Грегори Хьюз - Луна с неба
— Уф! Я сто лет так не смеялся!
— Почему? — спросила Крыса.
— Наверное, потому, что я не чувствую себя счастливым.
— Ты что, никогда не был счастлив, Айс?
— Был. Когда жил с мамой. Она была чудесная женщина, сильная и умная. Она никогда не позволяла мне болтаться на улице. По воскресеньям церковь, по субботам футбол, три раза в неделю бокс. Моим образованием она тоже занималась. Каждые две недели давала мне читать очередную книгу, а потом я должен был написать сочинение о прочитанном и не сделать ни одной ошибки. Когда мне исполнилось четырнадцать, я уже прочел все книги, которые написала Майя Ангелу[15]. Я, помнится, говорил маме: когда-нибудь я стану большим человеком и увезу тебя из этого района. Но когда мне было четырнадцать, у нее нашли рак. Через год она умерла. А я вот живу, как живу. — Айс обвел глазами свою роскошную гостиную. — Эту квартиру я полностью выкуплю, когда поступит в продажу очередной диск. Я купил себе «рейнж-ровер», о котором всегда мечтал. У меня куча побрякушек — золотые цепи, бриллиантовые кольца, часы «Ролекс». Мне они не нужны. Но Миа придает вещам очень большое значение. Она считает, если у тебя есть вещи, ты не пустое место. Странное дело, самое счастливое время в моей жизни было, когда я жил с мамой в районе многоэтажек, это было социальное жилье. Я бы с радостью вернулся туда, если мог бы быть так же счастлив.
Сказав это, Айс опустил голову.
— Не грусти, Айс!
Крыса вскочила и обняла его. Она иногда имеет обыкновение бурно выражать свои чувства.
Айс просветлел:
— Извините, что я тут перед вами разнылся, детишки. Сам не знаю, что на меня нашло.
— Все в порядке, Айс, — успокоил его я.
— Уже поздно. Идите-ка вы готовьтесь ко сну. Я загляну пожелать спокойной ночи, когда вы устроитесь.
Мы пошли в спальню и закрыли за собой дверь.
— Айсу одиноко, — сказала Крыса. — Но теперь мы его друзья, и ему станет веселей.
— Ему и без нас друзей хватает.
— Таких, как мы, у него нет, — уверенно заявила Крыса и удалилась в ванную.
Она вышла оттуда в спортивном костюме и нырнула в постель.
— Все одеты? — Айс постучал в дверь и вошел. — Слушайте, я тут подумал… Завтра начну искать вашего дядю. Пока не знаю как, но я что-нибудь придумаю. Найму частного детектива, если придется.
— Ты к нам слишком добр, Айс, — сказала Крыса.
— Я поступаю правильно, Мари-Клэр. Если поступать правильно, все будет хорошо. Вы уже помолились?
— Конечно, Айс, — отвечала Крыса. — И я помолилась о тебе — о том, чтобы ты снова стал счастливым.
— Спасибо, Мари-Клэр. Один из самых лучших подарков, которые только можно сделать человеку, — это помолиться за него. Ну ладно, спокойной ночи, дети. Увидимся утром.
Свет погас. Мы с Крысой лежали в мягкой постели, уставясь в потолок.
— Тут уютно, — сказала Крыса. — Но конечно, это не наше логово, сам понимаешь.
— Только не говори мне, что хочешь вернуться в свое треклятое логово!
Крыса натянула на голову одеяло и расхохоталась. Она нарочно меня провоцировала.
Было, наверное, раннее утро, когда мне в глаза ударил свет из гостиной. Я сделал вид, что сплю, и сквозь приоткрытые веки разглядел в дверях силуэт женщины.
— Ты издеваешься?!
— Миа, ты их разбудишь!
Айс закрыл дверь, и снова стало темно. Я вскочил с кровати и растолкал Крысу.
— Что, уже утро?
— Нет, вернулась Миа, и она очень недовольна!
Мы подкрались к двери и приоткрыли маленькую щелку. Миа и Айс сидели на диване.
— Ты рехнулся? Подобрал двух белых малолетних бродяжек и приволок их в дом! Что люди скажут? Что они подумают?! А что, если пронюхают журналисты?
— Я брал их с собой на интервью. Журналистам сказал, что это мои крестники.
— А если люди узнают, что это не так? Айс, ты должен от них избавиться! Они загубят твою карьеру! Все, над чем ты работал! Все, над чем я работала!
— Вот ведь пи-ип! — не выдержала Крыса.
— Тс-с!
— У них в Нью-Йорке дядя. Завтра возьмусь за его поиски.
— Делай что хочешь, но от детей избавься. Вызови полицию, Айс. Я скажу, что нашла их спящими в парке и привела домой. Тогда это хоть не будет смотреться так неприглядно!
— Да плевал я, как это смотрится! Я поступил правильно!
— Я понимаю, ты хотел как лучше, милый. У тебя доброе сердце. Но ты не думаешь о последствиях. Журналисты в это сразу вцепятся!
— И в чем они меня обвинят? В том, что я приютил двух детишек, чтобы им не пришлось спать на улице? Как мне после смерти мамы?
Миа взяла его за руку:
— Они не станут ни в чем тебя обвинять, Айс. Они просто изложат факты, умело подобрав выражения, и ты всю жизнь будешь отмываться от позора. Ты хороший человек, Айс, но какой же ты наивный. Я должна защитить тебя. Надо вызвать полицию. Пусть этих детишек заберут куда следует.
— Только не надо их сейчас будить, — грустно сказал Айс. — Пусть поспят, они устали. Утром я первым делом позвоню в полицию.
— Имей в виду, Айс, если не позвонишь, это сделаю я.
— Да позвоню я. Идем спать.
Я закрыл дверь. Крыса включила ночник и села на постель. Вид у нее был такой же печальный, как у Айса.
— Надо собираться, Боб. Они отправят нас в приют. Мне нельзя в приют.
Уходить из квартиры на улицу было страшно, но другого выхода не оставалось. Без лишних слов мы начали собирать пожитки. Крыса собрала наши вещи из ванной, я убрал телефоны, а потом мы побросали одежду в рюкзаки, стараясь не шуметь.
Крыса написала Айсу прощальную записку и шепотом прочла ее мне:
— «Дорогой Айс. Спасибо тебе за гостеприимство. Нам было у тебя очень хорошо. Мы заглянем к тебе, когда отыщем дядю. С любовью, Боб и Мари-Клэр Де Билье». Что скажешь?
— Нормально. Пошли отсюда.
Мы надели рюкзаки, открыли дверь спальни и прислушались. Было тихо.
— Стоило написать про эту Миа все, что думаю, — пробурчала Крыса. — Мне она никогда не нравилась. И она вовсе не такая красотка, как привыкла о себе думать!
— Тихо ты! Пошли.
Мы пытались как можно тише прокрасться через гостиную, но одежда, как назло, предательски шуршала. Удивительное дело, сколько шороха и скрипа могут издавать вещи, когда изо всех сил пытаешься не шуметь. Крыса отперла входную дверь, и мы выскользнули в ярко освещенный коридор. Мы прикрыли за собой дверь, прошмыгнули к лифту и нажали на кнопку. Я все время оглядывался, не выйдет ли за нами Айс. К счастью, он не заметил нашего ухода. Потом пришел лифт, и мы поехали вниз, и тут Крыса воскликнула:
— Швейцар!
— Черт…
Когда лифт открылся, мы потихоньку выглянули из-за угла. Швейцар сидел за столом у двери.
— Заснул, — прошептала Крыса. — Даже слышно, как похрапывает.
Мы прокрались мимо швейцара и потянули стеклянную дверь, но она не сдвинулась с места.
— Вот засада, — выдохнул я и тут заметил кнопку на стене.
Крыса нажала на нее, и дверь открылась. Мы выбежали на улицу и направились в этот жуткий парк.
— В логово теперь нельзя, — заметил я. — Айс будет искать нас именно там.
Мы перебежали через парковую дорожку, перелезли через невысокую ограду и пошли к большому дереву. Я сел на землю, прислонившись к стволу, и Крыса села рядышком.
— Из парка в пентхаус и обратно в парк, — сказала она, глядя на квартиру Айса. — Ну не пипец?!
Прогремел гром, и с неба опять полило.
— В этом городе вообще когда-нибудь прекращается дождь?! — не выдержал я.
Мы надели дождевики и бейсболки, завернулись в спальные мешки и съежились под деревом. Дождь стекал по веткам и барабанил по листьям, но у самого ствола было относительно сухо. Уже за это стоило поблагодарить судьбу. Вдруг мы заметили ярко сверкающие фары полицейской машины, медленно едущей по парковой дорожке. Мы настороженно следили за ней, готовясь в любую минуту кинуться наутек, но машина проехала стороной и скрылась из виду.
— Лучше посидеть здесь, пока не рассветет, — сказал я. — С дороги нас не видно, и никакой психопат не станет тут разгуливать в такую погоду.
— А все эта Миа, тупая звезда! — бурчала Крыса, трясясь от холода. — Вот бы он ее бросил!
Она с жалким видом ругалась себе под нос по-французски. Я тоже чувствовал себя брошенным и несчастным. Вокруг было темно и мокро, в воздухе висела мелкая водяная пыль, ореолом окружающая уличные фонари. После квартиры Айса парк казался особенно неуютным. А еще мне было страшно. Терпеть не могу, когда мне страшно!
— А я как раз видела такой чудесный сон! — не унималась Крыса.
— Вот и попробуй его досмотреть. А я посторожу. Вдруг тот жуткий придурок опять явится.
— Да пип с ним! Он наверняка уже сидит в уютной камере!
Она положила голову мне на плечо, закрыла глаза и вскоре заснула. Мне сделалось совсем уж страшно и одиноко. Я глядел в темноту и молча молился о том, чтобы с нами ничего не случилось.
