Ксения Драгунская - Целоваться запрещено! (сборник)
35
Мама Ани выходит из комнаты. Толя молча спрашивает: «Ну что?» Она пожимает плечами.
Аня встает и подходит к окну, смотрит в сад со второго этажа. Серое утро. Собираясь отойти от окна, Аня замечает цветок колокольчик на карнизе. Аня смотрит вниз. Смотрит вверх — на небо.
Хочется на озеро, печь пироги, звать гостей, взять себе всех кроликов на свете…
36
Человек в саду чинит старую лодку и вроде не замечает, что девочка вошла в сад, стоит в стороне, смотрит на него. Человек стучит молотком. Когда перестает, Аня просит:
— Постриги меня, пожалуйста.
— Зачем? — спрашивает человек, не глядя на нее, сквозь зубы, потому что гвозди в зубах.
— Чтобы птицам, которые синие, чтобы гнезда…
— Синих птиц не бывает.
— Бывают, — говорит Аня. — Точно, бывают… Просто… Взрослые часто врут, если им от этого польза. А ты — нет…
Человек примеряет к лодке свежеоструганную желтую досточку, отмечает простым карандашом.
— Это ты ночью колокольчик мне на окно положил? Ты, ты… Я еще думаю — как же это до второго этажа добраться можно? Значит, точно ты. Ты все можешь.
— Я вас не понимаю, — говорит человек. — Какое окно, какой колокольчик? С какой стати я, взрослый человек, буду скакать по ночам, в окна лазить…
Человек говорит серьезно, даже хмурится, а глаза — смеются, сияют.
Аня бросается к человеку, обнимает изо всех сил.
И он ее обнимает.
— Ты прощаешь? Не сердишься больше? — радуется Аня.
— Я хотел было подольше обижаться, но так соскучился, что решил мириться скорей…
37
Мама Ани перебирает альбомы и рассыпавшиеся фотографии. Находит одну.
На фотографии — венчание. Человек — совсем молодой, борода поменьше, и девушка в белом платье и фате — стоят с витыми венчальными свечами в руках. Над человеком держит венец, вытянув руку, невысокий юноша. Над девушкой держит венец Анина мама в белом платочке.
— Что-то невероятное, — бормочет мама. — Потрясающе… — Молча, с ужасом смотрит на фотографию.
38
В пустой белой комнате с зеленой картиной на стене стоит Аня, закутанная с ног до головы в ткань с птицами и цветами. Человек раскладывает на подоконнике ножницы и расчески. Расчесывает Анины волосы. Смотрит на картину и говорит:
— Вот, Еленушка, ты уж присматривай, хорошо ли я Анну стригу.
Анины волосы падают на подстеленную материю. Аня прямо, неотрывно, даже взыскательно смотрит на картину, словно требуя ответа на важный вопрос.
Смотрит, не мигая. Солнечный луч касается картины.
И вот из зеленоватого сумрака на миг проглядывает лицо девушки с венчальной фотографии. Она ласково улыбается Ане и исчезает снова.
39
Аня — остриженная, изменившаяся, словно мигом ставшая взрослей, выше и тоньше — стоит на кухне. Мама говорит речь. Толя-Тормоз листает журнал в углу.
— Я знаю, кто тебя стриг. Я все знаю. Запомни, Аня. Это ужасный человек. Если ты будешь продолжать общаться с ним, то я не знаю… Пеняй на себя. Пеняй на себя, Аня. Это говорит тебе твоя мама, твой самый близкий и лучший друг. Не вздумай, Аня. Ишь, нашла себе приятеля. По лесам они, видишь ли, разгуливают! Природу наблюдают! Рассказы путешественника слушают! Ничего себе! Упаси тебя Бог. Помнишь тетю Лену? Мою подругу?
— Пьяницу? Которая у нас на кухне спала?
— Так вот, раньше она была совсем не пьяница, а красавица. Да. Это все он виноват. Он, чтоб ты знала. Из-за него она стала пьяницей, сошла с ума и умерла. А ему плевать… Сам в могилу свел, так еще и на похороны явился… Все нипочем!
— Нет, ему не плевать. Он ее до сих пор любит. У него портрет есть, он с портретом разговаривает. Каждое утро здоровается. Он сам чуть не умер, когда она умерла. Он смерть искал, на войне был, его ранило сильно, а он выжил. У него след от раны есть, шрам — вот здесь, знаешь, страшный какой?
— Где у него шрам?! — задохнулась Мама. — Где?! Ах ты… — истерическое бешенство. Тормоз Толя вдвинулся поглубже в угол. — Вон отсюда! Марш в свою комнату! Где ключ?! Будешь сидеть под замком… Под замком… Только попробуй выйти! Пощады не жди…
40
Следующий день. Аня взаперти.
Дверь приоткрывается, на пол ставится тарелка с завтраком и чашка. Дверь закрывается на ключ. Шаги по лестнице — вниз.
Часы тикают.
Аня смотрит на часы и дергает дверь. Смотрит в раскрытое окно. Мечется по комнате. Опять к окну. Снимает кеды и выбрасывает в окно. Вскакивает на подоконник и прыгает.
Стукнувшись о сырую траву, Аня бежит в лес, в истоптанный перелесок, по раскисшей от дождя дороге. После дождя туман. На черном бревне сидит человек, курит. Поднимается навстречу к Ане. Аня не может выговорить ни слова. Дыхание вырывается из нее со стоном.
— Ты что? — пугается он. — Что с тобой?
— Меня заперли, — задыхается Аня. — А я… боялась… Ты будешь ждать… Уйдешь… Не встретимся больше…
— Куда я уйду? Как — не встретимся? Что ты такое говоришь? — удивляется он. — Никуда я не денусь. И ждать буду. Сколько нужно. Я всегда буду ждать тебя.
Аня успокаивается.
— Смотри, гнездо, — человек показывает вверх.
— Где?
— Да вон.
— Не вижу что-то.
Человек легко берет Аню на руки и поднимает. Аня видит гнездо в ветках, близко-близко, и говорит шепотом:
— Птенцы. Шесть. Спят.
Человек и Аня смотрят друг на друга.
— Давай всегда так ходить? — предлагает человек. — Ты мне будешь рассказывать, что ты видишь с высоты. И в волейбол выигрывать можно.
Аня смеется.
— С тобой смешно. Мне вообще с тобой очень здорово.
— И мне с тобой. Как бы я жил, если бы тебя не встретил?… Ты мой самый любимый человек на земле, — просто говорит он.
— Значит, когда я вырасту, мы поженимся?
— Боюсь, что нет.
— Но ведь любимые люди обычно женятся друг на друге.
— Необязательно. Чаще всего они даже почти совсем не видятся.
— У тебя всегда все грустно.
— Зато честно.
41
Анина мама с ключом в руках поднимается по лестнице. Говорит торжественно под дверью:
— Хорошо, так и быть. Я разрешаю тебе спуститься на кухню и поужинать. Конечно, я могла бы этого и не разрешать, но я разрешаю. Потому что я твоя Мама. Твой самый лучший друг.
Отпирает дверь и оглядывает пустую комнату. Выражение строгости и достоинства на ее лице сменяется полной растерянностью, обескураженностью. Она подходит к распахнутому окну. Долго смотрит в окно.
42
Доски и стружки, запах смолы. Циркулярная пила. Человек чинит дом.
Анина мама и Толя-Тормоз приходят к нему для серьезного разговора. Некоторое время взрослые ждут, что человек обратит на них внимание.
А он не обращает. Занят. Ходит себе с досками, пилит. Анина мама начинает решительный наезд. Говорит трагически.
Попеременно слышны то речи Аниной мамы, то песни циркулярной пилы.
— Чего вы хотите? Мы готовы на все, только верните нам нашего ребенка… Ведь она же на себя не похожа по вашей милости, просто зомби какая-то… Что вы с ней сделали? Почему она прыгает со второго этажа, чтобы встретиться с вами?
Толя-Тормоз меланхолично и пристально разглядывает стены дома, доски и гвозди.
Звук циркулярной пилы.
— Бросьте ваши дешевые фокусы, рассчитанные на маленьких детей. Неудачник! Жалкий неудачник…
Звук циркулярной пилы.
— Между прочим, нам кое-что про вас известно. Да. У вас проблемы. Думаете, мы не знаем, чем вы подрабатывали там, в дальних странах? Но вам даже это толком не удавалось…
— Так это были вы? — вдруг радостно спросил человек. — Ну да, ну да, припоминаю, кафе на площади Святого Фомы, там еще наискосок такой магазин, дешевые пальто, потому что бракованные, перекособоченные… Магазин кривых пальто… Ну да, кафе, потом комната на чердачке… Значит, это были вы…
Анина мама начала падать в обморок. Толя-Тормоз разглядывал стены. Анина мама увидела, что никто не обращает внимания на обморок, и просто села на скамейку.
— Какого черта вы сюда приехали? — с ясной ненавистью спросила она. — Что вам там не сиделось, у ваших принцев и принцесс? Кстати, в этой стране уже восемь лет, как республика. Вы бы хоть в Интернет заглядывали, прежде чем плести ваши бредни. Было бы очень мило с вашей стороны, если бы вы исчезли так же внезапно, как и появились. Мы были бы вам очень признательны.
