Худайберды Тухтабаев - Свет в заброшенном доме
Обрадованные, мы пошли дальше. И представляете, когда мы были почти у цели, чуть всё дело не рухнуло. Обычно на свадьбе собираются почти все детишки кишлака. Так было, конечно, и здесь. И вся беда в том, что ребята играли на пустыре, неподалёку от дома, где играли свадьбу. Сорванцов здесь было столько, что я подумал ненароком, уж не одни ли дети обитают в этом кишлаке.
– Цыгане пришли! – разнеслось среди них.
Нас тотчас окружили плотным кольцом.
– Эй, цыганочка, – дёрнул мальчишка в новой тюбетейке за рукав Дильбар, – гадать умеешь?
– Нет, – отрезала Чернушка.
– А что умеешь?
– Бить по головам палкой!
– Ишь ты, какая языкастая! – удивился Новая Тюбетейка и дёрнул Зулейху за подол: – Эй, девочка, спляши нам!
– Не умею я.
– Вай, а что же умеешь?
– Отрывать длинные языки!
Ребята заржали, потом твёрдо пообещали не выпустить нас, бродячих цыган, пока чем-нибудь да не ублажим их. Пробиться сквозь строй нечего и помышлять, среди ребятни были такие, хоть завтра бери в армию.
– Хотите афанди расскажу? – сдался я.
– Что ещё за афанди?
– Ну, смешные такие анекдоты.
– Давай, давай!
– Только отойдите немножко, а то мои младшенькие боятся. Если рассмешу, хлеба дадите?
– Ты рассмеши вначале.
– Жил-был афанди. «Год твоего рождения?» – спросили у него однажды. «Дракон», – ответил Насреддин. «Как так, – удивились люди, – а раньше ты говорил, что Змей». – «Так он был змеем, когда я родился. Неужели вы думаете, что он не вырос за пятьдесят лет, сколько я живу на свете».
Я поглядел на ребят, ожидая взрыва смеха. Куда там, даже не улыбнулись, а некоторые поморщились, словно съели кислый плод.
«Попробую-ка что-нибудь другое», – решил я.
– Напился однажды афанди пьяным, заявил, что он лев, и стал дебоширить на улице. Прослышал об этом падишах, разгневался, велел привести Насреддина. Когда Ходжу доставили во дворец, падишах сказал, что львом сего государства является он, падишах, что двум львам тут нечего делать. Афанди-льва придётся повесить. Вскочил при этом Ходжа Насреддин, обе руки приложил к груди: «Но я не лев, ваша милость, а львёнок только!»
Товба, придурки, что ли, эти дети, опять ни один не засмеялся. Стоят с кислыми лицами, и всё тут! Не тронул их и третий анекдот, и четвёртый, хотя под конец сам я хохотал до упаду.
– Нет, – заявили они, – ты лучше спляши.
«Ну, – думаю, – всё. Не видать нам ни жирного плова, ни шурпы, обжигающей губы, ни ароматных лепёшек…» Тут вдруг толкает меня в бок Аман и спрашивает тихонько так:
– А может, стихи им почитать? А ведь и правда!
Аман какое-то время стоял, подняв к небу глаза, потом вдруг начал декламировать, красиво размахивая руками и кивая головой:
У вас голодная пчела
От истощенья умерла.
Всегда ли так с гостями
В цветущем Маргелане?
Неужто могут здесь расти
Одни лишь горькие цветы
И от созданья мира
Здесь не было инжира?
На узкой улочке живёт
Торговец красной тканью.
Скупцы торгуют, но весь год
В отрепьях ходят сами.
– Фи! – фыркнула толстенькая, как колобок, девочка, стоявшая напротив Амана. – Какое же это стихотворение, и дурак так может…
Слова девочки здорово задели Амана. А когда он злится, у него взбухают вены на шее, глаза начинают метать молнии. А сейчас он разозлился в тысячу раз больше, чем когда-либо. Теперь не успокоится, пока не сквитается с Колобком.
Голубок в небе стайка
Весёлая летит.
А толстая лентяйка,
Как хрюшка, вечно спит.
На сей раз зрители оживились, раздались жиденькие хлопки. А подружка Колобка вовсю заколотила в ладошки, Аман обернулся к ней:
А рядом с ней девчушка
Красива и стройна.
Не то что эта чушка —
Ну как газель она!
На этот раз успех свалился на Амана в виде бури аплодисментов. Поражали не столько стихи, как умение брата их читать.
– Эй, цыганёнок, почитай-ка ещё! – попросил парнишка в новой тюбетейке. Аман послушно повернулся к нему, сглотнул по своему обыкновению:
Ты молодцом назвался?
Видали молодца:
На яблоню забрался,
А снять просил отца!
– Молодец!
– Давай ещё, цыганёнок!
Ты бы лучше не играл,
А отца и мать позвал —
Самовар давно кипит…
Ахмаджан, ты будешь бит.
– Во здорово! И имя ведь отгадал!
– Давай ещё!
– Сочини стих об этой девочке, две лепёшки дам!
Твоя мамочка ушла – Ты белиться начала.
Не жалей же и румян – Скоро будешь как тюльпан.
Видно, шум, поднятый вокруг нас, привлёк к себе внимание взрослых, они группками покидали свадебный двор, подходили к кругу и, вытянув шеи, пытались рассмотреть, что тут происходит. Какой-то высоченный, худой до ужаса дядька с тыквоподобным носом и широкими, как стол, ушами, вытащил из кармана красненькую десятирублёвку, поднял над головой:
– Малыш, почитай ещё, вот эту получишь!
Аман задумался и выпалил:
«Джура-Джура-Джурабай,
За дровами поезжай!»
В лес поехал – там лишь пни,
А вернулся – нет жены.
– Ну и удал, молодец, цыганёнок! – смеялись взрослые. Отодвигая ребят, в круг вошёл человек среднего роста, круглолицый, в хромовых сапогах. На груди его сверкала Золотая Звезда Героя. Он подхватил Амана под мышки, поднял, поцеловал в лоб:
– Как тебя зовут, мальчик?
– Аман.
– Ещё стихи знаешь?
– Ещё много знаю.
– Ну тогда читай, громко читай.
– А хлеба дадите?
– Дам. И мяса, и ещё кое-что. Читай.
Бака-бака-бака-бал,
Ты канатоходцем стал —
Значит, боль подальше прячь:
Упадёшь – вставай, не плачь.
– Ещё знаешь?
– Знаю.
– Тогда вот что! Посвяти-ка один стих вон той тётушке. Она у нас завскладом на свадьбе.
Как-то с Лолой я сидел,
Хоть не пил, а захмелел.
А потом не раз она
Говорила про меня
На собрании дехкан,
Что, мол, я бываю пьян.
– Молодец, батыр, давай дальше.
Воробей зерно склевал.
«Завтра возвращу», – сказал.
Папа вечность на войне,
А сказал: «Приду к весне».
Дядя Герой был вне себя от восхищения: он крепко прижал моего брата к груди, расцеловал в немытые щёки, потом увлёк с собой во двор, где шла свадьба.
– Эй, люди, послушайте этого чудо-мальца! Такие стихи закатывает!
Аман не заставил себя упрашивать.
У меня письмо в руке.
Поезд мчится вдалеке:
Это едет старший брат —
Грудь сияет от наград.
Дядя Герой не отпустил от себя Амана даже тогда, когда он кончил читать стихи, долго прижимал к себе, потом так и унёс его на руках в амбар, где, видно, находился свадебный «склад». Немного спустя Аманджан вышел оттуда принаряженный, словно женишок – в бекасамовом чапане, подпоясанном шёлковым бельбагом, на голове бархатная тюбетейка.
– А ну-ка, гости, пошли все в амбар, – пригласил дядя Герой остальных, – я сам буду угощать вас.
Встреча с разбойником
– Ака, – зовёт Усман.
– Чего тебе?
– Давайте немного отдохнём.
– Надо ещё малость пройти.
– У меня ноги заплетаются.
– А ты посмотри на Амана, вон он как бодро топает!
– У вашего любимчика нет груза.
– Дойдём вон до того сада, тогда и отдохнём. – Я взглянул на Усмана, и сердце полоснула боль. Трудно ему, бедняге, груз у него на плечах тяжёлый. Да и остальные тоже притомились. Идём с тех пор, как покинули свадебный двор. Немало отмахали. Если после драки с мальчишками мы здорово шагали, боясь погони, то сегодня прошли длинный путь благодаря радости и сытости.
В яблоневом саду решили сделать привал. Сад этот до войны, видать, был ухоженным, плодоносящим. А теперь одичал, деревья засохли, очервивели. Не сад, а жалкое подобие сада.
Через яблоневый сад протекал ручеёк с чистой, как слеза, прозрачной водой.
Ребята разбрелись по саду в надежде собрать яблок. К их приходу я успел соорудить шалаш, вскипятить воду.
– Дорогие гости, прошу к столу. Уселись на густую травку. Несмотря на усталость, все бодры и веселы.
На свадьбе нам дали два узла: один с лепёшками, другой с разными сушёными фруктами. Спасибо дяде Герою, тысячу раз спасибо!
– Оббо, Аманбай, – обнял я брата за плечи, – будешь ещё читать стихи, если опять встретим свадьбу?
– А дадут опять еды?
– А то нет?!
– Тогда я могу и сплясать.
– О, да ты разве умеешь плясать?
– Умею, – поднялся Аман, раскинув руки, – давайте.
– Чего давать-то?
– Хлопайте в ладоши, все разом.
– Ага, правда, давайте повеселимся, – предложила Зулейха. Мне показалось, что повеселиться сейчас хотели все. Такого желания не было у нас с момента бегства из детдома: каждый день заботы, каждый час тревоги, волнения, страх. Надоело!
Решили, все спляшем по очереди. Начинает наша самая маленькая – Рабия. Вы не знаете, какая она сладкая девочка, а говорит, точно птичка щебечет. Только, поверите ли, очень уж похудела она, стала не больше куклы…
