Фрэнсис Бернетт - Маленький лорд Фаунтлерой (пер. Демуровой)
Еще несколько дней он очень волновался в душе, пока не получил от Фаунтлероя письмо и не прочитал его несколько раз про себя и вслух Дику, после чего изучил письмо, полученное примерно в то же время Диком, и только тогда успокоился.
Письма Фаунтлероя доставляли им обоим огромное удовольствие. Они их читали и перечитывали, обсуждали и наслаждались каждым словом. А потом целыми днями писали ответы и перечитывали их не меньше, чем письма, полученные от Фаунтлероя.
Написать письмо было непростой задачей для Дика. Все свои познания в грамоте он приобрел за те несколько месяцев, что жил со старшим братом и ходил в вечернюю школу; впрочем, он был паренек сообразительный и постарался, чтобы недолгое это учение не пропало даром, для чего читал по складам газеты и практиковался в письме мелом на тротуарах, стенах и заборах. Он рассказал мистеру Хоббсу о своей жизни и о старшем брате, который заботился о нем после смерти матери (Дик тогда был совсем маленьким). Отец их умер незадолго до матери. Брата звали Бен, и он смотрел за ним, как умел, пока Дик не подрос и не начал торговать газетами и работать посыльным. Жили они вместе; с годами дела у Бена шли все лучше, и наконец он получил вполне приличное место в одной лавке.
— И тогда, — повествовал Дик с отвращением, — он возьми да и женись на одной! Втюрился в нее, как теленок, и вовсе ума лишился! Женился на ней, и поселились они в двух комнатах позади лавки. А она сильная, ну прямо тигрица, настоящая тигрица! Как разозлится, рвет все в клочки, — а злилась она непрестанно. И младенца себе родила такого же целыми днями и ночами ревел! Он ревет — и если я его на руки не возьму, она в меня чем попало швыряет. Однажды швырнула в меня тарелкой, да попала в младенца и рассекла ему подбородок. Доктор сказал, у него шрам до конца дней останется. Хороша мать! Да уж, доставалось нам всем — и Бену, и мне, и малышу! А на Бена она злилась за то, что он мало денег зарабатывал. Наконец он поехал с одним парнем на Запад, чтобы там скот разводить. Через неделю после его отъезда прихожу я домой, распродав газеты, а в доме пусто и дверь заперта, а хозяйка мне и говорит: уехала Минна, смылась, значит, от нас!
Потом уже мне говорили, что она за океан подалась, поступила там нянькой к какой-то барыне, у которой тоже был маленький. Только мы о ней с тех пор и не слышали! И Бен ничего от нее не получал. Я бы на его месте не очень-то и огорчался! Впрочем, он, верно, и не огорчается! А раньше он очень по ней вздыхал. Честно вам скажу, был от нее ну прямо без ума. Вообще-то она собой была очень хороша, когда приоденется да не злится. Глаза большие, черные, волосы как смоль, до самых колен, заплетет их в косу толщиной с руку и обкрутит несколько раз вокруг головы, а глаза так и сверкают, так и сверкают! Люди говорили, что она наполовину и…тальянка — то ли отец у нее, то ли мать оттуда приехали, оттого она и была такая бешеная! Да, верно, она и вправду родом была оттуда!
Дик часто рассказывал мистеру Хоббсу о своей невестке и о брате Бене, который прислал ему с Запада два письма. На Западе Бену не очень-то повезло, и он перебрался в другое место, а потом еще ездил с места на место, пока не устроился на ранчо в Калифорнии, где и работал с тех пор.
— Эта женщина, — сообщил как-то Дик мистеру Хоббсу, — вытрясла из него всю душу. Жалко мне его было, ничего не мог я с собой поделать…
Они сидели вдвоем на пороге лавки; мистер Хоббс набивал табаком свою трубку.
— Нечего было жениться, — сказал мистер Хоббс важно и встал, чтобы взять спичку. — Женщины… Какой с них может быть толк? Он вынул спичку из коробка и вдруг остановился, глядя на прилавок.
— Письмо! А я-то его раньше и не заметил. Почтальон, верно, положил, а я и не видел или, может, газетой его прикрыл!
Он взял в руки письмо и внимательно посмотрел на конверт.
— Это от него! — воскликнул он. — Честное слово, от него! Он совсем забыл про трубку и, усевшись в кресло, вскрыл конверт перочинным ножом.
— Интересно, что у него там новенького? — сказал он. И, развернув письмо, прочитал:
«Замок Доринкорт.
Дарагой мистер Хоббс, Пишу вам втаропях, потому что мне надо соабщить вам любопытную новость знаю что она вас очень удивит мой дарогой друг все это ошибка и я не лорд и мне не надо быть графом приехала дама каторая вышла замуж за моего дядю Бевиса каторый умер у нее есть сын и лорд фаунтлерой он в англии такой абычай сын старшего сына графа и есть граф если все астальные умерли то есть если его отец и дедушка умерли мой дедушка не умер но дядя Бевис умер и патому этот мальчик лорд фаунтлерой а меня теперь завут Седрик Эррол как тагда кагда я жил в Нью-Йорке и все теперь будет принадлежать этому мальчику я сначала думал что мне придется отдать моего пони с тележкой но дедушка говорит нет мой дедушка очень огорчен и по-моему эта дама ему не нравится а может быть он думает мы с дарагой огорчились что я не буду графом теперь я больше хател бы быть графом чем раньше патому что замок очень красивый и все здесь мне так нравятся а потом кагда ты багат ты столько всего можешь сделать теперь я не багатый патому что если твой отец младший сын он не бывает багат я буду учиться и работать чтобы заботиться о дарагой я Уилкинса спрашивал как за лашадьми ухаживать может я могу стать грумом или кучером эта дама привезла своего мальчика в замок и дедушка с мистером Хэвишемом с ней гаворили по-моему она сердилась и очень кричала и дедушка тоже сердился я раньше никогда не видел чтобы он сердился жаль что они так ссорились я решил вам сразу написать вам и Дику потому что вам это интересно вот пака и все любящий вас старый друг Седрик Эррол (не лорд Фаунтлерой)».
Мистер Хоббс откинулся на спинку кресла и уронил письмо на колени; конверт с перочинным ножиком соскользнули на пол.
— Ну и ну, — проговорил он, — ведь это с ума сойти! Он был так поражен, что слегка изменил свое обычное восклицание. Бывало, он говаривал: «С ума сойти можно», но на этот раз он сказал просто «с ума сойти» — может быть потому, что был от этого недалек? Кто знает…
— Вот это да! — воскликнул Дик. — Значит, все лопнуло, да?
— Лопнуло! — повторил мистер Хоббс. — А я так думаю, что это английские ристократы сговорились, чтобы лишить его того, что ему по праву принадлежит, и все потому, что он американец. Они на нас зуб держут еще с Войны за независимость и теперь на нем вымещают. Я тебе говорил, что боюсь за него, и вот — полюбуйся! Видно, все правительство сговорилось, чтобы лишить его законных прав! Он был очень взволнован. Поначалу он не одобрял перемену в жизни своего юного друга, но со временем он с нею примирился, а получив от Седрика первое письмо, даже начал в душе гордиться свалившимся на его юного друга богатством. Конечно, «графья» не вызывали в нем восторга, однако он знал, что деньги иметь неплохо и в Америке, а если все состояние и роскошь зависят от титула, то потерять его нелегко.
— Они его ограбить хотят, — проговорил мистер Хоббс. — Вот что они задумали, и люди обеспеченные должны о нем позаботиться.
Мистер Хоббс до позднего часа не отпускал Дика, а когда наконец они обсудили неожиданную новость во всех подробностях и Дик отправился домой, мистер Хоббс проводил его до угла; на обратном пути он остановился против пустовавшего дома и, глядя на выставленную в окне бумажку с надписью «Сдается», в волнении раскурил трубку.
Глава двенадцатая ПРЕТЕНДЕНТЫ
Спустя несколько дней после званого обеда все англичане, хоть изредка заглядывающие в газеты, узнали романтическую историю о том, что случилось в замке Доринкорт. Это была увлекательная история, особенно если ее рассказывать со всеми подробностями. Главным лицом в ней был маленький мальчик, которого привезли в Англию, чтобы он стал лордом Фаунтлероем; про него говорили, что он был так мил и красив, что все его полюбили; в истории принимали участие дед мальчика, граф Доринкорт, который очень им гордился, и прелестная юная мать, которой граф не мог простить того, что она в свое время вышла замуж за капитана Эррола. Рассказывалось в ней и о странном браке Бевиса, покойного лорда Фаунтлероя, и о его странной жене, о которой никто ничего не знал, которая вдруг объявилась откуда-то с сыном, утверждая, что он-то и есть подлинный лорд Фаунтлерой и следует восстановить его в правах. Обо всем этом много говорили и писали — история эта привлекла всеобщее внимание. А потом вдруг пронесся слух, что граф Доринкорт недоволен оборотом дела и собирается оспаривать права неожиданного претендента, и впереди замаячил увлекательнейший процесс.
Такого волнения не знали раньше в окрестностях Эрлсборо. В базарные дни люди собирались группками и судили и рядили о том, что же произойдет; фермерши приглашали друг друга на чашку чая, чтобы иметь возможность посудачить обо всем, что они слышали и что думают и что, по их мнению, думают другие. Они с наслаждением рассказывали друг другу о том, как старый граф пришел в ярость и принял твердое решение не признавать нового лорда Фаунтлероя, и о том, какую ненависть вызвала в нем эта женщина, мать нового претендента. Больше всех, разумеется, могла порассказать миссис Диббл, которую в эти дни просто рвали на части.
