Анна Аксёнова - Весёлый камушек
Однажды
Сима купалась. В этом котловане, до краёв заполненном водой, купались многие ребята. Конечно, если поблизости не было никого из взрослых.
Сима ныряла, фыркала и совсем не обращала внимания на мальчишку, сидящего на берегу. Самому небось лет восемь, а он как маленький — сидит строгает палочку. Наверное, и плавать даже не умеет.
— Эй, ты, — не утерпела наконец Сима, — швыряй сюда палку!
Мальчишка смотрел невидимо, не понимал, чего от него хотят.
— Кидай, говорю, палку, а то вот вылезу!
Мальчишка кинул палку. Через плечо, как девчонка.
Сима сажёнками подплыла к ней, вцепилась и, работая одними ногами, поплыла к берегу. Пусть-ка посмотрит. Она терпеть не могла таких тихоньких пай-мальчиков: все они трусы и ябеды.
Сима вылезла на берег и встала над мальчишкой.
— Чего тут расселся?
Снизу на неё доверчиво смотрели голубые глаза.
— Я всегда здесь сижу.
Его покорность немного смягчила Симу.
— Зовут-то как?
— Лёс… Лёша.
— А чего здесь делаешь?
— Так просто, гуляю.
— Ничего себе гуляет, — фыркнула Сима. — Сидит палочку строгает, как девчонка.
Мальчишка молчал.
— Чего молчишь? Покричи маму.
Он уже надоел Симе: совсем какой-то глупый. Просто, чтоб окончательно добить его, спросила:
— «Тома Сойера» читал?
— Нет.
Сима сплюнула.
— Такую книгу не читал! Эх, ты!
— Я «Чиполлино» читал, «Золотой ключик».
— Подумаешь!
— Стихи знаю, — перечислял Лёсик.
— Подумаешь! «Люблю грозу в начале мая».
— Нет, не такие.
— Всё равно знаю.
— Нет, не знаешь.
— Нет, знаю. Ну какие?
Живут на свете птицы:
Ласточки и воробьи.
Голуби и скворцы
И есть на свете ребята:
Чёрные и белые,
Жёлтые и всякие.
— Вот и знаю, — сказала Сима, — мы их в школе учили.
Мальчишка вскочил, веснушки резко обозначились на его лице.
— Неправда, не учили!
— Учили, ещё в третьем классе.
— Не учили! Это я сам их придумал!
— Ты-ы? — открыла рот Сима.
— Я. А ты врёшь.
Вот так тихоня — взъерепенился как! Сразу видно, что и правда сочинил он. Сима с удивлением посмотрела на мальчишку. Этого даже она не умеет.
— А ещё знаешь?
— Знаю, только тебе не скажу.
Обиделся. Но Сима же просто так сказала, позлить… Конечно же, не учили.
— Скажи, а я тебе покажу что-то.
Но Лёсик уже не верил ей.
— Честное слово, покажу. Хочешь, сейчас пойдём?
Они направились к мелкому кустарнику, густо росшему у озера. Озеро было тусклое, затянутое плесенью. В нём никто никогда не купался: говорили, что там засасывает дно.
Сима подвела Лёсика к высокому растению, каждая веточка которого заканчивалась зонтиком.
— Смотри — это болиголов. Если его съесть — умрёшь.
— Как — съесть? — удивился Лёсик.
— Ну как едят — не знаешь? У меня братишка, когда маленький был, сделал свистульку, жевал-жевал и отравился. В больницу возили. Думаешь он почему болиголовом называется? От него ужас как голова болит.
Лёсик во все глаза смотрел то на девчонку, то на растение.
— Видишь, красные пятнышки на стебле? Я его всегда по ним узнаю.
Лёсик вдруг возмутился:
— Так чего же ты… Рвать его надо!
— Правда, — всплеснула руками Сима, — вот дура я так дура!
Вдвоём начали выдирать траву, выкапывать корни.
Потом с землёй, чтоб оттереть противный мышиный запах, мыли в озере руки.
— А ты молодец, догадался, — похвалила Сима. И попросила: — Расскажи, как ты стихи сочиняешь, я никому не скажу.
Лёсик виновато посмотрел на неё:
— Они сами получаются.
Она видела, что он не врёт. Только почему у неё не получаются?
— А про нас с тобой может получиться?
— Не знаю. Наверное, может.
— Ну сочиняй, я подожду.
Лёсик добросовестно шевелил губами.
— Сочинил?
— Сочинил:
Озеро мутное, мёртвое,
В нём даже рыбы не водятся.
А на берегу стоим мы —
Живые и весёлые.
Конечно, это были стихи. Самые настоящие.
— А я… я на велосипеде умею. Никто не обгонит, даже Шурка Парамонов.
— У меня трёхколёсный, старый, — признался Лёсик.
— Приходи ко мне — научу, — обрадовалась Сима.
— Правда научишь?
— Научу, чего там — сел и поехал. У нас во дворе все выучились.
Они долго сидели, разговаривали. Лёсик рассказал про лягушку знакомого инженера из Сибири, как она будит его по утрам: «Вста-а-ва-ай, вста-а-ва-ай», а потом оба бегут наперегонки к колодцу, умываться.
Сима тоже стала рассказывать про свою собаку, какая она умная. Но мальчик вдруг перебил её:
— Видишь вон то дерево?
Она посмотрела:
— Вижу.
— Над ним небо и больше ничего нет. Видишь?
— Ну и что?
— Ничего. Ты только тихо сиди и слушай, тогда услышишь.
Сима покорно уставилась на дерево и стала слушать. Ничего нет, только тишина одна. Да и дерево как дерево — ничего особенного. Ну небо там, правда, темнее, как будто уже вечер. И всё. Если бы человек был, тогда интересно, а дерево… хотя оно тоже живое, у него листья, оно дышит… В лесу, где много деревьев, они шумят, шумят, а этому и пошептаться даже не с кем, стой себе одно-одинёшенько.
Симе показалось, что ветер донёс до неё тихо звенящую жалобу. Или это ветер так звенит? Только почему она раньше не замечала, что ветер может звенеть?
Лёсик рядом порывисто вздохнул:
— Слышала?
— Слышала, — неуверенно сказала Сима. — А ты?
— Тоже слышал.
Сима во все глаза смотрела на Лёсика. Она любила таких мальчишек, с которыми можно побегать наперегонки, построить почти настоящий экскаватор, влезть на крышу пятиэтажного дома и запустить планер, можно… можно даже подраться при случае. Отчего же ей так хорошо с этим малышом? Ведь ей-то самой скоро одиннадцать уже…
— Так ты придёшь завтра к нам?
— Приду.
— Приходи обязательно, я буду ждать: Садовая, дом четырнадцать. Найдёшь?
— Найду.
Сима посмотрела на него — тихого, маленького — и вскочила.
— Пойдём лучше сейчас, я тебе сама покажу. А то вдруг не найдёшь.
Весёлый камушек
— Пап, мне скучно.
— Ну вот, такая большая, а скучно.
— Да… скучно…
— Пойди поиграй с девочками. Смотри, сколько девочек гуляет.
— А они со мной не играют.
— Почему? — удивился папа.
— Они дразнятся.
— Хм, — сказал папа. — И как же они дразнятся?
— Плакса-вакса, жадина-говядина… по-всякому. Такие противные девчонки.
— А ты не плакса-вакса? — спросил папа.
— Нет, — ответила Таня, — просто мне скучно.
Папа посмотрел на свою дочку. Она стояла перед ним маленькая, с тоненькими, как прутики, косичками.
— Знаешь что? — сказал папа. — Я тебе подарю одну вещь. Тебе с ней никогда не будет скучно, и дразниться никто не будет.
— Какую вещь?
— Сейчас скажу. — Папа немножко помолчал. — Я тебе подарю… весёлый камень, вот что я тебе подарю.
У Тани глаза стали большие и круглые.
— Весёлый камень? Какой весёлый камень?
Папа выдвинул ящик письменного стола, что-то поискал и вытащил оттуда жёлтый, немножко прозрачный камень.
— Вот, — сказал он. — Это весёлый камень.
Таня потрогала его:
— А почему он весёлый?
И папа стал рассказывать:
— Давным-давно жил на свете мальчишка-хвастунишка. «Я, — говорит мальчишка-хвастунишка, — всё могу! Захочу — море выпью и тем морем солнце залью. Вот только жалко — моря у нас нет».
Проснулся на другой день мальчишка-хвастунишка. А у самого дома большущее море разлилось. «Ну что ж, — говорят мальчишке, — море есть, посмотрим, как ты солнце зальёшь». — «Море-то есть, — отвечает мальчишка, — да оно тёплое. Тёплым не потушишь». Встали люди на другой день. А море из тёплого стало холодным, бурливым… «Ну, а теперь?» — спрашивают мальчишку. Нечего делать! Набрал мальчишка полный рот воды и как дунет на солнце! Смешно стало солнцу. А мальчишка старается! И чем больше он старается, тем больше хохочет солнце. Хохотало-хохотало, даже слёзы от смеха выступили. И упали те слёзы в море. А море холодное было — слёзы и замёрзли, в камень превратились. И вот кому такая солнечная слезинка достанется, тому весело живётся.
— Ну? — не поверила Таня. Взяла она камушек. — А можно я пойду с ним погуляю?
— Можно. Только помни: этот камушек всем надо давать, кто попросит, иначе он перестанет быть весёлым.
