Жигмонд Мориц - Будь честным всегда
У Сегеди был очень оскорбительный тон, и он с презрением смотрел на Миши. А тот молча проглотил обиду, считая, что Сегеди прав, хотя сам он внимательно слушал и хорошо понял объяснения учителя, за что и получил пятерку.
— Нет, он хорошо отвечал, — вступился за Миши Танненбаум. — Хоть он и не рассказал заданного урока, зато назвал как это… палеонталь… нет, па… — Он открыл учебник географии и, отыскав нужное слово, записал его карандашом на полях.
— Он пожал плечами, вот и весь его ответ! — закричал Сегеди.
— Попробуй пожать плечами, — налетел на него разъяренный Гимеши, — двойку получишь, а Нилаш пожимает плечами и получает пятерки. Тут уж ничего не попишешь.
— Вы все заодно, первые ученики! — завизжал Сегеди и даже плюнул на них.
Зажав под мышкой учебники, Гимеши, как злая собачонка, набросился на него и по-козлиному боднул головой в живот, так что Сегеди упал, ударившись о кафедру. Учебники у Гимеши разлетелись в разные стороны, и он тоненькими белыми ручками принялся колотить Сегеди по щекам и шее. Тот кулаками дубасил его по голове, но попадал только в стриженный наголо затылок, и, несмотря на звонкие удары, Гимеши не было особенно больно. Зато он в кровь расцарапал Сегеди лицо.
Тут подоспел Имре Барта: перепрыгнув через несколько парт, принялся их разнимать.
— Вы что, не в своем уме? — вскричал он.
— Да вы еще об этом пожалеете! — орал Сегеди, брызгая слюной и размазывая кровь по лицу. — Попробуй-ка только сунь к нам нос! — прибавил он, посмотрев на Миши.
Миши было ужасно стыдно, что из-за него произошла эта драка, и тут вдруг он вспомнил, что Сегеди живет где-то по соседству с Дороги.
— А что я тебе сделал плохого? — со слезами спросил он.
— Попадись мне только, гадина этакая, я тебя так оттреплю за уши! — пригрозил своему врагу Гимеши и стал подбирать с пола учебники.
— Неандертальский! — испустил вдруг крик Танненбаум. — Неандертальский! Неандертальский!
Никто не понял, отчего Гимеши так взбесился. Хотя он был меньше ростом и слабей Сегеди, однако основательно его поколотил.
Спускались по лестнице втроем: впереди шел Гимеши, за ним Танненбаум — последнее время они очень сдружились — и замыкал шествие притихший и расстроенный Миши.
В классе кто-то крикнул, увидев Гимеши:
— Да здравствует Тучок!
И все со смехом подхватили:
— Да здравствует Тучок!
— Ерунду мелете, — пробурчал Гимеши и улыбнулся: он обычно не очень-то сердился, когда его так называли.
Как-то раз на уроке он заявил во всеуслышание, что у них в Трансильвании говорят «тучок», а не «тычок», и, хотя это было его выдумкой, упорно стоял на своем, за что и получил прозвище Тучок.
Миши со страхом ждал следующего урока — латинского языка: ведь если его вызовут, он так легко не отвертится… Он с подозрением смотрел на Михая Шандора: о чем тот перешептывается с Орци?
— Миши, скажи-ка, ты выиграл в лотерею? — подойдя к нему, решительно спросил Орци.
Миши опустил голову.
— Мне-то можешь признаться. Наша старая кухарка хорошо разбирается в лотерейных делах, каждую неделю покупает билеты на шесть крейцеров, а потом мы с ней обычно две недели с волнением ждем розыгрыша. И я специалист по лотерее. Меня не проведешь: я тебя как стеклышко насквозь вижу.
Но тут прозвенел звонок, и в класс вошел учитель, господин Дереш. Возбужденные после урока географии мальчики еще не сели за парты. Не дойдя до кафедры, господин Дереш остановился и махнул перчаткой, которую держал в руке, словно говоря: «В чем дело?» Все заняли свои места.
Поднявшись на кафедру, он раскрыл журнал.
— Разве у вас не было первого урока?
— Был, господин учитель, — раздались голоса, и кто-то прибавил: — География.
— Какой урок? — не расслышал господин Дереш.
— Господин учитель! — вскочив с места, закричал Орци. Хотя он не был в тот день дежурным, ему удалось привлечь к себе внимание учителя, который, подняв руку, заставил всех замолчать и посмотрел на Орци. — У нас была география.
— И учитель географии ничего не записал в журнал?
— Нет, записал. Записал, господин учитель.
Господин Дереш помахал журналом, показывая, что на листе ничего не отмечено. Подбежав к кафедре, Орци перевернул две страницы и нашел запись. Господин Дереш с улыбкой поблагодарил его и отправил на место.
— Учитель географии, видно, считает, — сказал он, — что через сотню лет не будет иметь особого значения, когда именно был у вас его урок.
Школяры громко засмеялись, но Орци ухитрился перекричать всех:
— Не через сотню, а через сто тысяч лет!
— Что ты сказал? — с удивлением посмотрел на него господин Дереш.
— Господин учитель географии говорит, — вскочил с места Орци, — что в истории человечества счет ведется только сотнями тысяч лет… в истории человечества… усовершенствование орудий можно, как он говорит, наблюдать только на протяжении ста тысяч лет… усовершенствование каменных орудий.
Откинувшись на спинку стула, господин Дереш смотрел на Орци. Он улыбался, вернее, готов был улыбнуться от удовольствия, пораженный метким замечанием мальчика.
— Превосходно, — вот все, что сказал он, и посадил Орци на место.
Гимназисты напряженно молчали, и тогда он вызвал Сенте. Тот, сидя на последней парте, с увлечением мастерил из какого-то тряпья мяч.
Сенте прочел всего лишь три фразы, и учитель вынужден был подойти к нему. Там он и простоял до конца урока, заставляя сидящих на последних партах делать синтаксический разбор, поэтому другие мальчики вполне могли перешептываться.
— Где же твой лотерейный билет? — ткнув пальцем в бок Миши, спросил Орци.
— Отдал старику.
— А номер помнишь?
— Нет.
— Ну и осел! Разве так можно?
Они немного помолчали, поскольку на уроке латинского языка не всегда удавалось, пользуясь выражением господина Дереша, вести «приватные разговоры», но чуть погодя Орци опять наклонился к Миши:
— Знаешь, а ведь можно выиграть огромные деньги! Когда я сказал своему старшему брату Хенрику, что куплю на шесть крейцеров лотерейных билетов и, если выиграю четыре форинта, потрачу их на никелированные коньки, с этакими загнутыми носами, он воскликнул: «Что ты, голубчик! Вот если я займусь лотереей, то буду ждать большого выигрыша, четыре форинта и даже тысяча меня не устроят, мне подавай целое состояние…» А ты и понятия не имеешь, что такое лотерея…
Миши молчал, сжавшись в комок, точно ежик. Надо же, только теперь он понял, что ничего не стоит сорвать большой куш… А Орци хорош, раньше и не упоминал о лотерее, а теперь растравляет рану.
Он придвинулся поближе к Гимеши, к которому чувствовал сегодня особую симпатию, ведь тот из-за него ввязался в драку.
— Болит? — спросил Миши.
— Ну, если они меня разозлят, я им задам как следует, стукну головой об стену, так что…
Гимеши был очень мрачно настроен, и Миши, который всей душой тянулся к нему, оставил его в покое, боясь обидеть излишним участием.
На перемене Орци, зная о дружбе Миши и Гимеши, подошел к последнему.
— Гимеши, а Гимеши, наподдай как следует Миши, может, тогда он скажет номера своего лотерейного билета.
— А разве он выиграл?
— Да он говорит, что не помнит номеров.
— Неужели не помнишь? — протянул Гимеши, широко раскрыв свои увлажненные, раскосые, как у японца, безбровые глаза. Они смотрели на Миши с удивлением и обманутым доверием. — Я ему двину изо всей силы, тогда он вспомнит. С ним иначе не справишься, он ведь упрямый как осел, но у меня есть к нему свой подход: я подставлю ему ножку, он растянется во весь рост, а потом буду его колошматить, пока он не сдастся…
Миши сидел, молча улыбаясь. Ох, он готов был отдать что угодно, лишь бы забыть про лотерею.
— Скажешь или нет? — рявкнул Гимеши.
— Отстаньте!
— Я не какой-нибудь старикашка Назон! — кричал Гимеши, все больше горячась. — Выиграл ты или нет?
— Нет.
— Назови номера! Ну-ка? Не назовешь? Тогда я тебя тряхну, да так, что они из тебя сами посыплются!
Точно в шутку, но с горящими от возбуждения глазами он схватил Миши за шиворот и начал трясти.
— Брось, не дури, — чуть не плача, но мягко и добродушно запротестовал Миши.
— Скажешь или нет?
— Нет!
Тут Гимеши разозлился и, вцепившись в Миши, изо всей силы стукнул его головой о парту.
У Миши сперло дыхание.
— Не скажешь, не скажешь? — И Гимеши как бешеный продолжал его бить.
А Миши, ощущавший обычно боль в голове от малейшего прикосновения, вскочил не помня себя и двинул локтем в грудь маленького, тщедушного Гимеши, так что тот шлепнулся в проходе между партами. И некоторое время лежал неподвижно, широко раскрыв рот и едва дыша. Миши страшно испугался, побледнел и хотел помочь ему подняться, но Гимеши неожиданно вскочил сам и, как дикий зверек, набросившись на Миши, принялся, по примеру Сегеди, дубасить его кулаком по голове.
