работая локтями, ребятишки стали переползать глубь снежной горы. Было интересно и таинственно. Яркий свет у входа постепенно переходил в голубой полумрак. Вылезая из «туннеля», «строители» радовались блеску зимнего дня, и он казался им еще ярче и краше.
— Теперь на Васькино! — скомандовал Назарка своей ватаге.
Озеро Васькино примыкало одним концом к деревенским огородам. Противоположный берег вплотную подходил к большому сосновому лесу, который охватывал озеро в форме подковы. Летом на Васькино водилось много уток, зимой в камышах петляли зайцы, и охотники не раз замечали свежий волчий след.
