Людмила Матвеева - Продлёнка
Дом оказался прекрасным.
Он стоял на пригорке, и солнце светило на него сразу со всех сторон. Он был сложен из толстых серых брёвен. Полы из широких досок скрипели от шагов, и это было похоже на музыку. Под крышей было маленькое окошко без стёкол.
— Халупа, — сказала мама и стала мыть полы.
— Можно, я буду жить там? — Кира показала на маленькое окошечко под крышей.
— Это чердак. — Папа потрепал Киру по голове, — Нравится дом?
— Очень, — ответила Кира. — А что такое халупа?
— Халупа, — сказала из комнаты мама, возя тряпкой по широким доскам, — это то, что Теневой никогда не купит своей семье, но посоветует приобрести своему очень умному другу. Кира, вытри ноги, пройди в комнату и разбери чемодан, хотя бы свой.
Это было прекрасное лето.
Речка Зинка была ласковая и тёплая. Рыбки плавали у самых ног. Папа сказал, что это мальки, а настоящая рыба в глубине. Мальки мелькали, как серебряные чешуйки.
…Кира любит синий цвет. Она нарисовала речку Зинку, синюю ленточку. А на берегу тёмно-зелёная трава и светло-зелёная берёза. Синим можно нарисовать и море, и колокольчики на лугу. Или вечер. Коричневой краской Кира нарисовала огромный дуб на краю деревни. Он был корявый, сильный. Там были привязаны качели, не железные, как в школьном дворе, а из толстых верёвок. На них можно было раскачаться не так, как Руслан, он качался еле-еле, дальше не пускала перекладина. А на верёвочных качелях можно было взлететь так, что облака становились ближе. Намного.
И Кира нарисовала качели — летела под самыми облаками девочка в красном платье.
Краски сияли, мерцали, красная горела пожаром, зелёная стелилась шёлковой травой. А по траве брело стадо. Белые коровы в чёрных пятнах, чёрные коровы в белых пятнах. Морды тяжёлые, добрые, печальные. За всё лето Кира ни разу не видела весёлой коровы. Она рисует грустное стадо и пастуха дядю Романа. У него серая телогрейка даже в жаркую погоду, а длинный кнут волочится по траве, как змея. Дядя Роман никого не бьёт своим кнутом — он только щёлкает, пугает отстающих, и они неуклюже бегут, догоняют всех. Может быть, они оттого и грустные — им надоело всегда ходить стадом. Хочется и корове иногда побыть наедине с собой.
Рисунки получаются быстро, летает по листу кисточка. Кира не любит вырисовывать каждую травинку и каждое коровье ухо — всё и так понятно. Волнистые зелёные пряди качаются на ветру — берёза. Чёрно-белые прямоугольники в высокой траве — стадо. А жёлтый круг вверху — солнце, ну конечно, солнце. Оно над всем.
Какие замечательные краски, ну как хорошо, что они есть у неё! Зелёная, ах какая зелёная. У неё странное название — окись хрома, так написано на баночке. А на этой — краплак красный. Что такое краплак? Неважно. Ясно одно — он красный. А вот пигмент жёлтый. И любимая, кобальт синий. Чёрная, хмурая — газовая сажа. А белая — белила цинковые.
Когда знаешь эти названия, можно считать себя почти настоящей художницей. Хотя руководитель рисовального кружка в Доме пионеров, Юрий Борисович, сказал недавно:
— Настоящей художницей ты, может быть, не станешь. Но любишь цвет, а это уже счастье.
Конечно, счастье — любить краски. Особенно новую гуашь. Старую коробочку с акварельными красками Кира теперь и в руки не возьмёт. Краски там тусклые, как будто пыльные. И продырявлены все до одной — когда долго рисуешь, они всегда продырявливаются. Гуашь не высохнет, потому что Кира будет рисовать каждый день. Краски высыхают, когда ими долго не пользуются, когда их не любят. Наверное, Юрий Борисович это имел в виду, когда говорил о любви к цвету. А может быть, что-то другое, Кира не поняла.
Сегодня ей хочется рисовать без конца. Наверное, настоящие художники такое состояние и называют вдохновением. Кира бежит в кухню, чтобы сменить воду в чашке. Она будет чисто мыть кисточку, чтобы не попортить гуашь. А то наберётся чёрная газовая сажа в зелёную окись хрома. Или ультрамарин окажется вместе с пигментом жёлтым. Это нельзя. Цвет должен быть чистым.
Кира ещё раз смотрит на картинку с подсолнухом, склоняет голову набок и говорит, как Юрий Борисович:
— В этом что-то есть.
Подсолнух светится, и в комнате от него светло.
Тут приходит мама, она так энергично входит в комнату, что занавеска колышется от ветерка. Мама на ходу целует Киру в щёку, идёт в кухню, оттуда спрашивает:
— Ела? А суп? Каникулы каникулами, а режим режимом. И никакой сухомятки.
— Мама, смотри, я новыми красками рисую. Смотри, мама. Красиво?
Мама не смотрит.
— Красиво, красиво. Отправляйся на свежий воздух. Погода волшебная, а ты дома сидишь. Быстро, быстро.
— У нас дома тоже свежий воздух, я форточку открывала, — сопротивляется Кира. Но сопротивление бесполезно, это ясно с самого начала.
Кира надевает шапку и спрашивает:
— А что там делать-то, на свежем воздухе?
— Что твоей душе угодно, — отвечает мама из ванной. Она уже начала стирать.
Мама всё делает очень быстро. Она считает, что времени не хватает тому, кто медленно поворачивается.
Что твоей душе угодно. А что же ей угодно, твоей душе? Кира Сухиничева не знает, опять не знает. Это очень, очень трудный вопрос.
Пустой двор, вечер синий сегодня, не ультрамарин, нет. Светлее — кобальт синий, вот как называется этот цвет. Голубой свет смешан с белым. Кобальт синий. Цвет весеннего неба. А в другие времена года такого неба не бывает. И окна горят, как гуашь в коробочках. Вон на втором этаже изумрудная зелень. А рядом — пигмент жёлтый. И тёмные окна — сажа газовая.
Кира входит в промёрзшую беседку, стряхивает снег со скамейки и садится. Холодно и скучно.
Когда Киру выбрали председателем совета отряда, она прибежала домой радостная.
— Меня выбрали председателем! Совета! Отряда! — сообщила она, после каждого слова поставила восклицательный знак. Потому что была рада — приятно, когда тебя выбирают.
Мама сказала тогда:
— Молодец. Значит, ты пользуешься авторитетом. Значит, ты не размазня какая-нибудь. Знаешь, чего хочешь.
Кажется, перед её приходом опять происходил крупный разговор. Подозрительно трансформаторные ноты звучали в мамином голосе.
Папа сказал:
— Председателем? Тебя? А что, Кирушка, не нашлось у вас парня толкового?
— Ну папа, — обиделась Кира, — разве я не толковая?
— Ты очень толковая. Но ты — девочка. А командовать должен мальчишка. Так я понимаю. Не обижайся, Кирушка.
Мама не смолчала:
— Знаешь, доченька, девчонки бывают энергичнее и полезнее мальчиков. В любом возрасте.
Трансформатор гудел вовсю.
Скоро выяснилось, что папа был прав.
Кира не умела командовать, не умела придумывать интересные дела. И скоро все как-то забыли, что она председатель. Катя Звездочётова была главной и на продлёнке и в классе. Кира Сухиничева при Кате чувствовала себя неуютно. Но однажды Мария Юрьевна сказала:
— Кира, а почему бы нам не выпустить стенгазету?
И дала лист ватмана, свёрнутый в трубочку. Эта плотная белая бумага сразу понравилась Кире. Захотелось нарисовать что-нибудь красивое.
Дома Кира сразу развернула бумагу, достала свои старенькие акварельные краски. Она знала, как надо делать стенгазету. Написала широкими ровными буквами название — «Пионер». Потом нарисовала карикатуру на Дениса. Он был похож на Карлсона, который живёт на крыше, на спине крутился пропеллер. Потом Кира переписала стихи о новогодней ёлке, это были взрослые стихи, очень красивые. «Синяя крона, малиновый ствол, звяканье шишек зелёных». Вообще-то это была песня Окуджавы, и мама её часто пела. Но ведь любую хорошую песню можно считать и стихами. Кире очень нравилась эта стенгазета. Она нарисовала ёлку, игрушки были всех цветов, Кира не стала подробно вырисовывать каждую хлопушечку — яркие пятнышки — красные, синие, зелёные. Весёлая ёлка. А скоро как раз должен был прийти Новый год.
Оставалось на белом листе ещё место. Наверное, полагалось поместить заметку об успеваемости и дисциплине. В стенгазетах всегда об этом пишут. Кира подумала, подумала и написала на свободном месте: «Об успеваемости и дисциплине писать не буду — и так всё понятно».
Всем очень понравилась новая стенгазета. Ребята смеялись над карикатурой. Денис показал Кире кулак, но она только плечом пожала — что делать, художники часто страдали ради искусства…
— Ты сделала хорошую стенгазету, — сказала Кире Мария Юрьевна, — только надо было делать вместе. Организовать ребят — вот что основное.
— Я не умею организовать никого, — тихо ответила Кира Сухиничева. — Председателем нужно выбирать мальчика, за мальчиком все пойдут. А за мной — нет.
Она вздохнула.
— Ты сама это придумала?
— Папа сказал. Но я сама тоже так думаю.
Мария Юрьевна тоже вздохнула.
— Это, конечно, так. Теоретически. А на практике — женщинам приходится и вести за собой, и командовать, и решать за себя и за других. Ладно, Кира, что-нибудь придумаем.
