Владислав Крапивин - Колыбельная для брата
Он дернул на сумке застежку молнию и выхватил бутылку с молоком. Двухсотграммовую бутылочку с делениями на белом боку, с пушистой ватной пробкой. Жаль Антошкиного обеда, но выхода нет.
– Расшибу о башку, кто первый сунется, – пообещал он и решительно сцепил зубы.
Дыба сделал скучное лицо и нехотя проговорил:
– Да ну его, Тюля, чокнутого. Пошли, а то вон кто-то сюда прется…
Кирилл попался на удочку. Посмотрел в сторону, и в тот же миг бутылочка, выбитая из руки, разлетелась на асфальте. Дыба довольно заржал.
И тогда, неожиданно даже для себя, Кирилл влепил ему хлесткую оплеуху.
"Глупо, – тут же понял он. – Этим его не свалишь". Однако Дыба стоял, изумленно приоткрыв рот, и Кирилл развернулся к Тюле. "Ногой его…" Но Тюля увернулся и встретил Кирилла прямым ударом в лицо. Будто граната взорвалась!
Кирилл отлетел на забор. Красные тяжелые капли начали часто падать на майку. Он не ощутил сильной боли, только голова отяжелела. И страха не было. Но майку вдруг стало жалко до слез: отец так радовался, когда подарил ее… Кирилл вытер ладонью слезы, локтем кровь с нижней губы и прыгнул к Тюле. Сумел закрыться от кулака и ткнуть костяшками в Тюлины губы. Но вмешался Дыба: тяжелым толчком швырнул Кирилла в молочную лужу с осколками.
Как на горячие гвозди…
Кирилл не смог подняться сразу. Но они не спешили, они дали ему встать. Он встал и посмотрел себе под ноги. По ногам из порезов бежали тонкие алые струйки и смешивались на асфальте с молоком. С локтя тоже капало. И с подбородка.
– Хватит на первый раз? – спросил Дыба и сплюнул. – Или еще? Айда, Тюля…
– Боишься, гадина? – тихо сказал Кирилл и посмотрел на Дыбу исподлобья. – А ну, стой.
Он четко знал, что сейчас сделает. Головой ударит Дыбу в поддых, а когда тот согнется, он толкнет его на молчаливого палача Тюлю. Потом рванет с велосипеда тяжелый насос и врежет тому и другому по ненавистным рожам! Наотмашь! За все… За Чирка, за свою боль, за эту бело-розовую лужу на асфальте. За всех, над кем они издевались! За всех, кого они еще могут обидеть! За Антошку!
Он пригнулся и бросился на Дыбу, но от умелого удара под ребра опять отлетел к забору и упал в траву у своего "Скифа".
Тюля подскочил и воровато, но сильно ударил ему два раза ботинком в бок. Кирилл приподнялся на локте и хотел вцепиться ему в ногу, но не сумел. Он почти не мог дышать.
И сквозь гудящую боль он вдруг услышал далекий тонкий голос:
– Кир, держись! Кир, я сейчас!
У Тюли оказалась кошачья реакция: он взлетел на забор и упал с другой стороны. Дыба не был так ловок. Он суетливо зацарапал ногтями по доскам, стараясь нащупать ту, которая отодвигалась. И не мог.
А сверху летел на велосипеде Митька-Маус. Он не тормозил на спуске. Наоборот, он так вертел педали, что коленки его мелькали на солнце, будто зайчики на желтых лопастях ветряка. Он вцепился в руль одной рукой, а в другой он, как палицу, поднял схваченный где-то кривой тяжелый сук. И, как черный грозный вымпел, металась у него над плечом оторвавшаяся лямка…
– Кир, я здесь!
Дыба так и не нашел доску. Он торопливо зашагал вниз, потом не выдержал и побежал неуклюжей рысью. Видимо, ему, как и Тюле, в голову не пришло, что горластый пацаненок мчится сюда один. Они же не знали, что вчера Кирилл и Митька договорились всегда заступаться друг за друга.
Кирилл опять встал. Глотнул воздух. "Не уйдет, – подумал он про Дыбу. – Мы на колесах…"
Он шагнул к велосипеду, однако от колючей неожиданной боли в ребрах согнулся и прислонился к забору. Боль словно пришила его к доскам. Но через несколько секунд Кирилл сжал ее в себе.
Он опять начал медленно выпрямляться.
А Митька был уже совсем рядом и все кричал:
– Кир, держись! Кир, я сейчас!
1978 г.
