Леонид Конторович - Колька и Наташа
«Дался ей этот комар, — с раздражением думала Наташа, — не надоест же человеку. Не ладилось бы у нее с углом, небось, не то бы запела…»
Генка, видя плохое настроение Наташа, незаметно удалился из комнаты.
— Наташа, что с тобой? — спросил вошедший Колька. — Случилось что-нибудь?
Девочка жалобно посмотрела на него.
— Как ты думаешь, черти есть на свете? Восьмой раз белю угол, а он все сырой и сырой.
— Черти? Вот придумала! Слезай, я погляжу. Ага! — Колька соскочил со стремянки. — Подожди, я сейчас прибегу!
Через несколько минут он разыскал Марию Ивановну.
— Идем к Ермолаичу, — после некоторого раздумья сказала она, выслушав рассказ о Наташиных горестях.
На ходу отдавая распоряжения работавшим, она говорила Кольке:
— Он у нас на все руки мастер. Ты его не знаешь? Он и плотник, и штукатур, и печник.
Дмитрия Ермолаича, рабочего судоремонтных мастерских, они застали на третьем этаже. Коренастый, немного сутулый, он молча, кивком головы ответил на приветствие Марии Ивановны, ни на секунду не прерывая работу. Рубанок так и летал в его руках. Мария Ивановна рассказала ему, зачем они пришли.
— Скажи, — спросила она, — как быть?
Ермолаич, слушая ее, продолжал свое дело. Мария Ивановна повторила вопрос, но плотник опять ничего на ответил.
«Он глухонемой, — решил про себя Колька. — Ему надо на пальцах рассказать». Колька живо зажестикулировал. Ермолаич с недоумением и любопытством посмотрел на мальчика. Взгляд его будто говорил: «Это еще что такое?» Удивилась и Мария Ивановна.
— Ты это зачем, — спросила она у Кольки.
— Да он же не слышит и не говорит, тетя Маруся.
Но тут «глухонемой» выплюнул изо рта в ладонь мелкие гвоздики и, к изумлению сконфуженного Кольки, сказал:
— Ты чего, парень, руками крендели вывертываешь, чай, я не туг на уши. А насчет угла штука немудреная: сырость. Надо, Ивановна, соскоблить да протереть известкой, песочком и глиной. Тут, как говорится, и весь сказ.
«Вот так глухонемой!» — Колька с трудом дождался возможности убежать.
В комнате он поведал Наташе о разговоре с Ермолаичем.
Вместе посмеялись.
— Ну, а как с углом? — спросила Наташа.
— Сейчас сделаю.
— Ты не обманешь?
— Конечно, нет.
Уверенность Кольки успокоила Наташу.
— Знаешь, Коля, возьму-ка я и вымою окна! — Она сбегала к Ольге Александровне, выпросила у нее тряпку, развела мел в тазу.
Учительница снова затянула:
Полетел комар в лесочек,
Ох, ох!
Полетел комар в лесочек
И уселся на дубочек
Сел…
Теперь Наташе эта песня очень нравилась. Она даже стала подпевать Ольге Александровне. И когда Генка в открытое окно выкрикнул: — Что это ты там комара тянешь за хвост? — она даже не обиделась.
Генка вообще такой. Уж, кажется, занят — просеивает через самодельное сито песок, — а все равно не может не по зубоскалить. Но Наташа за словом в карман не полезет.
— Отгадай, Минор, загадку, — начала она, поплевывая на покрытое мелом стекло. — На море маяк то потухнет, то погаснет, то погаснет, то потухнет — хорошо виден его огонь морякам?
— Вопрос! Конечно, хорошо!
— Эх, ты! То потухнет, то погаснет!
Генка попал впросак.
А Кольке не удавалось вывести сырость. Устали руки, заныла спина.
— Придется подождать, пока подсохнет, — не совсем уверенно проговорил он.
Наташа, сочувственно кивнув головой, подошла к нему.
— Подождем.
Генка воспользовался этим моментом, чтобы отплатить Наташе. Он подскочил к открытому окну и нарисовал на матовом от мела стекле чертика, а вместо рожек — косички с бантиками, как у Наташи.
Любуясь своим произведением, Генка отошел на несколько шагов и запел:
Сатана здесь правит бал,
Здесь правит бал,
Люди гибнут за металл,
За металл…
Кое-кто из работавших во дворе рассмеялся. Успех вскружил Генке голову. Размахивая лопатой и выкрикивая про сатану, он близко подошел к окну и тотчас поплатился.
Взмахнув грязной тряпкой, Наташа ударила Генку. Волосы у него побелели. Под смех окружающих Генка беспомощно заморгал глазами.
Привлеченная шумом, во двор вошла Мария Ивановна. «Батюшки», — всполошилась она и, схватив ведро с чистой водой, помогла Генке умыться.
— Ну, как это вам нравится? — спросила она у подошедшей Ольги Александровны. Судя по выражению лица учительницы, той это совсем не нравилось. Но она предпочитала пока промолчать.
— Хороши забавы, — сурово обратилась Мария Ивановна к приумолкшим детям. Строгий взгляд ее остановился на Кольке.
— Что ж ты, Коля? Поручили тебе ремонт комнаты, а у тебя вон что творится. Чистый грех с вами. Пожалуй, пусть лучше домой идут, Ольга Александровна, все на душе спокойнее будет. А с тобой, Наташа, и говорить не хочу.
Ребята обомлели: неужели их отстранят от ремонта школы?
— Что вы их ругаете? — горячо защищал Кольку и Наташу Каланча. — Так Минору и надо, пусть не пристает.
— Я это сам все! — неожиданно для всех заявил Генка. — Наташа с Колькой здесь не причем.
— Если так обстоит дело, — вмешалась Ольга Александровна, — пусть тогда ребята остаются.
Мария Ивановна махнула рукой: «Ох, уж эти мне защитники!» — и пошла в дом.
Глава 4. Генка — строитель
После побелки комнаты ребята почувствовали себя полноправными строителями.
Глеб Костюченко, часто наблюдавший за ребятами, как-то сказал:
— Вижу, флотцы, нос вы задрали выше адмиралтейской иглы!
Неожиданно выяснилось, что в угловом классе печка дымит и ее надо перекладывать.
Колька упрашивал Марию Ивановну, чтобы им разрешили исправить ее. Мария Ивановна посоветовала подождать Дмитрия Ермолаича, который перекладывал печи в других классах.
Ребята расстроились: долго ждать.
Марии Ивановне житья не стало от Наташи и Кольки. За едой ли, перед сном, они упорно осаждали ее.
Она прекрасно понимала ребят и в душе одобряла их настойчивость.
По ее просьбе Дмитрий Ермолаич отправился в класс, чтобы узнать, какой требуется ремонт. Пришел он с плотничьим ящиком, с которым никогда не расставался. Ребята бурно спорили. Генка и Каланча утверждали, что Колька и Наташа слабо действуют, плохо добиваются от Марии Ивановны разрешения. Те отбивались.
…При виде Дмитрия Ермолаича Колька вспомнил, как он его принял за глухонемого и многозначительно переглянулся с Наташей. Старик сделал вид. Что он не заметил этого, громко кашлянул и приступил к осмотру печи.
Он видел, что ребята с нетерпением ждут его заключения. Тщательно, как врач больного, обследовал он печь.
Вывод был нерадостный.
— Как говорится, — осторожно начал он, — дела-делишки невеселые. Послужила она неплохо. А теперь, выходит, всю ее разрушить требуется и заново сложить.
Дети приуныли.
— Ну, ну, сорванцы, пяток дней потерпите, помогу. Как говорится, раньше никак нельзя…
Он подхватил свой ящик и ушел.
Опечаленные ребята рассуждали о том, что во всех комнатах ремонт проходит успешно, а у них затягивается.
Генке, мечтавшему о славе, показалось, что наступила долгожданная минута, когда он сможет проявить себя. Это тем более легко сделать, что не было Каланчи (тот всегда относился к нему насмешливо). Скромно потупив взор, Генка с достоинством промолвил:
— Я сложу печь!
Слова его произвели большое впечатление. Наташа попыталась что-то сказать, но поперхнулась. Колька же, не веря своим ушам, спросил:
— Ты?
Генка уселся на ящик и загадочно улыбнулся.
Но Наташа уже пришла в себя:
— Послушай, Минор, — схватила она его за рукав, — ты не врешь?
— Какой же из тебя печник? — недоверчиво спросил Колька.
— Да он врет, — убежденно заявила Наташа. — Ей-богу, врет.
— Я вру? — Генка встал с ящика. Выражение его лица — снисходительное, больше того, несколько презрительное — совсем сбило с толку Кольку и Наташу. — Я вру? Эх вы, музыканты…
— Клянись, — громко потребовала Наташа.
— Лопни мои глаза, если я хоть капельку наврал, слышишь, Колька, — он принципиально не замечал Наташу.
Колька захотел проверить Минора.
— Генка, а с чего мы начнем?
— Отвечай? Ну-ка? — потребовала Наташа.
Все решалось настолько просто, что Генка невольно струхнул. Он понял: ребята поверили ему. «А не сказать ли честно, пока не поздно: какой из меня печник? Но нет, это значит — опозориться. Только вперед, авось все будет хорошо».
— Чего особенного, — небрежно сказал он, — разберем все, кирпич за кирпичом и уложим его аккуратненько.
— Аккуратненько? Тогда давай завтра, — предложил Колька.
