Жигмонд Мориц - Будь честным всегда
— Границы между отдельными эпохами не так просто различить, как полагают люди несведущие. Вот, к примеру, в Дебрецене и по сей день венгры применяют некоторые инструменты каменного и костяного века. Хортобадьские пастухи и батраки развязывают узлы ничем иным, как берцовой овечьей костью, с одного конца заостренной и с отверстием, просверленным на другом конце; и в каждом крестьянском доме под зеркалом висит просверленная с одной стороны косточка из гусиного крыла, служащая для продевания шнура в порты…
Тут внезапно раздался смех. Впрочем, большинство мальчиков едва слушали учителя: все перешептывались, смеялись, занимались своими делами: кто играл в пуговицы, кто точил карандаши, некоторые готовили письменные задания, решали арифметические примеры.
— Об этом я упомянул для того, чтобы показать, какая требуется осторожность для установления возраста предметов, обнаруженных при археологических раскопках. На Малайских островах есть несколько племен, и по сей день пользующихся костяными и каменными орудиями, хотя страны с высокоразвитой промышленностью, заинтересованные в рынках сбыта, по низкой цене продают повсюду свою прекрасную продукцию. На что известная вещь бритва, а я сам видел в Египте (перешептывание, оживление в классе), как тамошние цирюльники в банях соскребают волосы с тела, натертого доломитовой грязью (приглушенный смех), не стальной бритвой, а ножом из обсидиана, камня, который в изобилии можно найти и в Венгрии, только называется он у нас иначе. Значительное его месторождение находится, например, поблизости от Дебрецена, в Ковашской долине, — многие ошибочно именуют ее Ковачской. В южной ее части, возле Диосегской дороги, на песчаных холмах, которые в пятидесятые годы отвели под хутора и тогда еще окрестили Проклятыми землями…
— А у нас там делянка, — объявил во всеуслышание один из мальчиков, коренной дебреценец.
— Там, в одном месте…
Но тут встал дежурный:
— Господин учитель…
— Что? Что такое? — испуганно спросил старик, опять приставляя к уху растопыренные пальцы.
— Господин учитель, Лайош Оноди говорит, что и у них есть надел в Проклятых землях.
Старик раздраженно махнул рукой, чтобы дежурный сел, и продолжал:
— В том месте, где при проведении проселочной дороги разрыли песчаный холм, его крутой склон постепенно вылизал ветер…
И тут уже раздался дурацкий хохот, ржание, визг, заглушившие голос преподавателя.
— Кто вылизал? Что вылизал? — с издевкой спрашивали со всех сторон.
— Да, в чем же дело? — недоумевал учитель, снова неловко приставляя ладонь к уху, но никто ему не отвечал, все безудержно смеялись.
Тогда старик, так и не поняв, в чем дело, заговорил о другом:
— Да, очень забавно происхождение названия — Проклятые земли. Земли эти при бургомистре Чорбе отрезали от общественных пастбищ и продавали небольшими наделами. Бедняки проклинали богачей, скупавших участки, и с тех пор земли там стали называться Проклятыми.
Мальчиков это ничуть не интересовало, а старый учитель беседовал с ними, как с разумными, равными ему людьми.
Опять встал дежурный и, перекрывая общий шум, сказал:
— Господин учитель, простите, пожалуйста, мы не поняли, кто вылизал…
Придя в неистовый гнев, старик уставился на него широко раскрытыми глазами. Вскочил со стула и закричал пронзительно, как птица:
— Ты наглец, милый мальчю-юган, просто наглец! Тебе не место среди порядочных людей! Иди сюда и встань рядом со мной!
Все гимназисты неистово ржали, положив головы на парты, только Орци сидел с серьезной физиономией, неодобрительно покачивая головой.
Старик растерялся, словно поняв трагичность своего положения. Помолчал немного, собравшись с мыслями, повернулся к Миши и стал ему рассказывать, как ветер развеял песок и обнаружились предметы каменного века.
— А это наглядно доказывает, что еще в каменном веке в окрестностях Дебрецена обитали люди.
Миши был счастлив, что учитель теперь уже обращается только к нему. Глубоко тронутый, он не пропускал ни одного его слова и чувствовал, что получил сегодня прочные знания. Душа его преисполнилась благодарностью к этому маленькому старичку.
— Извините, пожалуйста, господин учитель, можно задать вопрос? — поднялся с места Орци.
— Ну что? — пробормотал учитель.
Приставив руку к уху и поджав губы, он пытался расслышать вопрос; его длинный нос, тонкий, как лезвие бритвы, казалось, просвечивает на фоне освещенного солнцем окна.
— За сколько лет до рождества Христова жили здесь, в Дебрецене, люди каменного века?
— A-а! За сколько лет до рождества Христова! В эпоху неолита. Я, к сожалению, не располагаю сведениями о том, что у нас на родине были обнаружены предметы, относящиеся к палеолиту. Неолит — это уже эпоха шлифованного камня, шлифованных каменных орудий.
— Да. Но, простите, пожалуйста, господин учитель, неолит все же был до рождества Христова?
— Тогда и Христа еще не было в помине! — Учитель развел руками.
— Христос жил не так уж давно, как бы вчера… Когда он родился, человечество давным-давно уже пережило каменный век, последовавший за ним бронзовый, медный и даже железный. Впрочем, люди такие тугодумы: пока они немного усовершенствовали способ шлифовки камня, прошли тысячелетия. Как можно говорить, милый мальчик, за сколько лет до рождества Христова… И причем тут Христос! Сколько понадобилось времени, пока каменный топор заменили железным, тем топором, которым работал отец Христа — он же был плотником, — а истины, что проповедовал Христос, дошли до нас вместе с каменным топором из древнейших времен.
Достав из кармана связку ключей, он отпер ящик в столе.
— Вот кусок камня, расколотый молоток. Раскололся он, разумеется, возле отверстия. Это определенная ступень в изготовлении молотков. Прекрасный экземпляр, он восходит, видимо, к самому раннему неолиту. Ему по меньшей мере три-четыре тысячи лет. Но сколько лет отделяет его от начала каменного века, когда камень лишь отбивали? По крайней мере сто тысяч. Каменный век тянулся самое меньшее сто, полтораста или двести тысяч лет…
— Если считать от рождества Христова или от нашего времени? — настаивал на своем Орци.
— Ты, милейший, такой же осел, как твой отец! — вдруг покраснел от гнева учитель. — Иди сюда, постой возле меня!
Под хохот всего класса Орци послушно взбежал на кафедру. Оттуда он погрозил рукой мальчикам, чтобы они перестали смеяться.
— Посмотри-ка на этот камень, — обратился учитель к Орци. — Видишь?
— Да.
— Видишь, как он прекрасно отшлифован? Его шлифовали уже специальным инструментом. Вот, посмотри… С рождества Христова прошло так мало времени, что его не хватило бы на изобретение инструмента, которым отшлифовали этот молоток… А вот другой камень, на нем просверлены отверстия, чтобы, просунув в них пальцы, удобно было держать его в руке. Этим инструментом человек каменного века раскалывал камень на тонкие пластинки, которые шли на изготовление ножей. В нем отверстие для удобства пользования… Но пока человек догадался, что эти отверстия облегчат ему труд, прошло, милый мальчик, в двадцать раз больше времени, чем от рождества Христова до наших дней. Стало быть, вопрос твой неуместен. Если я говорю двести, триста тысяч лет, то отсчитываю их не от рождества Христова и не от сегодняшней даты в классном журнале, а…
— От сотворения мира, — выпалил Орци.
— Со дня смерти твоего деда! — закричал учитель. — Откуда же я веду счет? — спросил он Миши, который до сих пор стоял перед картой, жадно впитывая в себя каждое слово учителя.
— Да ниоткуда, — пожимая плечами, проговорил Миши.
— Да, да, ниоткуда! — воздев руки кверху, воскликнул учитель. — Именно так, ниоткуда! Приблизительно! Только чтобы определить границы времени… Ступай на место!
Орци, раздосадованный таким оборотом дела, обиженно покусывал губы.
Прежде чем сесть за парту, он бросил взгляд на учителя и, убедившись, что тот на него не смотрит, состроил гримасу и приставил руку к уху, передразнивая его. Тут, конечно, смешок пробежал по классу.
И вдруг прозвенел звонок.
Учитель достал свою записную книжку и, послюнив огрызок карандаша, вывел против фамилии Миши огромную пятерку.
Имре Барта, привстав, заглянул в записную книжку.
— Прекрасный ответ, мой мальчик, — сказал учитель Миши, — садись на место.
Как только он вышел за дверь, поднялся невообразимый шум.
— Это уж свинство! — воскликнул Фери Сегеди. — Миши ни слова не сказал и получил пятерку! Да ответь я весь урок, старик влепил бы мне тройку, не больше. Да чтоб ему пусто было!
Кое-кто засмеялся, но почти все хлынули уже из класса и понеслись вприпрыжку на первый этаж.
