Анастасия Перфильева - Шпага д’Артаньяна
Глава третья
Витя выбежал от Гаврилы Семёновича в превосходном настроении.
«Вот это подарочек! Вот это да! — про себя твердил он. — А родители согласятся. Ещё бы не согласиться!..»
Шпага в штанине мешала ему быстро идти, и он пошёл тише, не сгибая ногу, прихрамывая, но стараясь держаться как можно прямее.
Свернул в кривой, кончавшийся тупиком переулок. Этим переулком Витя обычно избегал ходить, потому что там жил и властвовал Валька Пузырь из шестого «Б» их школы, известный задира и силач, не пропускавший ни одного чужого мальчишки через свой проходной двор. А чтобы скорее попасть домой. Витя решил идти именно проходным двором. Сейчас, чувствуя за поясом шпагу, он был готов на всё!
Так и есть!
Пузырь стоял в воротах, окружённый, как всегда, своими ребятами. Издали он щурился на подходившего Витю.
Засунув руку под куртку и положив её на эфес шпаги, с забившимся сердцем Витя шёл навстречу опасности.
— Эге! — зловеще процедил сквозь зубы Пузырь.
Витя, не дрогнув, продолжал идти.
Витя, не дрогнув, продолжал идти.
Завернул в ворота и особенно медленно стал подниматься в гору. Он готов был поклясться, что Пузырь сам уступил ему дорогу.
«Прошёл, как торпеда, — подумал Витя, замирая от восторга и гордости. — Как д’Артаньян между гвардейцами кардинала Ришелье!»
И хотя ему страшно хотелось обернуться, всё — таки не обернулся.
А Пузырь в это самое время говорил своим ребятам:
— Да что с ним связываться! За живот держится и хромает. Инвалидов не трогаем…
— Да что с ним связываться! За живот держится и хромает. Инвалидов не трогаем… — сказал Пызырь.
Благополучно миновав проходной двор. Витя вышел на свою улицу и чуть не запрыгал от радости. Но шпага больно ткнула его в бок, и он опомнился.
Всё же у себя в подъезде он дал себе волю: прихватил рукоятку обеими руками и, как на крыльях, взлетел на третий этаж.
Родители были дома.
Витя уже наметил себе план действий. Он ворвётся в комнату, выложит перед восхищёнными родителями шпагу и, пока они будут любоваться ею, потребует расписку.
Но всё получилось не так.
Ещё из кухни Витя услышал сердитый голос матери, говорившей отцу:
— Ты бы поменьше с приятелями в пивной сидел да побольше детьми занимался. Мальчишка вон совсем от рук отбился. И деньги целее будут…
На это отец громко крякнул.
«Поссорились! — подумал Витя, не заходя в комнату. — Если из-за меня, расписки не видать. А может, денег до получки не хватило?»
И он решил, что пока родители не в духе, разговор про шпагу лучше отложить.
Витя потосковал в коридоре, сбросил на сундук куртку. Шпага не давала ему покоя: надо было немедленно показать её кому-нибудь.
— Ты где это был? — строго спросила игравшая в коридоре с соседской девочкой Танюшка. — За тобой Шурик Кривошипов заходил, заходил…
— Кривошипов? Когда? — обрадовался Витя. Это был выход.
— Полчетвёртого. В музей идти. А мама велела, как придёшь, чтобы дома сидел! — прибавила она, увидев, что Витя снова надевает куртку.
Но Витя только грозно посмотрел на Танюшку и скрылся за дверью.
Кривошип! Как это он сразу не сообразил? Конечно, надо было сейчас же показать шпагу Кривошипу.
Однако Витя тут же вспомнил слова Гаврилы Семёновича: «Шпагу из дома не выносить…»
Да, но ведь можно с чистой совестью считать, что он и не заходил домой! А расписку? Расписку-то до вечера ещё успеет получить!
И Витя снова очутился на улице.
Уже смеркалось. Кое-где в окнах зажглись огни. В полумраке дома стали выше, от них на мостовую падали чёрные тени. Казалось, что в каждой подворотне человека поджидает опасность.
Витя решительно шагал по тротуару.
И воображение быстро стало рисовать и подсказывать ему самые необыкновенные картины. Одну заманчивее другой.
Неплохо было бы, например, встретиться сейчас же один на один в тёмном переулке с тем же Пузырём и, вытащив из-за пояса шпагу, обратить его в позорное бегство.
Или вот ещё лучше.
Витя видит, как будто по улице идёт девочка. А за ней неслышно крадутся три, нет, лучше два — с тремя ещё не справишься! — бандита. Девочка не замечает их. Витя прячется в тени забора, и рука его сжимает рукоять шпаги. Разбойники хватают девочку. «Снимай шубу!» — шипят они, озираясь по сторонам. «Помогите!» — слышится жалобный приглушённый крик. Один из бандитов зажимает девочке рот, другой стаскивает шубу. Как барс, обнажив шпагу, Витя бросается вперёд. Удар! Ещё удар! И разбойники, бросив шубу, удирают во все лопатки. «Ты мой спаситель, — говорит девочка (это, конечно, Милочка). — Скажи мне скорее, как тебя зовут?». Витя срывает маску — ах, да откуда же у него маска? Придётся срочно сделать! — безмолвно поднимает шубу, подаёт её девочке и исчезает в переулке…
У Вити даже защипало в носу. Проглотив слюну, он думал дальше.
Вот сейчас из-за угла выходит его враг, учитель английского языка Иван Иванович, «Пинкертон». А следом в надвинутой на глаза шляпе — какой-нибудь шпион, пробравшийся в нашу страну, чтобы отомстить ему. Рука с кинжалом, поднятая, чтобы поразить учителя в спину, безжизненно падает. Это Витя в последнюю минуту разрубает её шпагой. «Пинкертон» благодарит Витю и говорит:
«Я был к тебе несправедлив. Прости меня…» — и исправляет тройку в четверти на пятёрку.
Но тут Витя снова вспомнил, что обещал Гавриле Семёновичу не только не выносить шпагу из дома, но и не обнажать ее. Это сразу отрезвило его, и ему стало не по себе.
Однако он быстро придумал выход.
Он сам придёт к Гавриле Семёновичу и скажет: «Я обманул вас. Я обнажил на улице шпагу!»
Гаврила Семёнович станет серьёзный и грустный. «Я верил в тебя, Витя, — скажет он. — Но ты не оправдал моего доверия. Теперь наша дружба врозь. Прощай!»
Тогда Витя скромно, не выпячивая себя, расскажет ему всё. И Гаврила Семёнович всё поймёт, похвалит его и подарит ему самую лучшую свою картину, где охотник стреляет в лося…
Так мечтал Витя. Но кругом было тихо и спокойно. Бежал по улице освещённый трамвай, лоточница продавала папиросы, и только милиционер на перекрёстке подозрительно, как показалось Вите, оглядел его.
Витя замедлил шаг. А вдруг милиционер увидел, что у него из-под штанины высовывается шпага?
«Свернуть с дороги? — подумал Витя. — Усилишь подозрение. Бежать? Ещё хуже».
Он остановился в нерешительности, ища выхода. А милиционер вдруг поманил его к себе пальцем.
Опустив голову, чувствуя, что спотыкается, как приговорённый к казни, Витя заковылял к нему. В душе он твёрдо решил, что Гаврилу Семёновича не выдаст, лучше тюрьма!
Милиционер смотрел на него внимательно и ласково.
— Что ты ищешь, мальчик? — спросил он. — Что с тобой? На тебе лица нет.
— Ничего, спасибо, нога болит, а дорогу я знаю, — прохрипел Витя и, боясь оглянуться, хромая больше, чем надо, пошёл по мостовой.
«Пронесло! — думал он. — Теперь надо быть осторожней…»
И ему сразу расхотелось мечтать и искать приключений. К тому же дом Шурки Кривошипа был уже рядом.
Глава четвертая
Шурка Кривошипов, или Кривошип, как его прозвали в школе за немного кривые ноги, был лучшим другом Вити, хотя ни внешне, ни характером они вовсе не были похожи.
Кривошип был маленький, коренастый, с почти чёрными волосами, раздвоенным подбородком и длинным прямым носом. (Учительница рисования говорила, что у Шурика римский профиль.)
У Вити же волосы были совсем светлые и щёки очень румяные.
Шурка уже два года назад вообразил себя взрослым и решил никогда ничему не удивляться. А Витя вечно чем-нибудь увлекался, и никак нельзя было ожидать, что он придумает завтра.
Шурка много занимался гимнастикой и даже, как он выражался, «работал с гантелями». Однажды он подсчитал, что если каждый день прыгать вверх по десять — двадцать раз, прибавляя ежедневно по сантиметру, что вовсе нетрудно, то примерно через полгода можно допрыгаться до потолка. И втайне от товарищей усердно тренировался.
Витя же был совершенно равнодушен к спортивным достижениям и больше всего любил книги с приключениями.
Про Гаврилу Семёновича Витя, конечно, рассказал Кривошипу, но почему-то до сих пор ни разу не приводил его с собой в гости к Поповым.
Были они оба — и Витя и Шурик — в одном звене, учились на четвёрки и пятёрки, кроме английского языка, который давался Вите с трудом, а Шурка считал его не имеющим применения в практической жизни.
Шурка был уже дома и сидел один, когда к нему пришёл Витя.
— Клянись, Кривошип, что не выдашь моей тайны! — с порога, как только Шурка закрыл за ним дверь, начал Витя. — Твоих никого нет?
— Клянусь. Никого. Какой тайны? — быстро сказал Кривошип и поднял руку.
