Гавриил Колесников - Белая западинка. Судьба степного орла
После того как встанешь чуть свет, прошагаешь вёрст десять по знойной степи и окажешься у прохладного степного озерца, нет ничего вкуснее краюшки хлеба. Мы уплетали его с завидным аппетитом. По укоренившейся привычке, Пал Палыч время от времени окидывал степь внимательным взглядом…
— А у чибиса‑то беда приключилась, — вдруг встревоженно сказал он. — Так волноваться он зря не станет.
Перед нами расстилалась влажная зелёная луговина. Низко, у самой земли, метался чибис, довольно большая в размахе тупых коричневых крыльев птица с белой грудкой и забавным чёрным хохолком на голове, и резко, тоскливо кричал: «Чьи–вы, чьи–вы!»
— Беда у чибиса, —повторил Пал Палыч. — Пошли выручать!
А чибис кричал своё «чьи–вы, чьи–вы», припадал к земле, но сейчас же отлетал вверх. Он явно кого‑то пугал, но и столь же очевидно кого‑то боялся.
Когда мы приблизились к месту происшествия, прямо из‑под ног неохотно взлетели две бодыпие серые вороны. Тех, кто не видел этих птиц так близко, наверное, поразило бы обилие чёрного цвета в их оперении: голова, крылья, ноги у «серой» вороны чёрные, как смоль.
Коля метнул вслед воронам комок земли. Они прибавили лету, понимая, что имеют дело с настоящим противником, а не с беззащитным чибисом. Да и верно: что этот голенастый чибис со своим жиденьким клювом может сделать вороне, птице умной и опытной, вооружённой грубой когтистой лапой и сильным, крепким клювом?
— Успели все‑таки нашкодить, разбойницы! —сказал огорчённо Пал Палыч.
Он склонился над гнездом — нехитрым сооружением из стеблей травы и тонких веток, сработанным прямо на земле посреди сочной зелени. В гнезде лежали два желтовато–серых яйца, густо затенённых чёрными пятнами. Яйца напоминали по форме грушу и казались крупноватыми для чибиса — в размер куриных. Около гнёзда лежали скорлупки ещё двух разбитых яиц.
— Наверное, лапищей из гнёзда выкатили, клювом раскололи и выпили яйца, — сердито проговорил Вася, подбирая скорлупки.
— Опоздай мы ещё немного, они бы совсем осиротили птицу… Воронам—лакомство. Чибисам — горе! —Пал Палыч был явно огорчён и расстроен.
А чибис все летал над потревоженным гнездом, все кричал своё «чьи–вы, чьи–вы», теперь уже боясь и пугая нас.
— Уйдём потихоньку, — сказал Пал Палыч негромко. — Пусть успокоится. Ну, не четыре — два яйца насидит… А вороны, надо думать, не прилетят больше. Птицы они неглупые, поймут, что их серьёзные люди шуганули…
К Солёному подошли мы уже за полдень. Как‑никак двадцать вёрст! А нам в степи до всего дело. С Пал Палычем путешествовать по–другому просто невозможно. Он поминутно останавливался, рассматривал какие‑то травинки, прослеживал по еле заметным следам тропки степных зверьков…
Вид вокруг озера был, пожалуй, даже унылый, но любопытный. Кристалликами соли поблёскивали беловатые плешины. Кое–где пробивалась пахучая серая полынь, какая‑то странная трава — без листьев, с жирным узловатым стеблем.
— Вот это и есть один из солеросов, — сказал Пал Палыч. — На зуб попробуйте!
«На зуб» солерос оказался противным и горьким, как хина.
— Горько? — засмеялся Пал Палыч. — К осени его дождичек вымоет— баранта все сжуёт за милую душу.
На берегу Солёного зеленели, и довольно густо, ещё какие‑то бесстрашные растения. Поверхность их листьев была покрыта беловатым налётом соли.
— Тем и живы, — объяснил учитель. — Мы с вами потеем, а лист соль из себя выдавливает. Ветры её сдуют с листа — и опять он легко дышит, а корни солёную воду подсасывают… Когда‑нибудь люди выведут такие культурные растения, которым не страшна будет никакая солёность земли. И тогда эта скудная полупустыня покроется густой и сочной зеленью. Приспособился же к ней дикий солерос… Название‑то какое этим храбрым растениям люди придумали!..
Мы закусывали на берегу Солёного, перед тем как отправиться домой, когда Коля заметил в прибрежной зелени какое‑то движение. На чистую гладь озера неторопливо выплыл выводок утят. Коля загорелся охотничьим азартом.
— Сейчас мы посмотрим на вас поближе, — сказал он, подражая Пал Палычу.
Но не у>опел Коля ступить в воду, как утята у нас на глазах исчезли, будто их и не было только что.
Коля снял штаны и, оставшись в трусах, настойчиво долго шарил в прибрежной зелени. Утят не было. Как сквозь землю провалились!
В конце концов он сдался и принялся за свою краюху. Но только успел рот раскрыть, как утиный выводок снова выплыл на чистую воду.
С недожеванным куском во рту Коля вскочил и ринулся ловить утят. А они мгновенно скрылись с глаз, словно в воздухе растворились. На этот раз Коля искал ещё дольше и ещё прилежнее, но так ни одного утёнка и не нашёл. Раздосадованный неудачей, он признал своё поражение, и мы продолжили завтрак. Но едва расселись на траве и принялись за еду, как весь выводок, будто дразня нас, снова поплыл по Солёному.
— Молодцы! —сказал одобрительно Пал Палыч. — Хорошо хоронитесь. Живы останетесь! Так бы вот вам осенью от моего ружья прятаться — и совсем бы ладно было.
Ну, это Пал Палыч сказал так, для красного словца. Ружьё‑то у него есть, только охотится он в степи больше с фотоаппаратом.
Мы отправились к Солёному утренней зарёй, а вернулись домой, когда закат дотлевал красными угольками в пйгле темно–серых туч. Принесли мы из этого похода богатую коллекцию солеросов.
ПОНЯЛИ!
В нашем классе прямо поветрие какое–то пошло: и мальчишки, и девчонки пристрастились ловить певчих птиц и держать дома в клетках.
Пал Палычу очень не нравилась наша новая забава.
— Птица — создание вольное, — говорил он огорчённо. — Без поля и леса нет ей жизни. А вы её — в клетку. Нехорошо это.
Но разве нас урезонишь?! Мы продолжали своё. Тогда Пал Палыч предложил создать общий живой уголок.
— Соорудим в школьном саду большую вольеру, — убеждал он нас, —выпустим в неё всех ваших птиц из клеток. Всё им легче станет жить на свете. Небо голубое над ними, свежий воздух. А то они и летать разучатся. Сердечки птичьи до времени одряхлеют, Пропадут птахи.
Уговорил нас Пал Палыч, и работа закипела. Самое трудное было раздобыть проволочную сетку. Помог Александр Васильевич — нашёл на своём лесном складе. Он тоже не хотел, чтобы мы ловили птиц в его лесу.
Вольера получилась на славу — с маленький дом. Как самым надёжным и добросовестным юннатам, присмотр за птицами поручили Коле и Васе, хотя, кажется, только у них дома и не было клеток с птицами.
Жилось нашим птицам просторно. Внутри вольеры все было, как в настоящем лесу: внизу — кусты, в прозрачный потолок упирались ветвистые сухие деревца, на столике всегда были насыпаны всякие вкусные зёрна, стояла банка с водой.
Птицы быстро привыкли к людям, весело порхали с деревца на деревце, иногда цеплялись лапками за проволоку. Казалось, что пленницами они себя не чувствовали.
Затея Пал Палыча доставляла всему классу немало радости. Около своих птиц мы забывали обо всем на свете и могли без конца разглядывать краснощёких и краснолобых щеглов, скромных зеленушек с травянисто–шёлковыми грудками, хохлатых зябликов в красивом коричневом пере, ярко огневеющих зарянок и горихвосток.
По временам щеглы и зяблики начинали петь. Особенно радовали их голоса Васю. Глаза его загорались. Он с восхищением смотрел на птиц и шёпотом говорил:
— Поют, слушайте—поют!
«Пинь–пинь», —робко начинал зяблик, но вскоре замолкал, так и не допев свою ладную песенку.
— В лесу он громко поёт, — огорчённо говорил Вася. — А у нас не хочет.
В одно из воскресений, уже под вечер, я пришёл к Пал Палычу — помочь ему поработать в школьном саду.
— Пойдём сначала птиц наших проведаем, — предложил учитель.
Ещё издали мы услышали необычайно громкий, весёлый голос зяблика. Он свободно и мелодично пел, перемежая тонкое и протяжное «пиньканье» низким и резким «рюмом», словно музыкальные такты отбивал: «Пинь–пинь–пинь–рю–рю, пинь–пинь–пинь–рю–рю».
— Ишь, заливается! —сказал негромко Пал Палыч. — Давай постоим, послушаем. А то увидит нас — замолкнет.
По только мы настроились слушать зяблика, как он резко оборвал песню.
— Что‑то случилось, — встревожился Пал Палыч. —Пошли!
Мы подбежали к вольере в тот момент, когда Коля закрывал дверцу. Птиц в вольере не было. Ни одной.
— А где же птицы? —заволновался Пал Палыч. — —Проворонили? Упустили? Всех сразу? Как же так?!
— Нет, мы их сами выпустили. Я выпустил, — поправился Коля, беря вину на себя.
— Кто же вам разрешил, самовольники?! — —строго спросил Пал Палыч.
— Зяблик, — насупился Вася. — Мы вместе их выпустили.
— Какой зяблик? Говорите толком!
