Нина Бодэн - Сбежавшее лето
— Почему ты мне не рассказал об этом?—в ярости спросила она.
— Не всегда и не все нужно говорить.— Он набрал целую горсть камней и песка и швырнул ее в озеро.— Во-первых, ты могла подумать, что я намерен тебя разоблачить.
— Да,— только и произнесла униженная донельзя Мэри.— Понятно.
— А я вовсе и не собирался этого делать,— сказал Саймон.— Она зашла к нам случайно. И я даже не упомянул при ней, что мы знакомы.
— Она знает. Я встретила ее вместе с Полли-Анной на почте. Это было ужасно.
При воспоминании о том, как это было, ее словно окатило холодной волной. Ей даже почудилось, что она вот-вот утонет. Она села, прислонившись спиной к стенке грота, и обхватила голову руками. Слезы струились у нее сквозь пальцы.
— Они сказали ей, что я сирота, что я голодаю, а теперь она передаст это тете Элис и... и... Лучше мне умереть.
Она слышала, как под ногами Саймона хрустят камни и песок. Потом остался только шелест воды в гроте. Саймон ушел, она была одна.
Она все плакала и плакала. И была не в силах остановиться. Словно внутри у нее прорвалась плотина и поток воды, хлынув через глаза и нос, будет литься до тех пор, пока не выльется до конца. Руки у нее стали влажными, как набравшие влагу губки, а голова разбухла вдвое.
— Мэри! — позвал ее Саймон. Он пытался оторвать ее руки от лица.
Давясь слезами, она отвернулась.
— Оставь меня в покое!
Он старался впихнуть ей на колени что-то извивающееся и пушистое.
— Ноакс! — Она схватила кота, зарылась лицом в его шерсть.
Но он отчаянно сопротивлялся, царапался, и ей пришлось его отпустить. Он спрыгнул с ее колен и уселся поодаль, не спуская с нее глаз и приводя в порядок свою шубку.
— Все меня ненавидят, даже Ноакс,— всхлипнула она.
— Это только потому, что я его поймал,— объяснил Саймон.— Он не любит, когда его ловят и берут на руки.— Он помолчал.— Мне уйти?
— Да,— сказала Мэри и прикусила язык.— То есть нет.
Он, нахмурившись, уселся на корточки рядом с ней. Они молчали, и спустя немного Ноакс по собственному почину подошел к ним и потерся головой о ногу Мэри.
Она не трогала его. Он терся и мурлыкал.
— Он делает это только с тобой,— сказал Саймон.— Пожалуйста, Мэри, перестань плакать.
— Я уже перестала. Только вся как-то раскисла и размякла. Словно грелка, из которой вылили воду.
— Потому что плакала,— сказал Саймон.— После слез всегда так.
— Я редко плачу. По правде говоря, я никогда не плачу.
— Нашла чем гордиться. Все люди плачут.— Саймон швырнул камешек в противоположную стенку грота. Он звякнул о хрусталики и упал в озеро.— Почему это ты должна быть не такой, как другие?
— Я не хочу, чтоб они знали, что мне плохо. А если плачешь, сразу понятно.
— Они?
Она ничего не ответила.
— Ты имеешь в виду тетю и дедушку?
Она покачала головой. Желудок у нее словно узлом перетянуло.
— Ты бы хотел, будь твои родители постоянно в отъезде, чтобы они заметили, что тебе от этого плохо? —выпалила она.
— А тебе плохо? — Он вспыхнул.— Извини. Мне тетя рассказала. Но я не собираюсь совать нос в чужие дела.
— Ничего.— Она на минуту задумалась.— Нет, мне не плохо,— удивленно призналась она.— Раньше было плохо, а теперь нет.— И облегченно вздохнула, узел у нее внутри исчез.— Сейчас все по-другому,— сказала она.— Почему, не знаю. С тех пор как появился Кришна и мы очутились на острове. А куда он делся? Я не видела его с утра.
— Собирает орехи,— ответил Саймон.— Этот парень только и думает, чем бы набить себе пузо.
Ему не удалось собрать много орехов. Всего один небольшой котелок. И сейчас он сидел рядом с котелком, подтянув колени к груди.
— Меня тошнит,— сказал он.
Он выглядел плохо. Из-за темной кожи он был не бледным, а каким-то серым.
— Вчера вечером ты переел сардин,— сказал Саймон.— Я тебя предупреждал.
— Мне холодно,— пожаловался Кришна.
— Не может быть. Погода, правда, чуть изменилась, но еще не холодно. Просто солнце спряталось. Побегай немного.
Он казался маленьким и несчастным. Мэри села рядом.
— Я принесла тебе фуфайку и красивые шерстяные свитеры. Надень свитер, и тебе сразу станет теплее.
Но даже в фуфайке и толстом свитере он все равно дрожал от холода.
В это трудно было поверить, потому что, хотя солнце и скрылось за облаками, в воздухе заметно потеплело. Небо было покрыто пушистыми тучами, оно спустилось прямо на вершины деревьев и, казалось, не только скрыло от земли солнце, но и заглушило все звуки. Замолкли птицы, и, когда с озера взлетела утка, они вздрогнули — так громко махала она крыльями. И озеро даже всколыхнулось от испуга. Но как только птица скрылась из виду, коричневая вода снова стала неподвижной и непрозрачной, и в ней ничего не отражалось. Воздух был так напоен влагой, был таким сырым и густым, что, казалось, его можно черпать ложкой. На лбу у них не просыхали капли пота.
Обедать им не хотелось. Слишком много усилий пришлось бы в этом случае приложить. Мэри и Саймон съели ложку-две, а Кришна совсем отказался от еды. Он лежал, свернувшись калачиком, и, по-видимому, дремал.
— Чересчур переволновался вчера,— сказал Саймон.— Во-первых, была возможность полакомиться сардинами, а во-вторых, мне показалось, будто я услышал лису, и повел его посмотреть. Он ни разу не видел лисы, вот я и решил, что ему интересно.
— Видели?
— Нет. Но зато видели, как Ноакс охотится. Прижимается к земле, ползет, извиваясь, и вдруг — бах! И все. Мы, правда, жертву не видели, но зато слышали. Кришне, по-моему, это не очень понравилось. Противно, когда убивают. Из-за этого он долго не спал.
— Мне жарко,— захныкал Кришна.
Саймон встал.
— Иди-ка ты лучше в грот и поспи как следует.— Он потрогал лоб Кришны и вроде удивился.— Еще бы тебе не было жарко,— тут же нашелся он,— если в такую погоду ты напялил на себя все фуфайки и свитеры, словно мы на Северном полюсе! С ума ты спятил, что ли?
Он говорил тем озабоченным тоном взрослого, который Мэри уже давно от него не слышала. «Неужто он в самом деле забеспокоился»,— подумала она. Но если и да, он ничего больше не сказал, отвел Кришну в грот, вернулся, вытирая платком лоб, и предложил выкупаться. «Это единственное, что можно делать»,— заметил он.
Вода была теплая, как в ванне. Плавать было лень, они лежали на спине, лениво шлепая кистями рук, а невидимое глазом течение несло их на середину озера. Волосы закрыли Мэри лицо, щекоча рот, но ей было лень отбросить их назад. Вместо этого она без единого движения, как бревно, перевернулась на живот и принялась смотреть в воду. В солнечный день можно было разглядеть пучки водорослей, похожих на призрачный лес, в ветвях которого вместо птиц таились рыбки, а один раз ей довелось увидеть, как девять крупных форелей — она их пересчитала — устроились в неглубокой выемке и лежали так неподвижно, что она решила их поймать, но не тут-то было...
Сегодня же был один сплошной коричневый мрак, словно кто-то взял огромную ложку и помешал ею на дне озера, превратив воду в суп. Мэри, не дыша, плыла лицом вниз до тех пор, пока не коснулась руками ковра из кудрявой травы. Тогда, хватая ртом воздух, она подняла голову, ища Саймона.
Его нигде не было видно. Небо стало почти черным, и кругом было так темно... Не только Саймона, но и берега не было видно...
И тут сверкнула молния. Не зигзаг, который мелькнул и пропал, а ослепительный свет, словно вдруг включили электричество. И тут она увидела выглядывающую тюленем из воды голову Саймона.
— Саймон! — окликнула его она, но в ответ лишь загрохотал гром, да так, словно разверзлась земля.
В полной тьме она поплыла в ту сторону, где видела Саймона, но в эту секунду снова сверкнула молния, которая, казалось, пронеслась по воде, и она увидела, как затрепетали, изогнувшись, словно деревья от порыва ураганного ветра, водоросли, хотя поверхность воды как была, так и осталась недвижимой, а рододендроновые кусты на берегу, снежно-белые в свете молнии, казались изваянными из камня.
Саймон что-то крикнул. Вроде «Ну и гроза!», но слова его заглушил новый раскат грома, пророкотавший над ними. По воде, словно по стеклу, застучали стальными гвоздиками капли дождя. Она плыла, как в водопаде, и, когда добралась до Саймона, что-то так кольнуло ее в щеку, что она ахнула.
— Град!—сказал он.
И тогда она увидела, как по озеру шлепают, пробивая в воде аккуратные круглые дырочки, ледяные пули.
Царапая коленями по песку, они доплыли до самого грота, вползли в пещеру и улеглись на полу совершенно обессиленные. Они лежали и смотрели на грозу. При свете молнии град был похож на занавес из сверкающих брильянтов.
