Геннадий Михасенко - Пятая четверть
— Сколько времени? — спросил Антон.
— Нет часов.
— Ну примерно?
— Полдвенадцатого.
— Точно?
— Примерно.
— Тогда успею.
— Куда?..
— Полчаса хватит, — точно не слыша вопроса, сказал Антон. Он прошел к вертолету и присел на порог кабины. — Ты же хотел дома ночевать!
— Поэтому ты подвалил? — подозрительно спросил Салабон и опять поднял фонарик.
Антон поднял локоть, загораживаясь.
— Убери.
— Я нарочно крикнул, что буду спать дома, чтобы тот услышал.
— Чудак!
— Я так и думал, что это он пробирается.
— И жахнул?
— Жахнул!
— Дробь прошла левее.
— Если бы ты с фонариком, я бы не промазал.
— С ума сошел. Мог бы окликнуть.
— Я же говорю — не тебя поджидал, а Монгольфье.
— Никакого Монгольфье не существует, — как-то буднично-устало сказал Антон.
— Да?.. Тебе все не существует… А это что? — И Салабон протянул Тамтаму ключ на цветастой вязочке. — Висел на ручке редуктора.
Антон схватил ключ и поднялся.
— За ним-то я и пришел… Закрывай все. Надо торопиться. По дороге объясню… Кстати, нужно быть наблюдательней — этот ключ ты видел сто раз… Без вопросов! Спать будем у нас, а караулить здесь некого.
Слова прозвучали так сухо и строго, что удивленный Салабон вдруг почувствовал, что на этот раз ему следует подчиниться Антону. Осветив «Птерикс» прощальным лучом, они покинули поляну.
Глава двадцатая, в которой «Птерикс» хочет взлететь
Испытания Салабон назначил на субботу, на десять часов утра. Радостный Антон предложил почетными гостями пригласить Леонида, Тамару и Свету.
— Свету?! А дядю Митю не хочешь? — рявкнул Гошка. — Вдруг Салабон так бешено глянул на Антона, что тот осекся и закашлял. — Эту шпионку?.. Никого!
Позавчера, когда Гошка узнал правду про все эти таинственные записки, он чуть не отшлепал Свету. Антон думал, что это сгоряча, но прошло два дня, и Гошкина мрачность не рассеялась. — Никого!.. Взлетим — пусть смотрят, а тут чтоб ни одной ноги не было!
— А Леня-то?.. Ведь он… — И, сбитый с толку, обескураженный, Антон стал путано разъяснять Гошке, какое это свинство — не пригласить на испытание человека, который так помог, который все равно все знает и который сам просил не забывать его.
Поворчав, Салабон хмуро согласился.
Вечером Антон долго играл на пианино, потом долго ворочался в постели, а среди ночи вдруг проснулся от ужаса. Ему приснилось, что когда они летели над рекой, в редукторе что-то хрупнуло, и «Птерикс» стал падать. Мгновенно сообразив, что произошла катастрофа, Гошка кулаком высадил дверцу и с криком «Прыгай!» сиганул через Антона вниз головой. Антон же, как упал, потеряв равновесие, так и остался лежать. Он ощущал падение вертолета, но в каком-то оцепенении. В ужасе, с подступившим к горлу комком, понимая, что сейчас разобьется, Антон схватился за порог и подтянулся. И в этот миг внизу шумно взметнулся фонтан брызг — Гошка врезался в воду… Очнувшись и решив, что он чудом спасся и лежит теперь в больнице, перевязанный и в испуге, Антон попробовал шевельнуться. Скрипнула раскладушка и только тут все прояснилось. И со счастливой мыслью, что это был лишь сон, Антон тут же вновь заснул, и так крепко, что утром Леонид его еле добудился.
Братья живо собрались. Леонид затянул рюкзачок со съестным и сказал:
— Вот и все. Как просто наступает великий час.
Тома, в коричневом платье, перехваченном черним мужским ремешком, протянула Антону руку.
— ¡Deseo exitos!.. ¡Que vuestro helicoptero haga el vuelto hasta el septimo cielo![8]
He понимая слов и чувствуя лишь добрую интонацию, Антон с нервным смущением кивнул и ответил:
— Мы прилетим часа через два. Не все сразу, конечно. Так что готовьте с Гераклом посадочную площадку.
И они отправились.
Когда вышли со двора, когда мир вдруг разом расширился, Антон почувствовал, что действительно приближается великий час, в который уже не верилось. И внутри словно освободилась вдруг какая-то пружина, Антон подпрыгнул и побежал.
В десять часов путники прибыли на базу.
«Птерикс» стоял без винтов, на трех чурбаках — колеса решили приделать после испытания. Колпак был сброшен, дверца открыта.
— Почему поздно? — раздался сверху голос Гошки.
Он сидел на сосне с ножовкой в руках, метрах в десяти над землей, на ветке, которая, изогнувшись молнией, торчала далеко в сторону и загораживала небо «Птериксу».
— Тютелька в тютельку.
— Только лодыри тютелька в тютельку приходят, а рабочий человек должен на пятнадцать минут раньше, — проворчал Салабон, удобнее устраиваясь на ветке, точно весь день собирался там просидеть. — В кабине веревка, надо заарканить эту ветку. И как я подпилю, дернуть, чтобы не хряпнулась на «Птерикс», — сердито скомандовал он, ни к кому не обращаясь.
Антона неприятно поразила грубоватость Гошки. Но сейчас некогда было размышлять над этим, надо было работать. Он принес веревку, Леонид привязал к ней толстый сук и легко забросил на ветку, где сук и застрял в рогульке. Салабон заработал ножовкой, посыпались опилки.
— Берегись! — крикнул Гошка. — Пошел!
Ветка вздрогнула, затрещала, стала клониться и вдруг сорвалась. Леонид, отступивший к другой сосне, махнул руками. Ветка дернулась в воздухе и шумно рухнула в кусты.
— Ура-а! — гаркнул Антон. — Да здравствует свободное небо!
— Займись костром, — перебил его восторги Салабон. Он отпустил ножовку, которая по рукоятку врезалась в мох между корнями, и стал спускаться.
— Я займусь, а вы работайте, — сказал Леонид, которого Гошка и не замечал вроде бы.
— Тогда винты неси, — еще не спустившись, повелел Салабон.
И пока Леонид раздувал и расшевеливал полумертвый костер, пока он мыл и чистил картошку и открывал банки с тушенкой, ребята двумя металлическими накладками и четырьмя болтами стянули между собой винты. Действовали молча. Антон, видя угрюмо-сосредоточенное лицо друга, не решался болтать по пустякам, хотя в нем так и кипело все от радости и хотелось петь.
И вот этот огромный, изжелта-белый крест, блестя кромками лопастей, обитых тонкой жестью консервных банок, подплыл на вытянутых руках к вертолету и занял, наконец, свое законное место — квадратный конец вала скользнул в квадратные дыры накладок.
Теперь это был настоящий вертолет.
— Ура-а! — опять крикнул Антон. — Леня, глянь-ка!..
Салабон осторожно полез на кабину. Кепку он где-то обронил, щеки были в смоле или в ссадинах. Он уселся между лопастей, ноги врозь, и, не оборачиваясь, как хирург, протянул руку и отрывисто бросил:
— Ключ!
Антон подал ключ и стал, разинув рот, следить, как навинчивается последняя гайка. Последняя! Дальше этой гайки ничего нет… В ногу Антона что-то ткнулось. Он глянул. Возле него стояла Тигра, облизываясь, виляя хвостом и всем своим видом говоря: «Вот и я!» Антон вскинул брови, и тут же позади раздался надтреснутый голосок:
— Вы еще не улетели?
Света стояла в кастах, повязанная белым платком, с зеленой сумочкой через плечо, в которой она носила вонючую сетку от мошки.
— Ты чего приплелась? — крикнул Салабон. — А ну-ка тикай отсюда! — И принялся шарить вокруг себя, чтобы чем-нибудь запустить в Свету. — Антон, дай-ка самопал!..
— Да что ты, Гош? — испугался Антон.
— Дай самопал!.. Я ей говорил, чтобы не показывалась мне на глаза. Я ей покажу, как выслеживать!
— Спокойней, друзья, спокойней! — проговорил подошедший Леонид. — Света ко мне пришла, а не к вам… Света, айда к костру. Считайте, что ее нет. — И он повел оробевшую девочку к костру.
— Да прогнать ее отсюда, Леонид Николаевич! — не унимался Гошка. — Ишь, еще не улетели!.. Шпионка, — добавил он тише.
Тигра побежала за Светой.
— Взлетишь тут, с такими… — пробурчал Салабон, опять берясь за гайку. Упершись в винт, он, наконец, затянул ее, бросил ключ в траву и спрыгнул. — Ну, Тамтам, все… Отойди пока, я один попробую. — И, ни на кого не глянув, скрылся в кабине.
Радужное настроение, немного испорченное Светиным приходом и всей этой сценой, вдруг оставило Антона совсем. Он весь напрягся. «Сейчас взлетит!.. Взлетит!» — стучало в висках.
Винты «Птерикса» дернулись и пошли. Быстрее, быстрее… Антон испустил дикий, несуразный крик. Но винты почему-то перестали разгоняться. Они вертелись с одной скоростью, и скорость эта была малой — лопасти даже не слились в сплошной круг.
— Ну что он! Что он тянет! — Стиснув зубы, Антон бил и бил кулаком в ладонь.
Дверка распахнулась.
— Тамтам, иди-ка сюда, — прохрипел Салабон.
Антон подскочил.
— Залазь… Не могу. Давай вместе.
Кабина не была рассчитана на то, чтобы редуктор крутили двое, но Антон кое-как протиснулся с другой стороны, и оба они налегли на рукоятку. Она поддавалась трудно и медленно, и тут же поняли ребята, что им просто не хватает сил. Поняли, но продолжали неистово жать на рукоятку, не признаваясь друг другу, как тогда, на камнедробильном заводе, когда преследовали вора, — уже знали, что его там нет, замолчали и взбирались…
