Чезар Петреску - Фрам — полярный медведь
Все время на нашем пути народ толпится на набережных, будто сама Норвегия гордится нами и, как мать, встречая нас с распростертыми объятиями, благодарит за все понесенные труды. Хотя мы лишь выполнили наш долг, доведя до конца взятую на себя задачу.
Вот мы и вернулись к жизни, и она открывается перед нами, полная света и надежд. Вечереет. Солнце садится за синее море и над тихими просторами вод разливается осенняя грусть. Какая красота!.. Уж не сон ли все это? Нет. Закатный свет озаряет знакомые, милые силуэты, от них веет миром и верой в жизнь.
Ледяные пустыни и призрачный лунный свет полярных ночей кажутся теперь далеким видением иного мира, оставшимся позади сном. Но какова была бы жизнь без мечты и таких видений?!
Петруш, курносый мальчик с огоньком в глазах, перевернул последнюю страницу книги.
Закинув голову, он пристально глядит на прибитую к стене карту Северного Ледовитого океана. Ему больше не хочется спать. Локти так онемели, что он их не чувствует.
Как незаметно пролетело время!
Он возбужден, взволнован. Воображение умчало его в страну вечных льдов, по следам героического корабля «Фрам» и его тезки, белого медведя.
Через далекие от его страны моря и горы таинственно протянулась невидимая нить, связавшая людей, животных и события, которых, казалось бы, ничто не могло собрать в одно место и в одно время.
И все же невидимая связь эта осуществилась, оставив глубокий след во многих жизнях. Старый Ларс, бывший матрос на «Фраме» Нансена, когда-то окрестил именем судна, на котором плавал в молодости, медвежонка, пойманного охотниками в вечных льдах. Медвежонок этот стал Фрамом, знаменитым белым медведем цирка Струцкого. И много лет спустя на прощальном представлении цирка в городе, куда ему больше никогда не суждено было вернуться, этот ученый медведь пробудил неутолимый интерес к полярным экспедициям в мальчугане, который вместе со всеми кричал в тот вечер: «Фрама! Фрама!»
И вот теперь этот курносый мальчуган с неугасимым огоньком в глазах всем своим существом заново переживает приключения Нансена. Переживает их страницу за страницей, как они были записаны в дневнике великого исследователя много лет тому назад в далекой белой пустыне, среди дрейфующих льдов.
Петруш страдает вместе с ним, дрожит вместе с ним от холода и томится от голода; вместе с ним чуть было не утонул в разводье и спасся, чтобы вместе порадоваться пришедшей в конце концов победе.
Книга закрыта. Петруш глядит на карту. Потом мысль его снова уносится к Фраму, белому медведю.
— Где-то он теперь, наш Фрам?.. — спрашивает себя мальчик, укладываясь спать. — Интересно, что он теперь делает в своей ледяной пустыне?
На следующее утро мысль его работает гораздо бодрее.
Окруженный сверстниками, размахивая руками, он воодушевленно, с важным видом рассказывает о других белых медведях и о различных происшествиях в полярных краях. О том, как однажды белый медведь тихонько залез на зажатый льдами корабль Нансена и уволок трех собак; о том, как Нансен чуть было не утонул в такой холодной воде, что у него захватывало дух, и как спасся, о том, как он вернулся на родину и с каким ликованием его встречали.
Зимой вся ребячья орава шумно принялась лепить из снега Фрама, ученого белого медведя.
— Стойте! Давайте сделаем ему глаза из угольков! — кричит один из приятелей Петруша.
Он бежит, спотыкается, падает на четвереньки и опрокидывает снежного медведя.
Все хохочут, валят виновника в сугроб, ставят его в наказание вверх ногами, потом начинают лепить медведя.
Без Петруша, однако, дело не ладится. Медведь едва держится, а если получше вглядеться, то он вовсе и не похож на медведя: ноги не в меру длинные, голова слишком велика.
— Петруш! Петруш! Иди, помоги нам! Ты у нас настоящий мастер!..
Петруш тут как тут. Он округляет рукой голову и морду Фрама, знает, как надо вставить глаза-угольки, чтобы вышло похоже на настоящего белого медведя.
Отступит на шаг-другой, взглянет, покачает головой и что-то поправит или прибавит.
— Брр! Ну и морозище! Я совсем замерз… Даже пальцев не чувствую, — хнычет кто-то из ребят, дуя в кулачки.
— Тоже богатырь!.. Трясешься при двух градусах мороза! — отчитывает его Петруш. — А что бы ты сказал на полюсе, при сорока или пятидесяти градусах?
— Ничего бы не сказал, потому что мне там нечего делать. Отправляйся туда сам — ты ж у нас специалист по полярным экспедициям!
— А вот и отправлюсь!
— И вытерпишь мороз в сорок градусов?!
— Вытерплю! Нансен и другие как терпели? Не видишь, что я даже не чувствую холода?
И действительно, готовясь к путешествию в полярные льды, Петруш уже теперь начал себя закалять. По утрам он с ног до головы обтирается снегом. Никогда больше не кашляет. Никогда не чихает. На знает, что такое простуда, болезнь.
Это — здоровый, жизнерадостный мальчик. За последнее время он вытянулся, и с каждым днем его все больше любят товарищи по играм и одноклассники. Вырос он и в глазах учительницы: книги о полярных экспедициях научили его зрело мыслить, принимать быстрые решения, не увиливать от ответственности и не полагаться на случай.
Когда затевались экскурсии в окрестности города, в лес или на озеро, его выбирали вожаком и он всегда оказывался на высоте.
Да и дома, в их бедном хозяйстве, в семье, у которой так много трудностей, старшие братья и сестры уже не считают его раззявой и путаником, как прежде. Теперь они полагаются на него и даже нередко обращаются к нему за советом и помощью:
— А ты, Петруш, как думаешь? Попробуй, может, у тебя лучше получится, не зря ж ты занимаешься всякой всячиной.
Петруш и в самом деле умеет вязать морские узлы, которых и зубами не развяжешь. Когда на дворе бушует метель, он так затыкает щели в дверях и окнах, что в доме совсем не дует; умеет починить и санки, и коньки, и самые старые лыжи мальчишек со всей улицы. Кроме того, он изобрел «снегоходы», сплетенные из лозы и веревок, на которых можно ходить, не проваливаясь, и по мягкому снегу, и по насту.
Но областью, в которой Петруш действительно не знал себе равных, были рассказы из полярной жизни.
Даже голос его менялся. Весь раскрасневшийся, с еще более блестящими, чем обычно, глазами, он заставлял других переживать все, что перечувствовал сам, когда читал о приключениях исследователей.
— Петруш, ты, мне кажется, прибавил кое-что от себя, — заметит иногда недоверчивый слушатель. — Слишком уж ты приукрасил своих героев.
— Прибавил от себя? Приукрасил?! — возмущается Петруш. — Вот я тебе книгу принесу! Прочтешь своими глазами!.. И я еще не все рассказал!.. Готовься!..
Случилось как-то, что и сам он, читая, сначала не поверил своим глазам.
Все объяснилось только тогда, когда он прочел книгу от корки до корки.
Однажды учитель-пенсионер встретил его на улице. Петруш поздоровался и хотел уже пройти дальше, но тот остановил его:
— Погоди, Петруш, — сказал дедушка белокурой Лилики. — Почему ты больше к нам не заходишь?
— Боялся вас беспокоить. Я же перечитал все книги о белых медведях и полярных экспедициях в вашей библиотеке…
Учитель улыбнулся и шутливо погрозил ему пальцем:
— Очень мило! Значит, ты только из-за книг и приходил? А когда книги кончились, нас забыл!
Петруш замялся.
— Боялся вам надоесть… — смущенно пробормотал он.
— Час от часу не легче! — все с той же доброй улыбкой продолжал журить его старик. — Разве я когда-нибудь давал тебе понять, что ты надоел? Наоборот, мне всегда было приятно обсуждать с тобой прочитанные книги.
Не найдя ответа, мальчик опустил глаза. Отвечать ему было нечего.
Петруш чувствовал себя виноватым и действительно не знал, как это получилось, что он вот уже целый месяц не заходил к старому учителю и его светлокудрой внучке.
— Не расстраивайся, Петруш, я на тебя не сержусь. А вот Лилика действительно обижена. Но мы это уладим. Жаль только, что ты упустил случай прочесть новую книжку.
— Новую книжку? — воодушевился Петруш.
— Да! Новую книжку…
— О белых медведях и полярных экспедициях?
— Да, о белых медведях и полярных экспедициях. Только на этот раз книжка гораздо более интересная, чем те, которые ты прочел до сих пор. Речь в ней идет о знаменитых русских исследователях, которые первыми изучили бескрайние просторы далекого Севера.
— И эта книга еще у вас? — взволнованно спросил Петруш, сгорая от нетерпения. — Вы ее еще никому не одолжили?
— Любителей нашлось немало. Но я ее не отдал…
— А мне дадите?
— По справедливости, я должен был бы сначала дать ее тем, кто просил до тебя, Петруш! — ответил старый учитель. — Но ты уже сам себя наказал: вместо того чтобы прочесть ее на две недели раньше, ты начнешь ее только завтра!
