Мишель Пейвер - Пожиратель душ
«Да-да, уходите!» — про себя молила их Ренн.
Но Повелительница Летучих Мышей колебалась.
— Ты права, — сказала она наконец. — Им и осталось-то всего один день пережить.
Вскоре шаги их стали удаляться, и Ренн, совершенно лишившись сил, так и осела на пол. Она испытывала громадное облегчение. Коснувшись кончиками пальцев зигзага молнии у себя на запястьях, она словно вновь увидела перед собой круглое умное лицо Танугеак и услышала ее голос: «Мне кажется, они тебе пригодятся».
Лишь спустя некоторое время Ренн осмелилась пошевелиться, да и то потому лишь, что орел стал проявлять признаки беспокойства. Растирая онемевшие ноги, она прислонилась к плите, закрывавшей вход в нору, и вдруг поняла, что за плитой кто-то есть.
— Можешь вылезать оттуда, — услышала она шепот Торака.
Он все никак не мог поверить, что это действительно она.
— Ренн, неужели это ты? — бормотал он.
— Хвала Великому Духу, ты очнулся!
С выкрашенными черной краской волосами Ренн казалась ему странно незнакомой, но это все же это была она: ее улыбка, остренькие мелкие зубки, ласковый взгляд. И это она так неловко и нежно поглаживала его, Торака, по груди…
— Ренн… — снова произнес он и чуть не упал. У него вдруг так закружилась голова, что пришлось зажмуриться.
Ему страшно хотелось немедленно рассказать ей все. И о том, как его блуждающая душа вселилась в белого медведя, и о том, как он угодил в ловушку и чуть не остался в теле этого медведя, и о том, что он слышал вой Волка — правда, слышал его только своим внутренним слухом. Но больше всего ему хотелось сказать ей, как это чудесно, что она рядом, как он счастлив, что ей удалось пробраться в пещеру и в кромешной тьме отыскать его.
Но едва он попытался что-то сказать, как горькая желчь поднялась у него к самому горлу. Он успел выговорить лишь: «Меня… сейчас вырвет» — и упал на четвереньки.
Его выворачивало наизнанку, а Ренн стояла рядом с ним на коленях и поддерживала его. И убирала волосы, падавшие ему на лицо. А потом, когда это, наконец, закончилось, помогла ему подняться на ноги.
Торака шатало. Когда они вышли на освещенное факелом пространство, Ренн впервые как следует разглядела его лицо и ужаснулась:
— Торак, что с тобой? У тебя же все губы черные! И на лбу кровь!
Он вздрогнул от ее прикосновения:
— Не тронь! Я… просто испачкался!
— Неправда! Что с тобой случилось? — не успокаивалась Ренн.
Но Торак отчего-то никак не мог заставить себя все рассказать ей. И сказал лишь:
— Я знаю, где они держат Волка. Пошли.
Но когда он, спотыкаясь, двинулся по туннелю, Ренн схватила его за руку.
— Погоди. Мне нужно кое-что рассказать тебе. — Она помолчала. — Эти Пожиратели Душ… им не только Волк нужен. Они и тебя тоже хотят в жертву принести!
И она рассказала о том, что подслушала в каменном лесу. У Торака подкосились ноги; его снова стало тошнить.
— Это страшное колдовство. Оно способно дать им великую силу и власть. И оно защитит их от злых духов, — закончила Ренн.
Торак бессильно прислонился к стене.
— Девять Охотников… Я слышал, как они говорили об этом, но мне и в голову не приходило… — Он вдруг нахмурился и, схватив факел, решительно сказал: — Идем. У нас мало времени.
Ренн озадаченно на него посмотрела:
— Но… разве Волк не здесь, не вместе с остальными?
— Нет. Я расскажу тебе на ходу.
Охваченный волнением, Торак чувствовал, что мысли его быстро проясняются. Он уверенно вел Ренн по туннелям, вспоминая следы тех запахов, которые почуял, находясь в теле медведя. Он то и дело останавливался, проверяя, нет ли за ними погони, и постепенно рассказал Ренн почти все: рассказал о том, что некий заморский колдун посоветовал Пожирателям Душ держать Волка отдельно от прочих жертвенных животных; о том, чему сам стал свидетелем, прячась в каменном лесу; рассказал о Двери между мирами, о страшных намерениях Пожирателей Душ и об огненном опале…
Ренн вдруг резко остановилась и спросила:
— Огненный опал? Они нашли огненный опал?
Торак так и уставился на нее.
— Тебе о нем известно?
— Ну… да, я кое-что слышала. Но не так уж много.
— Почему же ты мне никогда о нем не рассказывала?
— Но я никогда не думала… — Она колебалась. Ей очень не хотелось обижать его. — Понимаешь, в детстве ведь слышишь много всяких историй и сказок, если, конечно… растешь среди своих сородичей.
— Ладно, тогда рассказывай сейчас, что ты знаешь об этом камне.
Она придвинулась ближе, и Торак почувствовал на щеке ее дыхание.
— Огненный опал, — прошептала она, — это свет глаз Великого Зубра. Вот почему он так притягивает злых духов.
Торак посмотрел на нее; ее глаза были, как две бездонные черные пропасти, и в их глубине мерцали два крошечных отражения факела.
— Значит, тот, кто владеет этим опалом, может управлять злыми духами? — сказал он.
Ренн кивнула и прибавила:
— И пока опал не коснется ни земли, ни камня, злые духи так и останутся у него в рабстве и должны будут делать все, что прикажет им хозяин опала.
Торак вспомнил алое сияние в каменном лесу.
— Но он так прекрасен!
— Зло может быть и прекрасным, — с поразительным хладнокровием заметила Ренн. — И очень даже часто бывает именно прекрасным. Разве ты этого не знал?
/Торак был явно потрясен. Он все еще пытался совладать с собою, когда спросил:
— Насколько же он стар? И когда…
— Этого никто не знает.
— Но теперь они его нашли! — прошептал Торак.
Ренн нервно облизнула губы.
— У кого он хранится? — спросила она.
— У Эостры, Повелительницы Филинов. Но как только они отыскали ту Дверь, Эостра исчезла.
Некоторое время оба шли молча, слушая шуршание летучих мышей, далекое журчание воды и думая о том, что же еще населяет эту тьму.
Первым заговорил Торак:
— Ну вот, мы уже почти пришли.
И снова Ренн была озадачена:
— А откуда ты узнал, куда нужно идти?
Он помолчал и уклончиво ответил:
— Узнал, и все.
Они еще некоторое время шли вверх по туннелям и вскоре оказались в маленькой сырой пещерке. Посреди нее грязно-коричневый ручеек наполнял водой небольшое углубление в скальной породе и исчезал в какой-то в бездонной, гулкой пропасти. Рядом с этим крошечным озерцом стояла плошка из бересты и лежала плетеная сетка из древесной коры, в которой виднелись несколько кусков трески, уже успевшей покрыться плесенью. В углу они отыскали нечто вроде колодца, прикрытого грубой крышкой, сплетенной из прутьев и придавленной крупными камнями. У Торака бешено забилось сердце. Он знал — знал! — что Волк там, в этой яме!
Сунув факел Ренн, он откатил камни в сторону и сбросил плетеную крышку.
Волк действительно был там. Он лежал на дне какой-то жуткой вонючей дыры, едва там помещаясь, и выглядел совершенно отощавшим: кости у него на крупе так и торчали острыми углами. От его шерсти, некогда роскошной, но теперь совершенно свалявшейся, исходила вонь разложения. Волк лежал на животе, положив голову на лапы, и совсем не двигался. На мгновение Тораку даже показалось, что он мертв.
— Волк! — выдохнул он.
Крупная серебристая голова вздрогнула, но выражение янтарных глаз осталось совершенно равнодушным.
— Морда, — прошептала Ренн, — посмотри на его морду!
Морда Волка была обмотана куском сыромятной кожи и туго, с невероятной жестокостью стянута.
Бешеный гнев проснулся в душе Торака.
— Сейчас я этим займусь, — сказал он сквозь зубы. — Дай мне свой нож.
Спрыгнув в яму, он разрезал кожаные ремни.
«Братец, — сказал он по-волчьи дрожащим ворчливым тоном, чуть посвистывая носом, — это же я!»
Но волчий хвост даже не шевельнулся.
— Торак, осторожней! — сказала Ренн. Ей было не по себе.
«Брат мой». Торак настойчиво посмотрел Волку в глаза.
— Торак! — крикнула Ренн. — Вылезай оттуда!
Губы Волка раздвинулись в жуткой улыбке, и он, пошатываясь, поднялся на ноги. За мгновение до того, как он прыгнул, Торак ухватился за край колодца и, подтянувшись, вылез наверх. Ренн, ухватив его за парку, быстро оттащила его подальше от края ямы. Они как раз вовремя успели положить на место плетеную крышку и придавить ее камнями, потому что Волк, подпрыгнув, с силой ударился в нее.
Ренн в ужасе зажала рот руками.
Торак с отчаянием посмотрел на нее.
— Он меня не узнает! — только и сумел он сказать.
Глава двадцать седьмая
Собрав последние силы, Волк прыгнул на этого странного полувзрослого бесхвостого, но тут Логово вновь захлопнуло свою пасть, и он, больно ударившись, упал на камни.
Теперь боль в хвосте не давала ему ни спать, ни просто лежать. Он кружил по дну ямы до тех пор, пока задние лапы не стали дрожать от изнеможения. Пришлось все же лечь, но шкура отчего-то казалась ему слишком жаркой и тесной; в ушах стоял гул, а голова была полна черного тумана.
