Борис Раевский - ПОЕДИНОК С САМИМ СОБОЙ
Тут один сидит — и то чувствительно. А то — семь!
Укрепляет Юла мост, а тренер все приглядывается. Опять что-то выискивает.
— Да… — говорит. — Пальцы…
Оказывается, слабоваты пальцы у Юлы. А борцу необходимо иметь крепкие, сильные пальцы. И кисти рук.
Теперь на каждом занятии Юла перед началом тренировки идет к специальному приспособлению, которое стоит в углу зала. Простая штука, похожая на колодезный ворот. Только вместо ведра висит нд веревке гиря — двухпудовка. Веревка прикреплена к круглой тонкой палке. Вот надо пальцами крутить эту палку, чтобы веревка наматывалась на нее и гиря поднималась. А это нелегко.
Крутит Юла палку, а гиря обратно ее тянет. Так тянет, аж кожа на ладонях горит.
Но этого мало.
— Дома тоже пальцы укрепляй, — говорит Игнат Васильевич. — Когда-то борцы так делали: брали колоду карт и рвали. Сперва десять карт, сложенных вместе, потом — двенадцать, потом — пятнадцать. Очень пальцы развивает. А ты нарежь дома квадратики из толстой бумаги или картона. Как свободная минутка, тренируйся. Рви…
И Юла рвал сложенные стопкой картонки. Рвал и по утрам, и в школе на переменах, и дома вечером. И сам чувствовал, как пальцы становятся хваткими, цепкими, сильными.
А тренеру все мало.
— Хорошие борцы пальцами пятаки гнут, — говорит Игнат Васильевич. — Вот, учти…
Но особенно привязался Юла к тренеру после одного печального происшествия.
Случилось это зимой. В лесу. На лыжной прогулке. Игнат Васильевич утром в воскресенье выехал за город с группой своих ребят-борцов. Бегали на лыжах, смеялись, рассказывали всякие истории.
К середине дня ребята устали, решили ехать домой. Повернули к станции. Игнат Васильевич и Юла тоже пошли со всеми. Но на вокзале Игнат Васильевич передумал.
— Посажу вас в поезд, а сам еще останусь, — сказал он. — Уж больно в лесу хорошо.
А в лесу и впрямь чудесно. Елочки высовывают зеленые хвостики из сугробов. А снег так и искрится, так и пылает. То нежно-розовый, то синеватый, то голубой. И тишина. Такая полная, плотная тишина, будто на сотни километров вокруг — ни живой души.
И Юле, хоть и устал он, вдруг тоже захотелось еще побродить по лесу.
— Можно и я останусь? — спросил он тренера.
— А чего ж?! Вдвоем еще и веселее.
Ребята уехали, а они неторопливо закусили в вокзальном буфете, отдохнули и снова встали на лыжи.
Шли они размерно и спокойно. Только иногда останавливались.
— Смотри, белка! — сказал Игнат Васильевич.
— Где?
— Вон! — Игнат Васильевич показал палкой.
И Юла вдруг в самом деле увидел на дереве рыжий пушистый комок. Белка, наверно, тоже заметила их. И заскакала с дерева на дерево. Прыгала она легко, словно летела, и длинный хвост ее вздымал облака снежной пыли.
Встретили они и какого-то зверя. Был он большой, с теленка, и так быстро скрылся в кустах, — даже не разглядели, кто это?
— Лось? — неуверенно предположил Игнат Васильевич.
— А может, волк? — сказал Юла.
— Вряд ли! — засмеялся тренер. — Волков тут давно всех повыбили.
Так они и бродили по лесу.
Уже сгущались сумерки, когда неподалеку вдруг послышался тревожный крик. Они остановились, посмотрели друг на друга, прислушались. И снова — крик. Откуда-то справа. Игнат Васильевич тотчас кинулся туда. Юла — за ним.
В лесу меж деревьями очень-то не разгонишься. Но они торопливо шли прямиком на голос.
Внезапно лес оборвался. Внизу вилась узенькая речушка. Она была вся заметена снегом. И вот тут-то, совсем возле берега, как-то странно торчал из снега мальчонка. И кричал.
Игнат Васильевич бросился к нему.
На лед он скатился стремительно и сразу резко затормозил.
— Что ты? — крикнул Игнат Васильевич.
— Вот… В прорубь угодил… — Мальчишка заплакал.
Он торчал из снега, короткий, как обрубок. Тело его по пояс было в воде.
Игнат Васильевич и Юла схватили его с обеих сторон за руки и рывком вытащили на снег.
Смотреть на мальчонку было страшно. С него струями текла вода.
«Обморозится», — тревожно подумал Юла.
Что делать — он не знал. Если б хоть какие-нибудь запасные штаны, ботинки. Но их не было. Да и как переодеться на морозе?!
— Беги! — крикнул Игнат Васильевич.
Дрожащий в ознобе мальчонка не понял.
— Беги! — резко повторил тренер. — Ну! Быстро!
И мальчишка полез на крутой берег. Он карабкался, а Юла и Игнат Васильевич помогали ему.
— Бегом! — крикнул тренер, когда они оказались наверху, в лесу.
И мальчонка побежал.
«Чтобы согрелся! — понял Юла. — Но сколько он так пробежит? Ведь до станции километров шесть…».
Мальчонка бежал. А рядом, на лыжах скользили Игнат Васильевич и Юла. Бежал мальчишка медленно, то и дело проваливаясь в снег, и задыхаясь.
«А если взять его на плечо? — подумал Юла. — Нет. Закоченеет. Вот проклятье!».
— Бегом, бегом, — поторапливал тренер.
«Но до станции-то ему все равно не добежать», — опять мелькнуло у Юлы.
Однако ничего другого придумать он не мог.
Так они и двигались через лес. Мальчишка уже совсем задыхался и, казалось, сейчас упадет. Но тут деревья вдруг раздались, и впереди показалось шоссе. Теперь Юла понял. Тренер старался выбраться к дороге.
— Вы бегите! — крикнул Игнат Васильевич. — Догоняйте! А я остановлю машину!
Он стремглав понесся к шоссе. К несчастью, машин не было. Шоссе лежало пустое, мёртвое. Юла и мальчонка — его звали Борька — добежали до шоссе, а машины все не было.
— Прыгай, — скомандовал тренер Борьке. — Стучи ногами, бегай, шевелись.
Но это легко было сказать. У мальчишки уже кончались силы.
И тут вдруг вдали послышался шум мотора, и вскоре из- за поворота вынырнула «Победа».
Игнат Васильевич стал посреди шоссе, поднял руку. Стоп! Машина издали сердито загудела. Прочь с дороги! Что за шутки?! Прочь!
Не сбавляя хода, такси мчалось на Игната Васильевича. Но он упрямо стоял посреди шоссе, раскинув в стороны лыжные палки.
Машина раз за разом давала короткие злые гудки. И остановилась чуть не впритык к Игнату Васильевичу. Казалось, еще секунда — и задавит его.
— Ты что?! Пьян? — заорал шофер, открыв дверцу.
— Надо срочно отвезти мальчонку! — сказал Игнат Васильевич. — Он попал в прорубь.
Шофер посмотрел на мокрого Борьку.
— Но у меня пассажиры! — сердито выкрикнул шофер. Игнат Васильевич открыл дверцу.
— Прошу вас, товарищи, выйти. Тут несчастье, — сказал он. Пассажиров было трое. Два парня и девушка. Парни были, кажется, чуточку навеселе.
— А нам куда прикажешь? — спросил один из них.
— Дождетесь другой машины…
— Ловко! — присвистнул парень. — Да тут ее можно час ждать!
Игнат Васильевич нахмурился.
— Мальчик замерзает, — сказал он. — Прошу немедленно выйти. Иначе…
— Что — иначе? — взъерепенился парень.
Но тут вмешалась девушка.
— Выходи, Костя, — сказала она. И сама первая выскочила из машины.
Парни не очень охотно тоже вылезли.
— Гони! — велел шоферу Игнат Васильевич, когда Борька и Юла уселись. — И включи печку на полную мощность.
Машина понеслась. В ней становилось все теплее.
— Раздевайся, — велел Борьке тренер.
И сам стал расшнуровывать его обледеневшие ботинки. Вдвоем они стащили с парнишки мокрые ботинки, носки, брюки. Игнат Васильевич скинул с себя куртку, растер ею ноги мальчонке и потом закутал их все той же курткой. Юла тоже стащил с себя тужурку и набросил на мальчонку.
— Ну, как?
— Тепло… — все еще дрожа, прошептал Борька.
Машина неслась к городу.
— А вот позвольте вопросик, — произнес шофер. — А если бы они не вылезли? Тогда как?
— Выкинул бы. И все, — хмуро ответил Игнат Васильевич. Шофер хмыкнул, покрутил головой, но ничего не сказал. Так они и довезли мальчонку до дома. И Игнат Васильевич на руках втащил его в квартиру. Ноги-то у Борьки были босые…
* * *Рассказывает Юла про тренера, Венька все новые и новые вопросы подбрасывает. А Женя идет, по сторонам глядит. Будто вовсе и не слушает.
Наконец Юлу это разозлило.
— Ты вот насчет борьбы все фыркаешь, — повернулся он к девушке. — А скажи — только честно! — ты хоть раз настоящую схватку видела? Хоть раз?
Женя дернула плечом:
— Видела! Один мой доблестный знакомый трех хулиганов уложил!
— Нет, я серьезно. На соревнованиях была? Хоть раз?
— Не была. И не буду. Смотреть, как выворачивают друг другу руки? Ломают ребра?
— Давай договоримся, — сказал Юла. — Скоро чемпионат Ленинграда. Обещай: придешь и посмотришь!
— Подумаю… — говорит Женя.
— Нет, обещай!
— Подумаю…
Они проводили Веньку в интернат. Венька двигался частыми мелкими шажками. И весь он был такой тщедушный, такой тихий. Юла старался не глядеть на него. Чтобы Венька в его глазах не увидел жалости и боли.
