Виктор Кава - Трое и весна
Когда Соня засопела у него за спиной, Володя недовольно буркнул:
— Чего пришла? Без тебя обойдётся…
И загородил подход к яме.
Соня схватила его за рукав, дёрнула в сторону. А сама наклонилась над ямой, всматриваясь в темноту.
Ну а дальше все было делом техники. Лёгонький, будто нечаянный толчок, шорох осыпающейся земли, пронзительное: «Ай-яй-яй!»
Володя даже вздрогнул в постели, вспомнив этот Сонин крик.
Кровать заскрипела, что-то спросонок пробормотала мать, а из ящика под кроватью донёсся шорох.
«Хорошо, что я ей ужа в портфель не положил», — простодушно подумал Володя. Он опустил руку и стукнул по ящику — спи, мол.
И сам крепко зажмурил глаза.
Глаза-то зажмурить можно. Но как заставить спать голову?
«Для Сони уж страшнее жабы, — продолжал размышлять Володя. — А я его летом под рубашкой ношу. Здорово! Другие хлопцы чуть не плачут от жары. А мне хоть бы что. Будто в кадке со льдом сижу. Ну если кто-нибудь попросит, дам охладиться. Хлопцам, конечно. Девчонкам ужа лучше не показывай… А ведь он лучше кошки. И мышей ловит, и не шкодливый, не мяучит противно, когда есть захочет. Только голову поднимет и смотрит… Правда, глаза какие-то неприятные, застывшие…»
В стареньких часах зашипело, и они пробили одиннадцать раз.
«Ой!.. — спохватился Володя. — Что же это я не сплю? Мне же завтра нужно батю опередить».
Диктант и сирень
Кто-то дёргал его за плечо. Володя с замиранием сердца чуть приоткрыл глаза. И сразу же раскрыл их широко. Возле кровати стояла мать, отца в хате не было. «Ага, может быть, во дворе умывается…»
— Вставай. Скажи спасибо, что у тебя отец такой добрый. Не дал будить до восхода солнца, — развеяла его сомнения мать. — Если б не он, стащила бы тебя за чуб…
Володя молча вскочил и с благодарностью подумал: «После восхода могла разбудить. Значит, сама пожалела…»
Если без охоты идти за водой, далече покажется. Ну а сегодня он живо обернулся. Мать не успела опомниться, как в сенях уже дышали прохладой два полных ведра. Володя быстренько нарвал поросёнку молодой росной лебеды и, только мать вышла во двор, бросился подметать хату. Из этой помощи, правда, ничего путного не получилось. Мать заметила клубы пыли, что вырывались из окна, метнулась в хату и отобрала веник.
Но все равно настроение у Володи понемногу улучшалось. И он побежал в школу, отодвигая подальше в память вчерашнее происшествие. Так, чтоб оно казалось давнишним-предавнишним, чуть ли не прошлогодним.
Бежал, пока не глянули на него из-за тына розоватые кусты сирени. «Ух ты! Красивые какие… — остановился Володя. — Вот бы такие нашей учительнице… Она любит цветы, а ей их только по праздникам дарят. Пусть удивится: ни с того ни с сего — сирень. От кого бы это?..»
Голова и руки работали дружно. И спустя минуту Володя уже петлял узенькой улочкой, крепко сжимая в руке букет, а за ним гналась чёрная кривоногая собачонка и летели вдогонку вопли какой-то тётки. Вопли неслись долго, а собачонка скоро отстала. Потому что какая собака не знает, что весной у каждого мальчишки, который помогает родителям на огороде, остаётся в кармане увесистая картошина? А если случайно её нет, то разве трудно нагнуться за комком земли?..
Примчался в школу чуть ли не самый первый. Не долго думая схватил одну из кружек у бачка, налил туда воды, поставил в неё сирень и — на учительский стол. А одну ветку, помешкав, спрятал в свою парту.
«Хватит им и одной кружки, — подумал он про ребят. — Если только селёдки наедятся… Тогда, конечно, придётся им в очереди постоять, чтобы напиться. Но вроде бы на днях не завозили селёдку в магазин».
Тут прибежали ребята с мячом. И Володя вспомнил, что первый урок у него украинский язык, только когда уже после игры вскочил в класс.
Сел за парту, глянул искоса на Соню. Глаза сердитые, но, видно, больше уроками озабочена, вон как припала к учебнику. «Ну, ничего! Когда после уроков заглянешь в свой портфель, всю твою злость на меня как рукой снимет», — мысленно пообещал ей Володя.
А сам он порывисто открыл учебник, прочитал правило, потом зажмурился, чтобы в уме повторить. А перед глазами… мяч и ворота. «Вот дурачок! Обрадовался, что в футбол приняли играть. После него ведь только голы мерещатся».
Учительница вошла в класс со стопкой тетрадей, и у Володи немного отлегло от сердца.
Наверное, диктант будет.
Учительница склонилась к букету.
— Как хорошо пахнет! Кто же это принёс? — с благодарностью взглянула она на класс.
Володе почему-то неудобно было признаться, и он только беспокойно заёрзал на месте.
— А-а, это ты, Степаненко, — кивнула ему учительница. И вдруг хитро прищурилась: — А жаловаться никто не прибежит?
— Кто его знает, — простодушно ответил Володя.
Учительница внимательно посмотрела на него, вздохнула, но ничего не сказала и переставила цветы на подоконник.
Диктант, к сожалению, был на правило, которое Володя не успел выудить до прихода Марии Филипповны. На свой страх и риск он написал два предложения и повернул голову направо.
— Иван, — просительно зашептал он соседу, — дай глянуть…
— Ишь какой нашёлся! — обиженно прошептал Иван.
— Да нет… это я так. — Сбитый с толку Володя вобрал голову в плечи.
— Не приучайся жить за чужой счёт, — отозвался сосед и уткнулся в свою тетрадку: учительница диктовала новое предложение.
И Володе пришлось ловить на слух. Хорошо, что Мария Филипповна говорила чётко, раздельно. Ага, тут чуть-чуть задержалась — запятая, видно. А вот остановилась, будто собралась канаву перепрыгнуть, — либо двоеточие, либо тире.
Иван Турчак — отличник. Он суров и неуступчив. Но сегодня и он не мог спокойно смотреть, как беспомощно барахтается в беде его товарищ.
— Ну, ладно, давай гляну, что у тебя там, — сказал он, когда учительница кончила диктовать.
— Глянь! — обрадовался Володя. Он уж и ручку приготовил, чтобы исправлять проклятые ошибки.
Но Иван не собирался тыкать пальцем в них. Просмотрев диктант, он коротко бросил:
— Пять ошибок.
— А где, где?
— Ищи сам.
Володя на всякий случай жалобно скривился, умоляюще взглянул на товарища. Но поняв, что Иван неумолим, уткнулся в тетрадь, почти касаясь носом букв. Вряд ли тут помог Володе нос, однако три ошибки были выловлены.
— Знаешь, если б раньше времени не позвонили, все бы до одной выклевал, — хвастал он Ивану на перемене. — И получил бы пятёрку. А что? Наша Мария Филипповна такая: заслужил — получай. Справедливая!
— Ну, до пятёрок тебе ещё далеко, — усмехнулся товарищ. — Для этого нужно правила учить.
— Это точно, — поскрёб Володя колючий затылок. — Когда только на слух ловишь — немного поймаешь.
— Ты на слух меньше надейся, чаще в книжку заглядывай, — не все пишется, как слышится, — сказал Иван.
— Да если бы не Сонька!!! И угораздило же её в яму к этим жабам! — сокрушённо покачал головой Володя.
— Какие ямы, какие жабы? — вытаращился Иван.
Володя нерешительно посмотрел на него — рассказать или нет? Хотелось поделиться. Но времени маловато. Разве за какие-то пять минут все выложишь?
— Давай после уроков! Все расскажу, — пообещал он.
Чудеса с рисованием
Случись это месяц назад, Володя рассказал бы обо всем Ивану на рисовании. Быстренько намалякал бы хату или дерево — и свободен пол-урока. Твёрдая тройка ему обеспечена.
Но месяц назад произошла на удивление приятная перемена в Володином «середняцком» житье-бытье.
У них хорошая учительница. Володя не может и не хочет представить, что будет с ним в наступающем году, когда Мария Филипповна оставит их и снова возьмёт себе первый класс. Хоть ему и перепадает от неё, пожалуй, больше всех.
Мария Филипповна все умеет, даже петь, правда, негромко, но приятно, с душой. А вот рисует плохо. Долго мучается, пока на доске появится что-нибудь похожее на копну сена, танк или грушу. Юрка Шевчук, по прозвищу Шило, балагур и остряк, один раз, когда она рисовала танк, сказал: «Разве это танк? Это же — черепаха!» Ну, конечно, Володя треснул его за это по спине, а Иван добавил хорошего тычка под ребра.
Так вот, месяц назад заболела их учительница. Она целый день чихала и кашляла. А утром пришёл директор и объявил, что Мария Филипповна нездорова и несколько дней их будет учить её дочь, будущий педагог, которая сейчас на каникулах. Он просил ребят её слушаться, так как Александра Олеговна будет учить впервые.
Володе стало не по себе. Он вспомнил, как вчера Мария Филипповна чихала и кашляла. А он, олух, набегался, разжарился и полез форточку открывать.
Теперь не миновать ему двойки или замечания: и уроки кое-как выучил, и не умеет сидеть спокойно… Мария Филипповна знает его характер, может с ним по-хорошему. А эта?..
