Владимир Великанов - Стригунки
— Мы, Мишка, трубу сами кончим, а ты дров подколи и в комнату натаскай. Вон из той поленницы бери. — Коля кивнул на поленницу, по которой они с Васей только что спустились с крыши сарая.
— Погоди, Никифор! — удивился Птаха. — А где же те, что мы тогда накололи? Неужели спалить успели? Ведь там, наверно, пять кубометров было!
— О чем вспомнил! Те, рубленые, мы Савельичу отдали, — ответил Вася. — А он нам в обмен эти. Он дед старый. Колоть ему трудно.
Коля и Вася снова поднялись на крышу дома, а Птаха принялся сбрасывать с поленницы дрова. Потом он пошел в прихожую Фатеевых за топором.
Из комнаты послышался голос Ивана Дмитриевича.
— Ребята, зажгите свет!
Миша толкнул дверь и вошел в комнату. Птаха нащупал выключатель. Вспыхнул свет.
— Это ты, Птаха? — удивился Фатеев. — А где же Вася с Колей?
— Они на крыше, кирпич Савельичу подают.
— Заходи, присаживайся. Что же это ты не показывался? Тебе разве не говорили ребята, что они печь перекладывают?
— Да я их с тех пор, как мы печь испытывали, и не видел.
— Как не видел? А в школе?
— Не учусь я, дядя Ваня. Бросил!
— То есть как это бросил? — Иван Дмитриевич даже приподнялся на локтях. — Это почему же?
— Долгая история. Принцип. Не хотят, чтоб я семилетку кончил, и не надо. Просить не станем, не унизимся.
— Перед кем же это тебе унижаться надо?
— Перед Варварой-завучихой. Представляешь, дядя Ваня, она моего отца — он на фронте погиб, у него «Слава» двух степеней была — хулиганом обозвала!
Птаха встал и в упор посмотрел на Фатеева.
— Вы вот на фронте были — можно ей «хулигана» простить? Пусть она лопнет, а не пойду я в ее школу!
— Сядь, не ерепенься! По порядку все расскажи.
Птаха рассказал все, как было. Он думал, что встретит у бывшего фронтовика сочувствие, а Фатеев, выслушав, помрачнел и сказал:
— Значит, уверен, что хорошо поступил? Прямо скажу: пропадешь! Оскорбив учительницу, ты, думаешь, ее унизил? Ничуть. Себе в душу плюнул. В школу не ходишь, думаешь, учителям вредишь? Себе вредишь. Мне, всей стране…
Ребята вошли в комнату. Птаха сидел подле Фатеева и внимательно слушал Ивана Дмитриевича: тот рассказывал ему о своем фронтовом друге — старшине, который, умирая от ран, наказывал Фатееву позаботиться о сынишке, помочь ему по-отцовски. Иван Дмитриевич выполнил просьбу друга, съездил под Киев, в город Фастов, но не нашел семью старшины.
— Так вот, Миша, — закончил рассказ Фатеев, — твой отец, быть может, так же как мой друг, умирая, просил боевых товарищей помочь тебе советом. Послушай меня, фронтовика: учись! Не для учителей, а для себя, для людей учись! Школа — она твоя, моя, государственная. Погоди, Михаил, придумаю я для тебя выход.
Савельич, чтобы обратить на себя внимание, кхекнул.
— С производственной победой, значит! — Иван Дмитриевич протянул Савельичу руку. — Ну, спасибо, папаша!
— Почему ж не помочь хорошим людям? Руки без дела гуляют — отсохнут часом. Завтра и топить можно. — Савельич вытер руку о стеганку и положил ее на плечо Коли. — Теперь, Никифоров, свой отряд зови. Так думаю, теперь должен быть ток. С аккуратностью клали…
Опробование печки было назначено на два часа следующего дня. Ребята должны были прийти к Фатеевым сразу же после уроков. Птаха, как человек свободный, обещал зайти пораньше, чтобы наколоть дров и затопить печь.
На другой день, придя в класс, Вася сообщил, что печь переложена, что в прежней кладке найден обрыв и что Иван Дмитриевич приглашает всех на опробование печи.
— Так придете? — спросил Вася.
— Конечно, — за всех ответил Олег. — Неужели вы с Колей сами печь сложили? — спросил он.
— Савельич помог, — ответил Вася. — Птаха тоже.
Когда ребята пришли к Фатеевым, печь уже давно была растоплена и можно было приступать к испытанию.
— А я уж без вас хотел начинать, — сказал Птаха, шуруя в печке кочергой. — Что, думаю, не идут?
Иван Дмитриевич уже приготовился к испытанию. На стуле, стоявшем рядом с его постелью, лежали вольтметр, обрывки провода, изоляционная лента и инструменты.
— Ну, ребята, давайте печь пробовать, — вместо приветствия сказал Фатеев. — Василий, включай-ка в крайнюю розетку шнур.
Вася включил штепсель в розетку и подал шнур отцу. Иван Дмитриевич подключил провода к вольтметру, и стрелка прибора, вздрогнув, замерла на риске «132».
— А ну-ка, Василий, достань из чемодана реостат, — распорядился Иван Дмитриевич.
Подключили реостат. Фатеев потянул в сторону рукоятку. Стрелка вольтметра поползла вниз и показала 127 вольт.
Руки Фатеева дрожали.
— Ребята, кажется, наша взяла! — сказал он. — Дайте-ка мне настольную лампу.
Коля кинулся за лампой.
Иван Дмитриевич подключил ее, и лампа вспыхнула.
— Ура! — закричал Олег.
— Ура! — подхватили ребята.
Поглядывая то на печку, то на лампочку, которая освещала комнату, Савельич сказал:
— Ловко ты, Иван Дмитриевич, придумал. Побольше бы такого кирпичу! Вот у нас в деревне, в Коняшкине, откуда я родом, — это на Олонецкой губе, нет еще электричества. А был бы такой кирпич, сложил печку, — и хошь пляши при свете, хошь книжки читай!
— Все будет, Савельич, — заверил печника Фатеев. — Миллионами такой кирпич выпускать будем.
…Наташа и Олег возвращались домой вдвоем. Олег предчувствовал, что дома будет скандал, но находился в самом приподнятом настроении.
Они шли по широкой залитой асфальтом липовой аллее и молчали. Подмораживало. Кое-где у водоразборных колонок расплесканная из ведер вода замерзала, и, разбегаясь, Наташа каталась по ледяным дорожкам. Олег бежал рядом и, держа ее за руку, помогал докатиться до конца дорожки.
— Ты знаешь, Олег, — неожиданно сказала Наташа, — об изобретении Фатеева я рассказала своему отцу. Он так им заинтересовался! Говорит: «С этим вашим Фатеевым я должен непременно познакомиться. Ты даже и не представляешь, какое огромное значение это изобретение может иметь для сельского хозяйства!»
— Конечно, — согласился Олег. — Вот и Савельич сегодня говорил про свое Коняшкино.
И тут Зимин подумал: «Счастливая все-таки Наташка. Вот отцу все рассказывает… А он ей тоже, наверно, о своих новостях говорит. Интересно, какой он, Наташин отец?»
— А у меня вот какая мысль есть, — продолжала Губина. — На наш сбор о коммунизме надо пригласить Ивана Дмитриевича.
— Ну и придумала же ты! Если бы у него хоть коляска была… Знаешь, такая, как маленький автомобильчик?
Встретилась ледяная дорожка. Наташа разбежалась. Олег вновь взял ее за руку и покатил.
— Смотри! Вон идет Евстратова, — сказал Олег.
— Ну и что ж! — задорно ответила Наташа и не выпустила руку Олега.
Глава сорок восьмая
Иван Дмитриевич продолжал проектировать завод-автомат, предназначенный для массового выпуска электрических кирпичей. На доске рядом с книгами появилась ватманская бумага, готовальня, остро отточенные Васей карандаши. Но вскоре Иван Дмитриевич понял, что, сидя в постели, чертить тушью невозможно. Он понял, что без посторонней помощи ему не обойтись. То и дело Ивам Дмитриевич звал к себе сына и просил:
— А ну-ка, Василий, не посчитай за труд, перечерти-ка поаккуратнее вот эти линии.
Чертежник Вася был не сильный, но все задания отца выполнял очень старательно.
…После того как печка стала давать ток, Наташа к Фатеевым ходить перестала. Олегу Зимину вырваться удавалось редко. Зато Никифоров, Птаха и Мухин бывали здесь ежедневно.
Коле нравилось говорить с Иваном Дмитриевичем о новой технике, о политике. Птаха любил послушать воспоминания Фатеева о прошедшей войне.
Мухина главным образом занимала печка. У него никак не укладывалось в голове, что такое несложное устройство превращало тепловую энергию в электрическую. Женя подсаживался к печке и подключал к ней то паяльники, то лампочку. Его восхищало то, что электрическая цепь печки не боялась коротких замыканий.
С приходом ребят в доме наступало оживление, что очень любил Иван Дмитриевич.
Несколько раз ребята заставали Васю за чертежной доской. Узнав, почему Вася так усердно занялся черчением, Олег предложил:
— Фатей! А что, если чертежи будет делать весь отряд?
— Весь отряд! — передразнил его Коля. — Ты за весь отряд не ручайся! Вспомни, как с печкой было…
Однако предложение Зимина Коле понравилось.
Слух об электрическом кирпиче быстро распространялся не только по классу, но и по школе. Наташа рассказала о том, как опробовали печь, многим девочкам. Олег, захлебываясь от восторга, пропагандировал изобретение Фатеева среди ребят и обещал, если разрешит Иван Дмитриевич, показать кирпич всему отряду.
