Жаклин Уилсон - Четверо детей и чудище
– Ну, если будешь у надзирательницы в любимицах, она, может, при случае и сосватает тебя в услужение, только для этого надо к ней подлипать день и ночь, а это не по мне.
– В смысле – служанкой?
– А кем же еще?
Я подумала о всех прочих возможностях, оставшихся в будущем, и на меня накатило отчаяние. Я подняла голову и посмотрела на окна. Я смотрела на них весь тот длинный, одинокий вечер, пока медленно угасал свет.
Нас отвели в другое унылое помещение, где были длинные столы и скамейки. Мы снова расселись рядами и стали есть несвежий хлеб и запивать его водянистым какао с комками, от которых дрожь пробирала. За столом никто не разговаривал. Может, не разрешалось. Только печально шамкали беззубые рты, пережевывающие в кашу хлеб.
Потом звякнул колокольчик, и женщины послушно встали и поплелись вон. Далее следовало посещение неописуемо гадкой уборной с бесконечной очередью, а потом нас повели спать, хотя еще даже толком не стемнело. Я думала, мы будем спать в одной большой палате, но оказалось – у каждого свой закуток, вроде камеры. Камера номер 121 была такая тесная, что, лежа на жесткой койке, я могла достать руками до обеих стен. Постельного белья не было, подушки тоже, только грязное серое одеяло.
Окна как такового тоже не было, но через маленькую вентиляционную отдушину в кирпичной стене над головой виднелся лоскуток неба. Я не отрывала от него глаз, пока он не почернел. Солнце явно давно уже село – а я была все там же, в работном доме, в прошлом. Я застряла здесь навсегда.
Я снова заплакала, и кто-то постучал в стену:
– Хватит носом шмыгать! Спать мешаешь!
Я постаралась плакать потише. Я слышала, как плачут еще несколько женщин; где-то в здании отчаянно рыдал младенец. Я свернулась в тугой клубок и зажала уши. Как же мне вынести эту ужасную, безрадостную жизнь? И вдруг стало очень темно. Меня вышвырнуло из кровати, подбросило в воздух, закрутило, а потом я упала и с треском приземлилась… на собственной кровати, дома! В ногах у меня сидела Шлёпа, рот до ушей.
– Ох, Шлёпа! Я правда дома? Ты в жизни не поверишь, что случилось! Я застряла в прошлом из-за этого своего дурацкого желания, и там был просто кошмар. Меня в работный дом запихнули! Я думала, я там навсегда останусь. Как я вообще вернулась-то?
– Это я тебя вернула, – сказала Шлёпа, подпрыгивая на кровати.
– Мы все решили, что после заката ты так и так вернешься, и особо не дергались. Я даже подумала: так тебе и надо – главное, сама меня тупой обозвала, когда я не то желание сболтнула при псаммиаде! С ребятами из книжки мы здорово оторвались. Сирил забалдел от моего ноутбука, а когда я ему показала папину машину в гараже, он вообще чуть не рехнулся, и Роберт тоже. А Антея с Джейн все твои книжки перелистали и кое-что из твоей одежды мерили.
– Хотела б я на это посмотреть!
– Только желать не начинай опять, бестолочь! Короче, на закате они все резко исчезли, и мы давай тебя высматривать – а ты все никак не появляешься. Робби чуток поревел. Вбил себе в голову, что ты пожелала остаться в прошлом навсегда, а я ему говорю: не дрейфь, мол, завтра опять пойдем на пикник и попросим псаммиада вернуть тебя. Но он все равно весь извелся. Ты же его знаешь.
– А что папа? Раскричался небось? Маме моей звонил?
– Нет, он вроде не заметил, что ты пропала, – мы же псаммиада об этом и просили, – но все ходил осматривался, в затылке чесал, как будто искал что-то, но что именно – не мог вспомнить. Элис не напрягалась, но она бы не заметила, даже если б я исчезла. Что я и сделала.
– В каком смысле?
– Ну, Робби все никак не унимался, переживал – вдруг что с тобой стряслось. Ну и я тоже подумала… Ты ведь о себе позаботиться толком не можешь, права я или нет? И тут слышу, мама говорит твоему отцу, что хочет завтра Моди сводить в парк на детский праздник, – значит, в лес, может, и не получится попасть. Робби в истерике, боится, что тебе не понравится одной в прошлом торчать. Ну и я тоже без тебя заскучала. Робби у нас тот еще весельчак, а Моди хоть и прелесть, но с ней ведь особо не поболтаешь. И я решила тебя вернуть.
– Но как тебе это удалось, Шлёп?
– Легко. Я дождалась, когда пора было ложиться спать. Твоего папу к этому времени совсем скрючило – постоянно заглядывал в комнату и глазел на пустую кровать, но желание здорово работало – он так и не вспомнил, что у него дочка есть. Вроде знает, что кого-то не хватает, но кого – не понимает. Так вот, я подождала, пока он наконец к себе не ушел. Робби, думаю, поревел да и заснул, Моди тоже вырубилась, – я не хотела их тормошить. Оделась, спустилась тихонько вниз и нашла большой походный фонарь, стащила запасные ключи из ящика в буфете и вышла.
– На улицу? Ночью? Одна?
– Ага! – подтвердила Шлёпа. – Пошла к яме с песком, чтобы узнать, вернет тебя псаммиад или нет.
– Ох, Шлёпа! Как же ты не испугалась?
– А чего там бояться? – пожала плечами Шлёпа.
– Опасно ночью одной по улицам разгуливать. Вдруг бы на тебя бандит напал.
– Я решила: если кто подойдет – я его по голове фонарем огрею, – сказала Шлёпа. – В лесу и правда было страшновато. Я в какой-то момент подумала, что заблудилась в темноте, но все обошлось.
– Ну Шлёпа! Поверить не могу. Ты так рисковала, чтобы меня спасти! Ты настоящая героиня, – сказала я и крепко ее обняла.
– Да пусти ты меня, нюнища! – зашипела Шлёпа, вырываясь. Но вид у нее был довольный.
– Ты сразу псаммиада нашла?
– Не-а, пришлось пол-ямы перерыть – но я решила, вдруг он меня слышит. И стала ныть про то, как ты застряла в прошлом и небось перепугалась до чертиков. Я говорю: знаю, мол, вы обо мне не особо хорошего мнения, но сжальтесь над Розалиндой, она же паинька, – и сработало. Он вдруг высунул голову и заговорил со мной. Был страшно не в духе, потому что я его разбудила. Дал мне нагоняй, сказал, что сегодня уже одно наше желание исполнил и я, мол, хочу его уморить. Я давай его упрашивать исполнить завтрашнее желание, в долг. Говорю: у меня желание-то совсем малюсенькое, исполните его в два счета – и обратно в песочек, спатеньки, а иначе я же не уймусь, буду всю ночь у вас над душой стоять. Сто раз сказала «пожалуйста» и «спасибо» – он же свихнутый на вежливости. Ну и наконец он говорит: «Так и быть». Я пожелала, чтобы мы с тобой очутились дома, в нашей комнате, он напыжился – потом меня в темноте поболтало немного, и я сюда шлепнулась, и ты тоже!
– Ты самая лучшая сестра на свете! – восхищенно сказала я. – Шлёп, я бы точно умерла, если б мне пришлось в работном доме остаться. Там было так ужасно. Сейчас я тебе все расскажу.
Но уже через минуту Шлёпа вовсю дрыхла, посапывая. Я лежала в мягкой пижаме в чистой, уютной постели, все еще до конца не веря, что я дома.
Глава 9
Ворвавшись утром в нашу комнату, Робби, увидев меня, завопил от радости. Он так исступленно обнимал и целовал меня, что чуть не придушил. Когда я рассказала ему, как Шлёпа меня спасла, он и ее попытался сжать в объятиях.
– Вы себя кем возомнили – медведями, что ли? – сказала Шлёпа. – Хватит тискаться! Если полезешь целоваться, Робби, – ты труп, предупреждаю.
Моди тоже вполне себе обрадовалась моему возвращению. Раз сто повторила:
– Рози тут!
К счастью, папа и Элис ее не слышали. Папа так и не узнал, что я пропадала, но тем не менее за завтраком от меня не отлипал.
– Моя Рози-Шмози. – Он взъерошил мне челку и подергал за косички. – Какая же ты чудна́я девица! Иногда целый день на глаза не попадаешься. Вечно куда-нибудь убредешь, и никто тебя найти не может. Вчера я тебя, по-моему, вообще не видел. Ты где была?
– Да я… в книжку с головой зарылась, – промямлила я.
– Тебе бы тоже надо больше читать, Шлёпа, – сказала Элис. – Но раз уж тебе нравятся эти жуткие приключения Дитя Дьявола, Марвел О’Кэй сегодня будет выступать на детском празднике. Хочешь пойти?
– Нет, – помотала головой Шлёпа. – Хочу свои собственные приключения.
Мы на электричке доехали до Лондона, а потом на метро – до парка. Для Робби уже почти приключение. В метро ему по-прежнему было не по себе, и он всю дорогу не отпускал мою руку. После того как мы богатыми и знаменитыми разъезжали по Лондону на розовом лимузине, все это было как-то не того.
Детский праздник тоже оказался сомнительным весельем. Играть не во что, можно только смотреть. Элис повела Моди на кукольный спектакль по детским песенкам, а мы с папой, Шлёпой и Робби пошли в большой шатер слушать Марвела О’Кэя.
– Что-то кажется, он очень страшные книги пишет, – шепотом сказал мне Робби. – Лучше б я с Моди в кукольный театр. Может, спросить у папы?
– Лучше не стоит, – сказала я. – Расслабься, Робс, вряд ли этот Марвел О’Кэй такой уж страшный. Небось будет рассказывать, где берет идеи, сколько времени занимает книжку написать и все в таком духе. – Мне очень хотелось про такое послушать – вдруг и сама когда-нибудь за книгу засяду.
Однако, выйдя на сцену, Марвел О’Кэй озорно ухмыльнулся публике. Когда аплодисменты стихли, он сказал:
