Кейт Уигглин - Ребекка с фермы Солнечный Ручей
В восемь часов Ребекка приблизилась к тете Миранде и вручила ей веер якобы для того, чтобы та могла прикрыть глаза от света лампы, но на самом деле это был стратегический маневр, давший ей возможность шепнуть:
— Как насчет печенья?
— Ты думаешь, есть смысл? — с присвистом прошипела в ответ Миранда.
— Перкинсы всегда так делают.
— Хорошо. Ты знаешь, где оно.
Ребекка бесшумно направилась к двери, но маленькие гостьи ринулись за ней, словно не могли вынести и секундной разлуки. Через пять минут они вернулись: младшие несли тарелки с тонкими тминными вафлями, на изготовлении которых специализировалась мисс Джейн, — сердечки, ромбы и кружочки, обсыпанные сахаром и семечками тмина, который рос в саду позади дома, а Ребекка держала в руках поднос с шестью малюсенькими хрустальными стаканчиками, наполненными вином из одуванчиков, изготовлением которого славилась в прошедшие годы мисс Миранда. Старый дьякон Сойер всегда угощал посетителей этим вином и сам купил эти стаканчики в Бостоне. Миранда очень их любила, не за красоту, а за то, что в них так мало входило; до их появления вино из одуванчиков подавалось в стаканах для хереса.
Как только это угощение — обычно называемое в Риверборо «закуской» — было весьма благовоспитанно отведано, Ребекка взглянула на часы, поднялась со своего стула в детском углу и весело объявила:
— Маленьким миссионерам пора в постель!
Все засмеялись — особенно большие миссионеры, — а маленькие попрощались и исчезли вместе с Ребеккой.
Глава 20 Перемена во взглядах
— Ваша племянница — самая замечательная девочка из всех, каких я видел за многие годы, — сказал мистер Берч, когда дверь за детьми закрылась.
— Пожалуй, она стала довольно сообразительной в последнее время, только очень беспечна, — ответила Миранда, — и слишком уж живая.
— Мы должны помнить, что именно недостаток, а не избыток энергии создает самые большие неприятности на свете, — возразил мистер Берч.
— Из нее мог бы выйти замечательный миссионер, — сказала миссис Берч, — с ее голосом, ее обаянием, ее даром речи.
— Если бы меня спросили, на какую из двух ролей она больше годится, я сказала бы, что язычница из нее вышла бы лучше, — заметила Миранда грубовато.
— Моя сестра против того, чтобы чрезмерно хвалить детей, — торопливо вставила Джейн, бросив взгляд на миссис Берч, которая, казалось, была возмущена и уже открыла было рот, чтобы спросить, неужели Ребекка не принадлежит к церкви.
Миссис Кобб весь вечер ждала и боялась этого вопроса и похвал ее любимице в связи с произнесенной ею на собрании молитвой. Она мгновенно и совершенно нелогично прониклась неприязнью к преподобному мистеру Берчу, когда он обратился на собрании к Ребекке с просьбой сказать молитву. Миссис Кобб видела мертвенную бледность, покрывшую лицо девочки, ее затравленный взгляд, а затем Дрожание ресниц на щеках и почувствовала всю тяжесть испытания, через которое той пришлось пройти. Ее предубеждение против священника несколько ослабло под влиянием его приятной беседы и наружности, но, почувствовав, что миссис Берч собирается затронуть опасную тему, она торопливо спросила ее, сколько раз нужно делать пересадку на пути из Риверборо в Сирию. Вопрос был не совсем уместен, но цель была достигнута.
Тем временем дьякон Милликен говорил, обращаясь к мисс Миранде:
— Знаете, кого напоминает мне Ребекка?
— Догадываюсь, — ответила она сухо.
— Значит, вы тоже заметили. Сначала я думал, судя по тому, как похожа она внешне на своего отца, что она вся в него. Но это не так — она очень напоминает вашего отца, дьякона Сойера.
— С чего вы это взяли? — сказала Миранда, совершенно изумленная.
— Это бросилось мне в глаза сегодня на собрании, когда она поднялась, чтобы передать ваше приглашение. Это было, пожалуй, любопытное совпадение, но она сидела на том самом месте, где обычно сидел во время собраний он. И потом, вы помните эту его манеру приподнимать подбородок и немного откидывать назад голову, когда он вставал, чтобы сказать что-нибудь? Так вот, она сделала тот же самый жест, и не я один говорил об этом после собрания.
Посетители ушли около девяти вечера, и в этот час (до невозможности поздний для кирпичного дома) семья удалилась на покой. Ребекка со свечой в руках провожала наверх миссис Берч и, оказавшись таким образом на минуту наедине с ней, робко сказала:
— Пожалуйста, передайте мистеру Берчу, что я не член церкви. Я не знала, что делать, когда он попросил меня помолиться сегодня на собрании. У меня не хватило смелости сказать, что я никогда не молилась вслух и не знаю, как это делается. У меня не было времени подумать, и я была так испугана, мне хотелось провалиться сквозь землю. Наверное, это было дерзостью и дурным поступком — молиться перед всеми старыми членами церкви и делать вид, что я лучше, чем на самом деле. Но, с другой стороны. Бог, вероятно, мог подумать, что я очень нехорошая, раз не хочу прочесть молитву, когда об этом меня просит священник?
Пламя свечи озарило пылающее румянцем, выразительное лицо Ребекки. Миссис Берч наклонилась и поцеловала ее.
— Не тревожься, — сказала она. — Я скажу мистеру Берчу, и Бог, я думаю, тоже все поймет.
Когда на следующее утро Ребекка проснулась, еще не было шести. Предстояло столько хлопот, что спать было невозможно. Она подошла к окну и выглянула во двор: было еще темно, а день обещал быть на редкость холодным и ветреным. «Тетя Джейн сказала вчера, что встанет в половине седьмого и приготовит завтрак к половине восьмого, — подумала она. — Но они обе простужены, а тетя Миранда будет нервничать из-за того, что столько народу в доме. Проберусь-ка я в кухню и начну готовить завтрак сама. Это будет для них приятной неожиданностью».
Она надела ватный халат и домашние туфли, тихонько прокралась вниз по запретной парадной лестнице, осторожно закрыла за собой дверь кухни, чтобы никакой шум не разбудил остальных в доме, и полчаса занималась обычной утренней работой, которую так хорошо знала, а затем вернулась в свою комнату, чтобы одеться, перед тем как разбудить детей.
Вопреки ожиданиям, тете Джейн, которая накануне вечером чувствовала себя лучше, чем сестра, ночью стало хуже, и утром она была не в состоянии встать с постели. Миранда ворчала не переставая все время, пока совершала свой торопливый туалет, возлагая на весь свет вину за те несчастья, какие она перенесла и какие ей предстоит перенести в этот день. Она даже обрушилась с критикой на миссионерский совет за то, что он направил Берчей в Сирию, и сообщила, что, по ее беспристрастному мнению, тем, кто едет в чужие земли с целью спасать язычников, следовало бы оставаться там, а не слоняться без дела по свету с кучей ребятишек, посещая людей, которые не желают принимать их у себя и никогда не приглашали.
Джейн, огорченная и обеспокоенная, лежала в постели с жаром и головной болью, с тревогой думая о том, как сумеет сестра справиться без нее.
Миранда прошаркала через столовую, на ходу повязывая голову платком из страха перед сквозняками. Она намеревалась развести огонь и затем позвать вниз Ребекку, заставить ее работать и попутно сообщить несколько прописных истин относительно того, как правильно представлять семью на собраниях миссионерского общества.
Она открыла дверь кухни и остановилась в изумлении, озираясь и спрашивая себя, не забрела ли она по ошибке в чужой дом.
Шторы были подняты, в плите гудел огонь, чайник пел и булькал, выпуская клубы пара, а в его внушительных размеров носик была вставлена половинка листика почтовой бумаги с нацарапанным «Поклон от Ребекки». Вода в кофейнике кипела, чашка с отмеренным молотым кофе и тарелка с битой яичной скорлупой[27] стояли рядом. На деревянном подносе лежали холодный вареный картофель и кусок солонины, а на ручку ножа была нацеплена вторая записка со словами «Привет от Ребекки». Черный и белый хлеб были выложены на стол, а также подставка для гренков и пончики, с молока сняты пенки, и масло принесено из молочни.
Миранда стянула с головы платок и упала в кресло, чуть слышно восклицая:
— Второго такого ребенка не сыщешь! Клянусь, она целиком Сойер!
И хозяева, и гости показали себя с лучшей стороны и замечательно провели день и вечер, и даже у Джейн хватило благоразумия поправиться, вместо того чтобы почувствовать себя хуже и портить общую радость. Берчи уезжали, выражая искренние сожаления, а «маленькие миссионеры» утопали в слезах и клялись Ребекке в вечной дружбе. Прощаясь, она вручила им стихотворение, сочиненное ею перед завтраком.
К МЭРИ И МАРТЕ БЕРЧНет, не средь льдов гренландских,
Не в Африки песках,
Вы родились на чудных
Сирийских берегах.
Там ярко солнце светит,
Полно все красоты,
И вы росли там, дети,
Как южные цветы.
Жить можно б без печали,
Но есть одна беда:
О Боге не слыхали
Там люди никогда.
И нужно поскорей нам,
За совесть, не за страх,
Помочь миссионерам
В их праведных трудах.
Ребекка Ровена Рэндл
Легко догадаться, что визит миссионеров в Риверборо не остался без довольно далеко идущих последствий. Сами мистер и миссис Берч вспоминали о нем как об одном из наиболее приятных событий их полугодового пребывания на родине. Для жителей Риверборо он послужил темой очень оживленных дискуссий, с доводами, опровержениями, предположениями, убеждениями, воспоминаниями и пророчествами. Дьякон Милликен пожертвовал десять долларов на обращение сирийцев в конгрегационализм,[28] и миссис Милликен даже захворала ненадолго из-за такой необдуманной щедрости своего мужа.
