KnigaRead.com/

Анна Бодрова - Аринкино утро

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Анна Бодрова, "Аринкино утро" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

— Не я — он нас опозорил, кошачий сын! — вскинулся дед. — По харе при всём народе дозволил себя лупцевать! Тьфу!..

— Вот темнота! Как есть темнота! Дык ведь роль такая у Фимки. Иль ты совсем в этом деле не кумекаешь? Шпектакль ведь это, соображать надо! Маманя, нет, ты послухай только, што наш батя отчебучил на шпектакле-то. — И дядя Ваня подробно и красочно описал поведение деда Гаврилы на спектакле. Бабка Лукерья близко приняла к сердцу всё сказанное сыном. Трагически всплеснула руками, наигранно плаксивым голосом затянула:

— Эх ты, старый дуралей, сидел бы уж лучше дома, коль не смыслишь ничао. И прям опозорил Фимушку: теперича засмеют его робята, вдребезги засмеют. Ох ты, анчутка этакая!..

Дед Гаврила не выдержал двустороннего нападения, рьяно грохнул кулаком по столу:

— Буде, хватит! Раскаркалось, вороньё! Опозорил, опозорил. Ещё вопрос, кто кого опозорил! — не сдавался он. Но где-то в глубине души чувствовал, что и впрямь, кажись, маху дал. Чёрт его за язык дёрнул, сидел бы тихо, как все люди добрые, а теперь вот будут языками чесать. И получается по всем статьям, что не Фимка его, а он Фимку в конфуз ввёл.

Спектаклей с того вечера ждали, как праздников. С далёких деревень приходили люди. Им хотелось послушать свежие слова, слова, которые ворохнули бы их душу и заставили биться сердце, а возможно, и призадуматься над собой, над своей жизнью, над всем, что окружает.

Ну и времена наступили. Ретивые комсомольцы поставили деревню с ног на голову. Всё завертелось, закружилось. Матери охали, мужики ворчали:

— Неколи прясть, неколи ткать, только им по шпектаклям бегать да радиу слухать. Совсем от дела отбились паршивки.

Но говорили это просто так, для порядка, а сами, как только наступал вечер, трусцой семенили в избу-читальню. Да шли не как-нибудь, не в той одёвке, в какой на печи сидели, а принаряжались. Потому как в избе надобно теперь шубу сымать. Комсомольцы так отдраили избу-читальню, что войдёшь — и не знаешь, куда ногу поставить, на какую половицу. У порога — половичок, на окнах — ситцевые занавесочки. Стол покрыт скатертью. Сидеть за ним — одно удовольствие, чувствуешь себя не то в гостях, не то просватанным. А журналов-то! Не только за вечер, так и за неделю их все не прочтёшь.

В сенях, когда-то тёмных, теперь горит фонарь «летучая мышь», всё видно, и веничек для очистки сапог от снега, и дверь не надо шарить на ощупь, а в самой избе тепло, чисто, уютно. У двери вдоль стены гвоздики набиты, чтоб одёвку вешать, а не бросать куда попало. Не успеешь голову поднять, как плакат тебя по глазам хлещет: «Просьба не курить и не плевать». И просить не надо, кто ж на чистый пол будет плевать? А вот с куревом — это уж совсем никуда не годится. Неужто за каждым разом, как захотелось покурить, надо бежать из избы? Это в мороз-то? Этак каждый взад-вперёд — считай, что целый вечер дверь нараспашку будет, никакого тепла не наберёшься. Но досужий дядя Филипп и тут свою смекалку проявил: соорудил из старых противней колпак, к нему изогнутую трубу припаял, а трубу в дымоход голландки вывел. Сидит человек под колпаком, как под зонтом, покуривает, возле печки тепло, одно удовольствие, дымок зелёной струйкой вылетает в трубу. Накурился один, тут же другой его место занимает. Стул под колпаком никогда не пустует и считается самым любимым местом.

Кто-то из дома притащил громадный, в обхват, чугун: засыпали его песком, туда окурки и пепел сбрасывают.

Комсомольцы радовались, что их дела не оставались незамеченными. Их дела подхватывали и усовершенствовали.

ПОТАСОВКА. ТОТ, КТО ИДЁТ ВПЕРЕДИ. АРИНКА ПОКАЗЫВАЕТ ХАРАКТЕР

Наконец-то наступили зимние каникулы.

В один из дней Аринка с Нисой катались с горки. В конце огорода была естественная гора, Симон выливал на неё несколько вёдер воды, и горка на диво была хороша. Летишь с неё, аж дух захватывает! Кататься с горки весело, но вот влезать на неё скучно и тяжело. И чтобы как-то скоротать время, Ниса придумывала всякие загадки.

— Знаешь, Аринка, в деревне волки церковь изъели, — таинственно поверяет она.

— Врёшь, не могут волки церковь есть, — авторитетно заявляет Аринка.

Ниса довольна, она смеётся, тихонько подвизгивая.

— Вот дура-а-а, — нараспев говорит она, — Волки — это так деревня называется. А церковь там из ели, поняла? — поясняет Ниса. У неё каждый день новые загадки и фокусы. И немудрено — её мать держит постоялый двор. Целый день в их доме толкутся чужие люди: там и шутки, и загадки, и острые словечки. Чего только Ниса не наслушается. А потом преподносит Аринке так, что та всегда в дурах остаётся. Вот и на этот раз Аринка чувствует себя одураченной. Насупленная, она тяжело взбирается в гору, таща за собою вдруг сразу отяжелевшие сани. Ниса, укутанная в большой платок, продёрнутый у неё под мышками и завязанный сзади большим узлом, похожа на тряпичный куль. На лице в маленькую щель выглядывают жёлтые глазки: хитрющие, лукавые. Переведя дыхание, досыта нахохотавшись, она опять наступает:

— Аринка, скажи «зелёный бор». Ну скажи.

— Отстань! — отмахивается от неё Аринка. Надоела ей эта глупая игра.

Но Ниса не отстаёт, толчётся под ногами, мешая идти, и всё твердит:

— Ну скажи «зелёный бор», ну скажи, вот те Христос, ничего не будет.

Аринка останавливается, подозрительно всматривается в её шельмовские глаза, пытаясь угадать: какая ещё каверза готовится там у неё? Но вместе с тем страшно хочется узнать, что же кроется в этих словах. Соблазн так велик, что Аринка не выдерживает и говорит:

— Ну «зелёный бор». Что дальше?

Ниса даже взвизгивает от радости.

— Твой батька — вор! — в рифму вскрикивает она и, закрыв лицо варежкой, плутовато поглядывает на Аринку одним глазом.

Аринке будто в лицо кипятком плеснули. Ей стало вдруг жарко. Она молча двинулась на Нису. Та испугалась её зловещего вида и стала пятиться.

— Ты что? Ты чего? Это же игра такая, просто складно говорится, ну что ты? — испуганно бормочет Ниса.

Сжав губы, Аринка коршуном налетает на неё, свалила с ног. Обнявшись, они кубарем покатились с горки, а вслед за ними летели санки. Внизу Аринка ловко подмяла Нису под себя, села на неё верхом и, вцепившись руками в платок, остервенело тыкала её лицом в снег.

— Вот тебе вор, вот тебе вор, — приговаривала она.

Ниса визжала, как поросёнок, брыкалась, но Аринка снова и снова тыкала её в снег. Наконец Нисе удалось вырваться, не оглядываясь, по-собачьи на четвереньках она удирала. Платок её сбился, мокрые волосы свисали на глаза. Забравшись на горку и почувствовав себя в безопасности, отряхнулась, поправила платок и, глядя на Аринку, крикнула:

— Подожди, всё мамке скажу, вот ужо...

Аринка, равнодушная ко всему, сидела в снегу. Ей не хотелось ни вставать, ни гнаться за Нисой, ни переругиваться с нею.

Ниса с горки не уходила. Она вытерла подолом платья мокрое от снега лицо и, приплясывая на месте, ехидно подпевала:

— Зелёный бор — твой батька вор, во-ор. Что, заело? Да? Значит, и правда вор. Он шерсть ворует, вот! Зелёный бор — твой батька вор!

Аринка тотчас же вскочила, словно пырнули её шилом, бросилась на горку, бормоча про себя как заклинание:

— Ну подожди, я покажу тебе — вор! Я покажу!

Ниса, не медля ни минуты, дала стрекача. Пересекла огород, мягким кулём перевалилась через изгородь соседского сада. Аринка, по пояс утопая в снегу, мчалась за нею. У яблони, схватив оглоблю, которой осенью подпирали сучья, взвалив её на плечо, она догоняла Нису. Та оглянулась. В её ошалело вытаращенных глазах было столько страха, что даже на своём огороде, когда она в сущности была в безопасности и Аринка прекратила погоню, она не сбавляла ходу и прыгала по снегу, как кузнечик, высоко вскидывая колени.

Постояв немного и погрозив вслед Нисе оглоблей, Аринка вернулась на горку. Но кататься расхотелось. Стало вдруг холодно и неуютно. По узкой тропке она побрела к дому. У бани остановилась: оттуда доносился голос её отца. Симон любил петь во время работы. Она прислушалась к песне, потом толкнула низкую дверь. В нос ударил тяжёлый запах прелой, вонючей шерсти. В переднем углу, окутанный паром, стоял отец, по пояс голый. Сгорбившись, припадая к деревянному зубчатому брусу, он с силой тёр мокрый валенок, насаженный на круглую деревянную колодку.

Тёр долго, старательно, как прачка трёт бельё о стиральную доску. По его жёлтой, как свеча, спине, стекали струйки пота. Отец был очень худой. Рёбра, как обручи на бочке, опоясывали спину. Острые лопатки, двигаясь, так сильно выпирали, что Аринке казалось, они вот-вот прорвут кожу. Она тяжело вздохнула. Симон обернулся, весело окликнул её:

— А, лягушонок, замёрз, прискакал оттаивать, ну, ну. — Придирчиво ощупав валенок со всех сторон, он швырнул его на полок, как нестерпимо надоевшую вещь. Потом подошёл к котлу, отодвинул деревянную крышку; вонючий густой пар поднялся над чёрной, как дёготь, водой. Помешивая палкой, Симон морщился, отворачивая лицо в сторону. Сердито захлопнув крышку, отошёл к скамье, устало опустился.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*