Чэнь Мяо - Неофициальная история крупного писателя
— Как поживаешь, Вэй?
К удивлению Чжуан Чжуна, его бывший учитель вовсе не выглядел пришибленным или печальным, а сохранял вполне бодрый вид. Седые усы на его длинном смуглом лице топорщились даже воинственно. Испытующе глядя на Чжуана, он ответил вопросом на вопрос:
— А как ты поживаешь?
В его тоне явно звучала насмешка над одним из крупнейших писателей современного Китая. Чжуан Чжун немного рассердился, но потом вспомнил, что уже не раз доносил на старика. Может быть, он наконец решил отомстить? Если так, то ему еще мало досталось, надо отдать его в руки Вэй Тао, который покажет ему, почем фунт лиха. Угрожать бесполезно, он все равно ничего не поймет, а вот ответить на его провокационный вопрос нужно. И Чжуан начал терпеливо рассказывать учителю о своей новой пьесе «Решительный бой», о ее большом значении и ценности.
Но этого старого бумагомараку, закосневшего в правизне, казалось, совершенно не тронуло то, что скоро должно увидеть свет такое эпохальное произведение. Он лишь прищурился, точно сморщился, и воскликнул:
— Как, ты все еще пишешь о том же самом? Чжуан Чжун чуть не взорвался:
— А о чем я должен писать?!
— Ты ничего не слыхал? — посерьезнел Вэй Цзюе. Изумленно вытаращив глаза, Чжуан ждал, что он скажет дальше, но Вэй словно проглотил уже приготовленные слова и добавил только:
— Я советую тебе все как следует разузнать!
Он с достоинством удалился, а Чжуан Чжун смотрел на его крепкую фигуру и сокрушенно вздыхал: «Правильно говорят, что легче сдвинуть гору, чем изменить природные склонности. До чего консервативен этот старик! Если я донесу, что он выступает против пьесы о борьбе с буржуазией внутри партии, ему снова придется плохо... Впрочем, погоди, погоди. Что означает его совет обо всем как следует разузнать? Прошло уже больше месяца после смерти председателя Мао, а новостей никаких нет. Может быть, действительно что-то случилось?»
Чжуан пошел домой, расспрашивая по дороге всех знакомых, не слышали ли они чего-нибудь. Люди отрицательно качали головами, а он ясно видел, что они шепчутся друг с другом. Уж не повторились ли какие-нибудь из прошлых событий? Теперь он с гордостью мог сказать, что у него богатейший опыт борьбы и в любой, даже самой серьезной обстановке он не утратит верной позиции.
Когда Чжуан Чжун вернулся домой, уже стемнело. Он вдруг вспомнил, что нужно узнать, прочитала ли Цзян Цин его пьесу и когда будет поставлено его творение. Позвонил к Вэй Тао — его не оказалось дома, а где он, ему не пожелали ответить. Странно! Повесив трубку, Чжуан начал бродить по комнате, хотел кое-что исправить в пьесе, но в душе его словно скакали обезьяны и лошади. «Ладно, когда Цзян Цин прочтет, тогда все сразу и исправлю!» Он попробовал почитать книгу, но иероглифы расползались перед глазами, точно муравьи. В конце концов его взгляд остановился на фотографии, где он запечатлен с поднятым кулаком, дающим клятву всегда придерживаться верного курса. Эту фотографию как еще один бесценный исторический документ он выпросил у корреспондента, который снимал на собрании.
«Бам, бам, бам!» — раздалось у него над головой. Наверху была комната для приезжих, но сейчас она пустовала.
«Бам, бам, бам!» — повторилось снова.
— Кто там? — громко крикнул он. Никто не ответил. Странно! Чжуан склонил голову и прислушался. Ему чудилось, что кто-то бьет посуду, двигает мебель,— не иначе как там вор! Писатель бесстрашно ринулся наверх. В коридоре было темно, но в конце его маячила чья-то тень.
— Кто это? — испуганно вскрикнул писатель.
— Я,— ответил женский голос.
Чжуан дрожащей рукой нащупал выключатель и нажал на него. Перед ним стояла та самая красотка, которую он увидел в машине Вэй Тао, когда впервые приехал в столицу. С тех пор встречал ее рядом с Вэем еще много раз. Но почему она пришла сюда? От женщины исходил тонкий аромат духов. Пока Чжуан терялся в догадках, что с ней делать, она спросила:
— Д где ваш начальник отдела?
Дверь комнаты для приезжих отворилась, и в коридор выглянул Вэй Тао.
— Сюда,— замахал он рукой,— заходите скорее! Он самолично выключил свет в коридоре и проводил гостей к себе. В комнате не было ни души. Чжуану стало ясно, кого он принял за вора.
— Зачем ты забрался в эту мышиную нору и заставил меня столько времени искать тебя? — недовольно пробурчала женщина. Назвав имя одного критика, находившегося в чести у центрального руководства, она сказала, что тот приглашает Вэй Тао завтра отведать «полощущейся баранины»[19] и просил ее известить его об этом.
Вэй изменился в лице.
— Не надо сейчас никаких встреч! Скажи, что я не могу.
Женщине это явно не понравилось.
— Так нельзя! Люди уже обо всем договорились. Это неудобно.
Вэй Тао подумал немного, потом сказал с напряжением:
— Действительно, не могу, но завтра еще обмозгуем, ладно?
Женщине пришлось согласиться, однако недовольство ее не прошло.
— А зачем все-таки ты забрался сюда?
— Дело в том, что меня скоро посылают за границу, я должен подготовиться к поездке, а дома слишком шумно и посетителей много. Вот я и спрятался здесь. Смотрите не говорите никому!
Он выразительно поглядел на женщину, на Чжуан Чжуна. Писатель кивнул, но подумал, что и заграница, и подготовка к ней — наверняка вранье. А женщина продолжала:
— Смотри, как бы человек, который приглашает тебя на баранину, сам не явился к тебе!
— Ни в коем случае! — поспешно вскричал Вэй Тао.— Ты уж поговори с ним за меня. А то стоит прийти сюда еще двум-трем, и это место уже не сохранить в тайне.
Он буквально умолил ее отправиться по его поручению. Красотка, обворожительно улыбнувшись, упорхнула, и тут только Чжуан Чжун сообразил, что пришел не вовремя. Он смущенно поднялся, собираясь откланяться, но Вэй Тао взял его за руку и удержал.
— Посиди еще немного! — сказал он. Вслед за этим между ними состоялся такой диалог:
Вэй. Ты что-нибудь слышал за последние два дня?
Чжуан. Нет, ничего.
Вэй (разочарованно). У тебя же много родственников и знакомых. Неужели никто из них тебе ничего не сказал?
Чжуан. Я не капиталист какой-нибудь, чтобы делать все по родству или знакомству. Я делю людей только по политическим признакам.
Вэй. Ты действительно ничего не слыхал?
Чжуан. Я опираюсь лишь на решения центрального руководства, а всякие сплетни на улицах никогда не слушаю. Вы ведь знаете, по этой части я уже научен горьким опытом.
Вэй (глубоко опечаленный). Это плохо. Выходит, мы с тобой как глухие: ничего не слышим, ничего не знаем. В дальнейшем надо вести себя поактивнее!
Чжуан (вдруг вспоминает). Да, разрешите доложить, старик Вэй Цзюе мне сегодня сказал одну фразу...
Вэй (взволнованно). Какую фразу?
Чжуан. Он посоветовал как следует разузнать.
Вэй. Что разузнать?
Чжуан. Этого он не сказал.
Вэй (не выдержав). Ладно, я сам тебе скажу. Это даже моя жена слышала...
Чжуан (поспешно). Что она слышала?
Вэй. Что Политбюро приняло решение арестовать четырех наших руководителей.
Чжуан (оторопев, после долгого молчания). Это, это правда?
Вэй. Я не верю в это. Не верю, что центральное руководство под угрозой. Я только сейчас это понял.
Чжуан. Но ведь ты можешь позвонить самой верховной руководительнице!
Вэй. Я уже звонил, но не могу найти ее. (Печально.) Если это правда, то тебе еще ничего, а я человек конченый...
Чжуан не может ничего сказать, потому что в голове у него сверкают молнии, переворачиваются реки и моря.
(Мрачно.) Если меня возьмут, помни, что у меня есть жена, дети, родители. Пожалуйста, позаботься о них! Заранее благодарю тебя!
Чжуан (растерян, но все же сохраняет бдительность). Ах, вот ты о чем! Ничего, если твоя семья встретится с трудностями, о ней позаботится руководство. Ты должен верить партии, верить массам, а о себе особенно не беспокоиться. Главное сейчас для тебя — откровенность...
Вэй (недоволен его реакцией). Ты что мелешь? Если меня действительно схватят, ты тоже не убежишь!
Чжуан. Я? Я тут ни при чем. Я только писал и не имел никаких политических связей с этими четырьмя.
Вэй. Ты еще смеешь нахальничать? Да ты писал тайные письма, доносы, продал брата, жену, даже любовницу. Всуе цитировал Энгельса, чтобы...
Чжуан. Ладно, ладно, я только пошутил, а ты уж сразу всерьез принял. (Придвигаясь к Вэю.) Советую ничего не бояться, потому что ничего страшного и нет! Мы только помогали ей писать образцовые революционные пьесы, а кто выступает против них, выступает против великой культурной революции. Помяните мое слово, начальник, наступит день, когда...
