Александр Богаделин - Кикимора и другие. Сказки-притчи
— А ты шире смотри. Сотню лет Пекло к походу готовилось. Черти мечи с копьями железными ковали, лазы в Древе мировом пробивать учились. О жизни лучшей мечтали.
Боги небесные, воинство мое увидав, по дворцам попрятались. Битвы честной сторонятся. Вдруг, думают, слава победы другому перейдет. Только когда врата Ирия ломать начали, силу свою показывать стали.
Ну, мы, конечно, вид сделали, что испугались страшно. И восвояси отправились.
* * *— А сейчас — погляди, — продолжал Ний. — Черти молодые в Поход великий играют. Воинов доблестных чтят и во всем подражать им стараются. Посмотришь на легионы их марширующие, глаза, огнем горящие — хоть завтра на войну снова веди.
Лет через сто легенды малость подправим, пару чудес припишем, и поражение наше, глядишь, и победою обернется.
Иосиф вначале тихо, но потом все громче и громче говорить начал.
— Со слов выходит твоих, не война кровавая это была, а так, прогулка увеселительная. А сколько легионов Стрибог с Древа мирового вихрями сбросил?[126] Скольких Перун молниями лиловыми испепелил, а Змий Огненный пламенем пожег? И черти не только легенды твои повторяют, но и о погибших память хранят. И детям своим рассказывают. В семье каждой отца или брата недосчиталися, и все из-за прихоти твоей.
Иосиф умолк, собираясь с силами.
— Думаешь, слушавшие меня не знали, что ждать их может? И не твари они бессловесные, а каждый мнение имеет свое…
Не верю я, что каяться все побежали. Трудно им под игом твоим. Но придет время — встанут во весь рост, и другие порядки в Пекле наступят.
Иосиф без сил повалился на лавку и опять впал в забытье. Ний, внимательно слушавший его, дождался, когда тот очнется, и неожиданно произнес:
— И я прав, и ты прав. Знаю, что ростки нового пробиваться начали. Только сперва вытаптывать их и огнем выжигать надобно. А вот когда черти за идеи свои в жар земной готовы идти будут, значит истинным учение оказалося. И о всходах заботиться время пришло. Прореживать в меру и рост, куда надо, направлять.
— Откуда же новое возьмется, ежели всех под корень вывести норовишь?
— Зачем же под корень? Оставил я дюжину последователей твоих. Пусть ересью милосердной чертей потешат. Да и в лесу Заповедном ученик у тебя имеется.
— Ты и их убьешь?
— Смерть мученическая часто укреплению веры способствует. Но ты же не умер. Пока.
* * *— Я вот все думаю. Откуда у легионера моего сын такой народился? Может, и не он отец вовсе, а бог небесный какой? Больно слова твои на речения их смахивают.
Ний взял несколько дощечек.
— И не всегда смертные виноваты в злодеяниях своих… К добру души их устремляются… Ты и вправду так считаешь? Тыщи лет деяния их сужу. И все время иль брат на брата идет, иль чужое к рукам липнет.
Сдается мне, что и впредь то же самое будет, ибо сущность это душ смертных.
— Не все такие, говоришь? Пока не все. Проповедники бродячие развелись, — в глазах Ния вновь вспыхнул огонь. — Ходят повсюду, с пути истинного сбивают. Если б не Велесова защита, давно бы с ними разделался.
— Путь истинный? — тихо переспросил Иосиф.
— Чай, не только ты учение свое мыслишь. Помнится, лес Заповедный когда-то от дремучестей соседних мало чем отличался. И духам даров природных вполне для жизни хватало. А сейчас, посмотри — от дворцов и хором шагу ступить негде. О богатстве одном мечтают. Как, полагаешь, сами они до этого додумались?
Время придет, и смертные по законам моим жить будут. А там и до Ирия очередь дойдет. Духам, прислуживающим в холоде их небесном, ох как не сладко приходится.
Ний внимательно посмотрел на Иосифа.
— Хочешь, жизнь тебе сохраню? Лекари умелые быстро на ноги поставят. Мыслить будешь себе потихонечку да беседы умные со мной вести. Придет час, весь мир у ног наших будет.
— Что толку от мира целого, коль душу свою поранил, — твердо ответил Иосиф.
— Достойный ответ. Другого, признаться, и не ожидал.
Ний склонился над лежащим на лавке чертом.
— Выживет учение твое и победит, может быть…
В следующее мгновение владыка преисподней пронзил тело Иосифа своим огненным жезлом.
— …но не здесь и не сейчас, — закончил он, глядя на оставшуюся кучку праха.
— Уберите, — бросил Ний стражникам, выходя из залы.
* * *— И тогда Учитель сказал…
Сколько раз Стас строчку первую перечитывал. Сколько раз собирался мысли Иосифа записать. Но чтоб вспомнить все и изложить складно, время спокойное нужно. А тут, то турнир рыцарский, то праздник на Купалу, то занятия в Школе лесной.
Так и тянулось бы до случая подходящего, если б однажды страх знакомый не обуял. Только на этот раз всадник грозный в гости к нему пожаловал.
Предложил Ний Стасу с Учителем попрощаться. Черт долго раздумывать не стал. Записку на столе оставил и с владыкой Пекла сквозь землю провалился.
Долго в лесу Заповедном его не было. Время в тех краях, бывает, по-другому течет. А как вернулся, заперся в избушке ото всех и неделю целую писал что-то без устали. Даже Кикиморе дверь не открыл.
И как не выпытывали духи лесные, никому не сказал, о чем они с Нием беседы вели. И смог ли он Учителя своего в царстве подземном повстречать.
Но здесь уж другая сказка начинается.
А этой конец пришел.
Кто в главу эту из девятой пришел, тому дальше в шестую — «Мудрый Гаральд» возвратиться следует. Повесть о викинге заморском послушать.
А следующая история о деле соловьят сказываться будет.
Глава 23. ИГРА
Оженились соловьята из леса дремучего на девах ключевых, и потекла у них жизнь семейная, размеренная. Но стали братья со временем думать, чем они духов соседних хуже, и надо им тоже дело свое завести.
Много чего перебрали, но либо все хлопотно уж очень получается, либо прибытку мало дает. Жена старшего, на мучения их глядучи, и говорит:
— Дело это натуре вашей схоже быть должно. Ежели душа к нему лежать не будет, не сладится оно никогда.
Стали тогда соловьята перебирать, что по нраву им более всего приходится. Получалось — по лесу носиться да ловушки хитрые расставлять, зверей и духов пугать. Только кто ж за это платить будет. Разве что разбойники какие с дороги большой.
И тут младший брат и говорит. Черти ему намедни сказывали, мол, жизни в лесу совсем никакой не стало. Рыцарями да оруженосцами все заделались, кулакам волю дать негде. Чуть что — вопят сразу: честь рыцарскую позоришь, турнира, как рогов собственных, не увидишь.
И порешили соловьята тогда бои чертей кулачные устраивать. Раньше на них посмотреть много духов приходило. Может, и сейчас, по памяти старой, потянутся. Дремучести — это, чай, не лес Заповедный. Здесь порядки свои положены.
А старший вспомнил еще, что лешие год каждый на зверей лесных играть собираются.[127] Так чем это место других хуже. Да и не раз в год, а день каждый игру сладить можно.
Сказано — сделано.
Расчистили соловьята около дворца своего поляну большую и еще маленьких несколько. Дорожки широкие к центру леса проложили. Но ловушки хитрые до поры до времени по бокам оставили. Чтоб смертный какой ненароком не забрел, иль гости незваные не пожаловали.
Духи лесные в начале из любопытства к ним заглядывали. Но, видать, так понравилась им в дремучестях новых, что и в другой раз зайти решилися. А некоторые даже жен своих прихватили, чудо новое показать. Вслед за ними и овинники с домовыми пожаловали, а после и из лесов дальних потянулися.
Бес Федор поначалу делу соловьят порадовался даже. Занятие себе наконец-то нашли и свистеть совсем перестали. Да и духам как-никак развлечение новое. Опасность, правда, была, что иные, азарту поддавшись, богатство своё спустить могут. Только как их увещевать, ежели сам Тихон на виду у леса всего лето каждое с лешими в карты на зверей играть усаживается.
И все б хорошо было, только надумали соловьята драки чертей устраивать.
Задумался Федор крепко. Еле-еле от напасти этой избавились. Да еще на мир весь объявить успели, мол, в лесу Заповедном Кодекс рыцарский соблюдается. Что ж теперь — на попятную идти?
Только понимал он прекрасно, что природа эта бесовская о себе знать дает. Самому порой так и хочется грязью кому-нибудь засветить. И не родился еще бог такой, кто натуру чертей обуздать может.
Порешил он к соловьятам наведаться и на месте, что к чему посмотреть. Но сперва к сестрице их — Златогорке, заглянул. Только та уж давно от братьев своих отделилася и в лесу Заповедном с мужем Серафимом жила. Была она на сносях малышом четвертым, и дела в дремучестях родных мало ее сейчас беспокоили.
* * *Понравилось Федору в лесу соседнем. Чистенько, прибрано кругом. Кузнечики с цикадами мелодию приятную выводят. Русалки напитки прохладные подают, а дамы все сплошь в одеяниях от Кикиморы прохаживаются. Да и за столом игральным повезло ему малость.
