Пётр Заломов - Петька из вдовьего дома
По количеству учеников класс был громадный: в нем соединили всех учеников из второго основного и второго параллельного классов, а кроме того, и всех оставленных на второй год. Третьегодники были редкостью: родители, потеряв терпение, предпочитали своих безнадежных шалопаев поскорее пристроить к делу. Ребята были разные. Были парни искушенные, уже немало вкусившие от жизни, знавшие толк в женщинах, пристрастившиеся к табаку, вину, по-мужски судившие о многом. Таких было не более десяти, но именно они задавали тон, направляя мысли и чувства класса. Это они обычно приносили новые анекдоты про учителей, про попов, про разную всячину.
Было в классе и несколько блестящих учеников. Эти всегда все знали. Случайно или нет, но это были самые невзрачные, скромные и славные ребята.
Петька же с пятерками распростился навсегда. Он знал, что учиться дальше не придется, и занимался теперь не особенно усердно. Большую часть времени он уделял чтению книг, при этом читал с одинаковым увлечением все без разбора. Случайно попали ему в руки книги Чарльза Дарвина: сначала «Происхождение видов», потом «Происхождение человека». Прочитал их Петька с громадным интересом, и вера в бога, когда-то сильно пошатнувшаяся, как-то незаметно ушла.
Тогда же Петька познакомился с двумя мальчиками из интеллигентных семей — Ивановым и Константиновым. Оба мальчика были очень воспитанны, разговаривали на правильном книжном языке и не употребляли уличных ругательств. Петька обменивался с ними книгами, а по дороге домой приятели вели длинные разговоры о прочитанном. Оба были способные, хотя и не совсем обычные мальчики. Иванов страдал недостатком речи и произносил свою фамилию «Ванёв», своеобразно искажая и все другие слова. Смуглым цветом лица, маленькими черными глазками и длинным носом он походил на восточного человека, но был удивительный добряк и весельчак.
Внешне Константинов был полной противоположностью Иванова. Его ярко-красным губам и необычайно нежному белому цвету кожи могли бы позавидовать многие барышни, но голубые глаза так сильно косили, что производили очень неприятное впечатление. Но это только поначалу. При более близком знакомстве он возбуждал не меньше симпатий, чем Иванов. Оба мальчика были умны, отзывчивы, и ребята их любили. У Константинова была сестра гимназистка. Она брала книги из гимназической библиотеки и часто давала их почитать брату, а он делился ими с Петькой. Поэтому на обратном пути из училища Петька вместе с Павлом Коровиным охотно провожал Константинова на Звездинские пруды, где тот жил.
Случалось, Петька с Павлом заходили за Константиновым и по дороге в училище. Петька заметил даже, что Коровина что-то уж слишком тянет в эту квартиру. Но когда однажды увидел сестру Константинова, понял все. Она вышла с братом, чтобы идти к подруге, с которой училась в гимназии, и Петька чуть не бросился к ней навстречу. Издали он принял ее за Зоечку, у него даже сердце затрепетало.
Сходство с Зоечкой действительно было, но Константинова была уже почти барышня. Она очень походила на брата, и только глаза у нее были совершенно нормальные и очень красивые. Волосы были много светлее, чем у Зоечки, без того удивительного оттенка, но послушные и красиво прибранные, а личико интеллигентнее, тоньше и изящней. Она была очень красивой, но Зоечка Петьке нравилась все-таки больше.
Появились в классе и два новых учителя. Гурий Петрович, преподаватель геометрии, с пышными усами, затянутый в мундир, походил на военного и был красавцем. Говорили, что он отчаянный дамский угодник. Объяснял уроки Гурий Петрович мастерски, и Петька слушал его всегда с необыкновенным интересом. Но зато Гурий Петрович отличался и большой взыскательностью, требуя от учеников твердых и точных знаний. И для проверки их нередко нарочно сбивал учеников с толку.
Сколько раз бывало, что вроде бы верно доказывает ученик теорему. А учитель, даже не глядя на доску, бросает недовольно:
— Не так!
Обескураженный ученик неуверенно стирает написанное, начинает новое доказательство, теперь уже очевидно неверное.
Гурий Петрович молча смотрит на доску, останавливает коротко:
— Нет, не так!
Снова и снова берется ученик за доказательство, но теперь уже и другие видят, что это «не так».
Измучив порядком ученика, Гурий Петрович вежливо отпускает его на место:
— Садитесь! Двойка!
Он вызывает к доске других учеников, но, сбитые с толку, и они врут немилосердно, пока наконец кто-то из наиболее уверенных в своих знаниях решительно не возвращается к доказательству, которым и был начат урок.
— Да ведь не так же! — усмехается учитель.
— Так, Гурий Петрович! — сердито настаивает ученик и получает пятерку, которые математик ставит очень скупо.
Мнения о Гурии Петровиче расходились. Все признавали, что он превосходный учитель, что на уроке у него никогда не бывает скучно, что он умеет ясно и просто объяснять. Но многие были недовольны им за манеру сбивать с толку. Другие же, в том числе и Петька, считали, что такой толк, с которого легко сбить, ничего не стоит и что геометрию надо знать не на авось, а так, как требует Гурий Петрович.
Русский язык преподавал Павел Иванович Шипучий, как звали его ученики, — безвольный старик с удивительно мягким и добрым характером, которым все бессовестно пользовались. У Павла Ивановича к старости развилась глухота, так что на уроках его можно было свободно разговаривать вполголоса, и он мог заметить это только по губам.
Появление в классе Павла Ивановича обычно сопровождалось возгласами:
— Щиволощ! Щкатина! Щабака! Я тебе покажу, как подщкащивать!
Во время диктанта кто-нибудь из учеников вслед за учителем читал текст по книжке: Павел Иванович любил басни Крылова и потому чаще всего выбирал их для диктовки.
Один раз Васильковский уронил книгу, а так как он сидел на первой парте, то Павел Иванович заметил это, отобрал басни и, наградив нарушителя несколькими подзатыльниками, продолжал диктант. Тогда вместо Васильковского стал подсказывать Березкин. Ученики свободно перекликались:
— Ять или е?
— Ять.
— Запятая тут или точка с запятой?
— Запятая…
Ученики прилежно склонились над тетрадями, и Павел Иванович уверен: идет самостоятельная работа.
Шум на уроках Павла Ивановича всегда стоял невообразимый, и не только потому, что ученики свободно переговаривались. Павел Иванович любил нравоучительные анекдоты и частенько в назидание ученикам их рассказывал и сам же первый смеялся над ними.
Так, желая внушить ученикам важность правильной расстановки запятых, Павел Иванович рассказал про одно древнегреческое завещание, в котором родственник ставил непременным условием для наследника соорудить «статую золотую пику держащую». Но поскольку запятую он не поставил, судьи так и не решили: должен наследник соорудить «статую, золотую пику держащую» или «статую золотую, пику держащую». На золотую статую наследник принужден был бы истратить все наследство, и Павел Иванович очень веселился, рассказывая об этом ребятам.
Любил Павел Иванович и сочинения на вольную тему. Наиболее неудачные из них он, чтобы пристыдить автора, зачитывал всему классу. Хохот тогда стоял невероятный. На тему «Домашняя обстановка» ученик Бурцевич написал:
«Домашняя обстановка у нас была такая бедная, что такому важному господину, как я, в нее и показаться было стыдно». Далее шла подпись: «Бурцевич».
Прочитав это сочинение, Павел Иванович хохотал до слез, хохотали и ребята: не столько над Бурцевичем, сколько над смешным стариком, так ничему и не научившим их.
Прошла зима, за ней большая часть весны. Кончался учебный год, и Петька радовался этому. Но часто-часто его охватывала теперь и тревога: как быть дальше, что делать?
В мае начались выпускные испытания. Петька усиленно готовился к ним и выдержал их очень успешно. Экзамены принимал не один учитель, а целая комиссия. И если «свой» учитель ставил ему за ответ по привычке тройку, то другие члены комиссии оценивали бойкий ответ сообразительного паренька четверками и пятерками. Задачу же по геометрии Петька вообще решил первым и получил уверенную пятерку. На экзаменах он исправил несколько годовых троек в аттестате на четверки.
Всем окончившим уездное училище предложили поступить в Порецкую учительскую семинарию, но Петька отказался. Надо было помогать матери, младшим сестрам и братишке, которым тоже пришла пора учиться.
Да Анна Кирилловна и сама не мечтала учить Петьку дальше. Для этого не было средств. Не хотела мать отдавать сына и на завод. Чтобы пристроить Петьку куда-нибудь на службу мальчиком, она ходила по конторам и магазинам, но везде получала отказ. Всюду надо было иметь рекомендацию, и никакие просьбы, поклоны не могли ее заменить. Поняв это, Анна Кирилловна решила отдать Петьку слесарным учеником на механический завод, на котором работал отец. Решить-то решила, а сама потихоньку плакала.
