Галина Галахова - Легкий кораблик — капустный листок
— Угробить меня захотел! А-а-а-ай! — закричал он.
— Извините! Я думал, что вы — бочка!
— Сам ты бочка! — закричал посторонний человек. — Признавайся, кто тебя подослал?
— Нет, нет! — испугался Петя. — Я пришел вам рассказать как постороннему человеку!..
Человек отодвинулся от Пети и посмотрел на него издалека…
«…А навстречу им — бедный мальчик. У него даже имени не было. Мальчик остановился у светофора.
„Никто меня никогда не зовет!“ — пожаловался мальчик.
„Давай мы тебя позовем, — предложил чайник. И крикнул: — Мальчик!“
На его крик прибежали тысячи мальчиков. Как прибежали, так и убежали. Мальчик заплакал.
„Надо, чтобы его по имени звали!“ — вмешался светофор, который регулировал движение на Белом море, он задумался и остановил все машины. А тут откуда ни возьмись — первоклассник.
„Ехай, ехай! Быстрее давай! — закричал на машины первоклассник — ранец за спиной, глаза страха полны. — Опаздываю!“
Машины помчались к Белому морю.
„Послушай, может быть, ты его как-нибудь назовешь? — обратился светофор к первокласснику. — Ты ученый как-никак!“
„Боюсь! — в ответ первоклассник. — Мы этого еще не проходили!“
Он сорвался с места и побежал в школу. Из его дырявого кармана выпали на землю буквы. Ветер закрутил их по воздуху и кинул на землю — сложилось слово: „Викки“.
„Ветер назвал тебя Викки!“ — обрадовался светофор.
„А кто меня позовет, кто со мной поиграет?“ — снова захныкал мальчик.
„Я! — заворчал чайник. — Носи меня всегда на голове, Викки!“
„Мы! — пропищали туфли. — Разве мы не пароходы?“
„Я! — промолвил капустный листок. — Садись на меня — поплывем!“
„Спасибо вам, добрые вещи, но мне хотелось бы поиграть с каким-нибудь мальчиком“.
„Неблаг… неблаг… неблагодарный! — затрещали попугаи. — Пошли, ребята, без него!“
„Ну и пусть! — безнадежно сказал Викки. — Они меня не поняли, ну и не надо! Теперь имя есть, а друга нету. Мне еще хуже!“
Добрые вещи обнялись и дружно направились к Белому морю, но светофор остановил их. Его глаз затек яростью.
„Глупый Викки! — закричал светофор. — Ты только поешь и ничего не делаешь. Тебе никто не сможет помочь, пока ты не преодолеешь себя. Торопись с ними на Белое море!“
„Садись на меня, Викки, поплывем вместе“, — прошелестел капустный листок. Викки погладил его, а светофор зажег им зеленый свет и крикнул:
„Капустный листок, отвези его к Другу Души — ты ведь знаешь, где он… А впрочем, он сам бросится ему навстречу, когда минута придет…“»
Петя перевел дыхание, чтобы продолжить дальше, но услышал шум дождя. Он поднял кверху ладонь, так он всегда приветствовал дождь, но ладонь осталась сухой. Тогда Петя огляделся и увидел, что это плачет посторонний человек.
— Что с вами? — спросил удивленный Петя.
— Жалко!
— Кого?
— Себя и жалко! — признался посторонний человек. — Его-то некому было позвать, а меня позовут в любую минуту.
Петя ничего не понял:
— Кто позовет?
Посторонний человек упрямо замотал растрепанной, как кочан капусты, головой:
— Не, не скажу!
Пете стало любопытно, и он стал допытываться:
— Ну кто? На какую букву?
Посторонний человек оглянулся по сторонам и сказал:
— Мэ!
— Мама! — догадался Петя, удивляясь, что у такого старого и страшного человека есть мать. И как она только не боится своего сына?!
— Петя! Что с тобой? Где ты? — послышался с улицы мамин голос.
— Да я здесь, у…
— У дяди Яши! — подсказал человек-бочка, сморкаясь в кулак.
Мама распахнула калитку и увидела пропавшего Петю.
— Здравствуй, мама! — сказал Петя.
— Здравствуйте! — поправив прическу, сказала мама.
— Добрый день, любезная красавица! — воскликнул дядя Яша. — Ай люли, ай люли!
Мама взглянула на хозяина огорода и почему-то перепугалась.
— Петя, марш домой! — скомандовала она.
— Куда же вы спешите? — спохватился хозяин. — А сын у вас прямо чудак! Я наревелся его слушать. Так смешно рассказывает. Такого наплел. Некому его позвать, говорит, Викки — он и сирота, ха-ха! Назвал меня старым чайником. Сплющенным. Камень мне залепил, хе-хе, простите, в спину, так сказать. Обозвал потусторонним человеком. Тебя, говорит, скоро позовут на букву «Мэ». А я не такой. Вранье это, любезная красавица!
Петя смотрел с нарастающим удивлением на дядю Яшу, мама — на Петю, а дядя Яша — себе под ноги и крутился на месте, как заведенный.
Ничего не говоря, Петя с мамой схватились за руки и бросились вон с чужого огорода.
Вслед им неслось:
Потусторонний человек — ха-ха-ха!
Неизвестный человек — охо-хо!
Дядя Яша Утюгов — молодец!
Не придет ему конец — никогда!
Незваные гости бежали, а дядя Яша веселился, потирая руки о коричневые шаровары, фонарями стоявшие у него на коленках.
Петя с мамой, запыхавшись, вбежали на Белую дачу. Мама упала на кресло-качалку и стала раскачиваться. Петя взглянул на маму и увидел ее девочкой с пушистыми волосами и легкой, как белое облачко, плывшее по небу.
— Мама! — воскликнул Петя и хотел сказать маме, какая она.
Мама засмеялась:
— Как он нас напугал! Я его впервые так близко видела. Какой страшила, а говорят…
— А он кто? — спросил Петя, замирая.
— Чудак один, воров боится, колокольчиками себя окружил. Ну ладно, побаловались, а теперь надо собираться в город. Ослаптоски — что это?
Мама поднялась с качалки, и Петя узнал в ней взрослую свою маму.
— А почему чудак? А почему воров боится?
— Тебя это не касается. Это я так сказала, к слову пришлось…
«Ослаптоски…»
Мама занялась сборами, а Петя сел рисовать.
— Хотел пробыть в походе до октября. Ничего не понимаю. Ослаптоски. Может быть, ослаб от тоски? А, Петя?
— Ослаб от трески, — предположил Петя. В распахнутое окно он видел три березы на пригорке — три белые ноги, три зеленые головы. На пригорок взбирались поля гороха с синими и красными огоньками цветов. В горохе стояли козы, гордо вскинув рога.
Мама повернулась к Пете и сердито сказала:
— Петя, не говори глупостей. Едем.
Они нагрузились сумками и направились на вокзал. Быстро подошла электричка, они впрыгнули в нее. В электричке мама продолжала волноваться.
Петя провожал глазами леса, бегущие зелеными волнами, и телеграфные столбы, бесстрашно раздетые в любую погоду. Шел дождь.
— А вдруг в нем произошел душевный перелом. Как ты думаешь, Петя?
— Разве бывает перелом души? Это как перелом ноги?
— Другое!
— А у кого он бывает? Отчего? — спросил, не оборачиваясь, Петя.
— У тебя быть не может — не волнуйся!
Петя оторвал взгляд от дождя.
— Почему?
— У тебя счастливое детство — у тебя все есть!
— А он бывает, когда чего-то нету, да, мама?
— Хватит! Ты мне мешаешь.
Петя замолчал, а потом они приехали в город.
В городе было солнечно и тесно.
Петя едва узнавал знакомые улицы. А как отвык, наверно, от города папа!
Они вошли во двор. Посреди двора стоял мальчишка и смотрел вверх. Это был тот самый мальчишка, который валялся когда-то на скамейке. Петя хотел тогда пригласить его на день рождения, но не решился.
Мальчишку звали Борька Красномак. Он вчера вернулся в город, а сегодня весь день проторчал во дворе в надежде, что увидит кого-нибудь из товарищей, но так никого и не дождался, потому что никто еще не приехал.
Борька увидел своего «заоконника» в ту минуту, когда совсем впал в отчаяние, — он не мог так долго терпеть одиночество. От радости у него загорелись уши. Раньше бы он нипочем не обрадовался. Разве есть тебе дело до какого-то «заоконника»? Нет тебе дела, и все! Но если никто не приехал, а главное — нет Саши… тогда и «заоконник» сгодится. Но уж очень задается «заоконник»! Ведь во двор не выйдет. Не гуляется ему во дворе — все с мамочкой за ручку! Ишь вырядился весь — в белых штанах! Ведь сейчас уйдет и снова будет торчать в своем окошке. И наплевать ему, что человек помирает со скуки…
«Я-те сделаю цирк, ну-ну! — подумал Борька. — Будешь у меня знать, как торчать в окошке!»
«Вот сейчас поздороваюсь с ним, — подумал Петя. — Это самое трудное. А потом, потом…» — Он невольно остановился, но, встретившись с мальчишкой взглядом, не смог ничего сказать и снова пошел за мамой.
«Уйдет!» — ахнул Борька.
«Я знал, что он будет первым, кого я встречу…» — подумал Петя.
— Петя, не отставай! — сказала мама.
— Во-о! — вдруг заорал Борька, тыча пальцем в сияющее небо.
— Что? — не удержалась мать «заоконника» и перевела взгляд туда, куда показывал Борька.
— Да спутник!
— Ой, никогда не видела спутника! И Петя — тоже. Где? Где?
— Да вон же! Там!
