Константин Иосифов - Охотники за джихами
— Круглой, а что?
— Наши сосуды имеют прямоугольную форму. Почему? Подумайте и доложите на следующем заседании. Заседание проведём в музее. Надеюсь, вы уж открыли музей в торжественной обстановке?
— Нет. А нужно?
— Музей, не открытый в торжественной обстановке, — это не музей. И без ленты вам не обойтись. Разве вы этого не знали?
— Знали! — ответили ребята, хотя за минуту до этого они даже не подозревали, что надо открывать музей, да ещё в торжественной обстановке и с лентой.
— И давайте пригласим на открытие директора.
«А у нас здесь совсем неплохо!»
Торжественное открытие музея получилось не очень-то торжественным. И всё из-за ленты и ИО директора.
Дело было не в том, что Миша не сообразил, о какой такой ленте говорил тогда Пал Палыч. Нет, Миша достаточно часто видел кинохронику, чтобы не догадаться, о чём шла речь.
Просто перед открытием музея надо будет натянуть поперёк двери ленту. Когда все соберутся, Миша, как председатель, подойдёт к двери, какая-нибудь девочка протянет ему ножницы. Не глядя, он возьмёт ножницы и перережет ленту. Потом он сунет ножницы в чью-то услужливо подставленную руку и войдёт в музей. За ним хлынут посетители. Все начнут поздравлять его и пожимать ему руки. Так открывают железнодорожные мосты, памятники и детские ясли. Нужно думать, школьные музеи тоже.
Но вот беда — когда пришёл момент, ленты не удалось достать. И всё из-за того, что Миша переоценил любовь девочек к археологии. Он думал, что любая с радостью пожертвует ленточкой из волос по такому случаю. Но девочки заявили, что не хотят ходить растрёпанными даже ради музея. Вот и пришлось удовлетвориться простой верёвочкой.
Миша выгнал всех из музея, вбил по гвоздю по обе стороны двери и уже начал было натягивать верёвочку на гвозди, но тут послышались тяжёлые шаги. Миша выглянул за дверь — батюшки! Матушки! Сам Леонид Петрович!
Миша сунул верёвочку в карман и выступил вперёд, чтобы приветствовать директора школы от имени пещерно-археологического общества. Но, увы, ничего путного из этого приветствия не получилось. В Мишу вперились очки Леонида Петровича — очки, которых никто, никогда, ни при каких обстоятельствах не видывал в совхозе — только на его носу. Раскосые, как заячьи глаза, они отражали всё, на что смотрели, и мир, заключённый в них, казался маленьким, уродливым и очень смешным. Глаз хозяина не было видно за ними. Миша замер, смотря на двух Миш Капелюх, что стояли в стёклышках-зеркальцах, маленьких, пузатеньких, с тоненькими ручками и ножками, и не мог произнести ни слова.
Но вот Леонид Петрович шагнул прямо на Мишу, как если бы он совсем не видел Мишу через очки или же Миша был бы не председатель славного пещерного общества, а какой-нибудь человек-невидимка. Волей-неволей пришлось отступить в сторону.
Леонид Петрович последовал в музей, а за ним хлынули посетители — ребята и учителя.
Он остановился перед казачебродскими находками, тяжело вздохнул, пожевал губами, словно собираясь сказать что-то очень важное, но ничего не сказал и прошёл к стенду с джиховскими сосудами. Здесь он покрутил пальцами и промолвил, ни к кому не обращаясь: «Когда прибудет ваш учёный, позовите меня», — блеснул очками и ушёл к себе в кабинет.
Раз торжественного открытия не получилось, то пришлось показывать музейное хозяйство и без торжественного открытия. И хотя все находки давно были осмотрены и обсуждены десятки раз, и не только археологами, но и обыкновенными ребятами, все стали смотреть на них с новым интересом. И ещё бы! Раньше находки были свалены в кучу и больше походили на склад старых костей, черепков и камней, теперь же это были музейные экспонаты с этикетками, и лежали они не в куче, а на столе и под стеклом. А к чему больше уважения испытывает человек — просто к камню или же к камню, который уже превратился в экспонат с этикеткой? Конечно, к экспонату с этикеткой.
Находок было, правда, не так чтоб очень много. Скажем прямо, их было гораздо меньше, чем, например, в Сочинском музее. Но зато как они здорово были размещены!
Зоя Николаевна и девочки постарались и выложили из члеников ископаемой лилии причудливые звёзды, а из мелких орудий каменного века — микролитов — всякие прямоугольники, квадраты и круги. Очень красивы кристаллики кальцита. Из этих кристалликов они соорудили силуэт Спасской башни с часами и даже стрелкой. Сталактиты были установлены так, что получилось целое стадо диковинных зверей с чабаном посредине. Если бы директор Сочинского музея пожаловал сюда, то он ахнул бы и побежал к себе перестраивать экспозицию во всех залах.
Под самым потолком висели изображения доисторических животных — диплодоков, ихтиозавров, бронтозавров и динозавров. Все они были нарисованы ребятами. Там же был портрет первобытного человека. Лоб у него покатый, над глазами нависли брови, ноги короткие, а руки длинные-предлинные. И в руках он держит огромную дубину.
Джиховским находкам оказали особый почёт. Они лежали под стеклом в самом настоящем стенде-витрине. Своим существованием этот стенд был обязан Арсену. Арсен целую неделю надоедал преподавателю по труду, пока тот не дал задание кружку «Умелые руки» соорудить стенд. Когда же выяснилось, что в школе нет ни оконного стекла, ни алмаза, чтобы резать стекло, Арсен пошёл к стекольщикам, которые работали в совхозной теплице, и те застеклили крышку ящика. Молодец, Арсен!
Скоро пришёл Пал Палыч. Он долго рассматривал музей. Особенно понравился ему силуэт Спасской башни. Он сказал, что ему в жизни не приходилось видеть, чтобы из музейных экспонатов строили такие замечательные сооружения. Когда же Зоя Николаевна начала было оправдываться, говоря, что теперь она и сама видит — экспонаты вовсе не материал для украшений, — и это девочки сбили её с толку, и завтра она велит разобрать башню, Пал Палыч заявил, что детский музей — это детский музей, а взрослый музей — это взрослый музей и очень хорошо, что ребята сделали всё по-своему.
Но вот настало время открыть заседание. Миша предложил было пойти в соседний пустой класс, но Пал Палыч запротестовал: если у научного общества есть своё собственное помещение, то нелепо проводить заседание в чужом классе. В музей были принесены стулья, табуретки и стол для президиума.
Когда всё было готово, Миша, на правах председателя, предоставил слово Пал Палычу. Но Пал Палыч не стал говорить торжественной речи. Он поставил на стол джиховский сосуд и положил рядом глиняные палочки.
— Ну как? Что вы думаете об этом красавце? — спросил он.
Ребята молчали. Красавец не сообщил им ничего нового.
Тогда Пал Палыч поднёс одну из палочек к ушку сосуда. Развилка как бы приросла к ушку.
— Смотрите, как хорошо развилка отвечает ушку. Ну, так для чего предназначались эти палочки?
— Чтобы поддерживать сосуд? Да?
— Ну да, над костром. Острым концом палочки втыкали в землю, а сосуд ставили ушками на развилки.
— Правильно. Ну, а носик-желобок зачем? И угловая форма сосуда? Что варили в нём?
— Борщ варили, — сказал Миша для смеха.
Все засмеялись. Не смеялся лишь Архимед. Такой уж он был умный и знающий, что не смеялся, когда кто-нибудь из ребят говорил для смеха нелепицу. Он заметил презрительным топом:
— Эх, ты! А ещё археолог. Борщ — это украинское блюдо. А украинцы поселились здесь совсем недавно.
— Ну не борщ, так щи! — сказал Миша.
— А щи — это русское блюдо. Русские здесь тоже недавно.
Пал Палыч не дал разлиться дальше этой полемике.
— А почему сосуды для варки пищи всегда бывают круглыми?
— Их легче делать?
— Правильно — помогает гончарный круг. Но главное, их легче мыть, так как пища не застревает по углам. Наш же с вами сосуд — четырёхугольный. Выходит, в нём пищу не варили. Один из углов оттянут желобком. Скорее всего, желобок предназначался для сливания жидкости. Но зачем было сливать жидкость?
— Может, джихи в нём чай кипятили? Надо же чай разливать по стаканам.
Но и это объяснение никуда не годилось. В то времена ни чай, ни стаканы не были известны, и пищу ели из общего котла. Нет, не для варки пищи предназначался этот сосуд. Но для чего?
Ребята выдвинули множество теорий относительно назначения сосуда — смелых, оригинальных и далёких от истины. Когда же стало ясно, что ничего нового к сказанному они добавить уже не в состоянии, Пал Палыч вытащил из своей планшетки книгу:
— Это работа австрийского учёного Карла Вейла, — сказал он, раскрывая книгу и поднимая её высоко над головой. — Посмотрите на этот рисунок. Что он вам говорит?
Ребята посмотрели на рисунок. На нём два дикаря. Рядом костёр. Над костром сосуд. Похож на джиховский, только больше, и стенки вроде не такие толстые, да и углов не четыре, а всего только три. Три рогульки поддерживают сосуд над костром.
